— Какого задания? Я же говорю…

Тут титановая клюшка свистнула во второй раз, и боль разорвала правое ухо Селима. Он вздрогнул как от удара током, едва не опрокинул стул, замычал, напрягся… Но потом взял себя в руки.

— У меня нет никакого задания. Я должен был получить задание от господина Акмаля, но наша встреча не состоялась по тем причинам, о которых я вам уже рассказал.

— Задание, которое дали тебе русские. В чём его смысл? В чём смысл той истории, которую ты нам сейчас рассказал?

— Но не было же никакого задания…

Теперь удар пришёлся по кончикам пальцев рук. Селим глубоко вздохнул, досчитал до десяти… Клюшка ударила его по коленной чашечке, Селим вскрикнул и потерял сознание.

Его привели в чувство и для начала заставили полностью повторить рассказ. Он повторил, а потом торопливо, пока снова не начали бить, попросил встречи с Акмалем.

— Скажи, в чём твоё задание? — был ответ.

— Не было ника…

Через какое-то время, придя в себя после очередного болевого шока, Селим сообразил, в чём тут дело. Ему всё стало понятно, и очередной удар он встретил даже с подобием усмешки. Конечно же, это была проверка. Если Акмаль хотел привлечь его к очень серьёзным делам, он должен был сначала удостовериться в абсолютной надёжности Селима. И вот он поручил трём «шестёркам», которые и понятия не имеют о настоящей работе, о подлинно больших делах, провести проверку. Это до известной степени обидно, Селим всё же не вчера родился, но раз Акмаль желает гарантий…

Раз Акмаль желал подтверждения верности, то Селим готов был терпеть. Тем более что изувеченное тело, теряя чувствительность, все меньше реагировало на удары клюшкой и разряды электрического тока, на колющие и режущие предметы, на вопросы и угрожающие крики… Проверка продолжалась. Она продолжалась даже тогда, когда Селим вообще перестал что-либо чувствовать. Она продолжалась даже тогда, когда Селима уже не стало.

Она прекратилась, когда дверь комнаты открылась, и на пороге возник молодой мужчина лет тридцати, смуглый, хорошо одетый, в последнее время чуть располневший — по крайней мере, так показалось Бондареву, когда он наткнулся на Акмаля в миланском аэропорту.

Акмаль поморщился при виде обмякшего тела на стуле. Запах крови и достаточное количество самой крови на полу удержали его на пороге.

— Как свинья, — кратко сказал Акмаль по поводу трупа своего бывшего коллеги.

— Он так ничего и… — проговорил один из парней, изрядно вспотевший во время процедуры проверки.

— Я всё слышал, — несколько разочарованно сказал Акмаль. — Это хорошо, что он не работал на наших врагов. Но я всё равно не смог бы ему доверять. Зато информация проверена, — он усмехнулся и подмигнул мертвецу. — Проверена по полной программе.

Акмаль развернулся и торопливо зашагал по коридору. Теперь ему нужно было срочно сделать несколько телефонных звонков.

Пять часов спустя, когда эти звонки были сделаны, согласие получено, примерная смета посчитана, каналы финансовых траншей определены, планы санкционированы, прочие вопросы урегулированы…

Тогда Акмаль подумал о Чёрном Малике. Если конкретно, то Акмаль подумал о том, что есть время вкладывать деньги и есть время получать дивиденды со вкладов.

Теперь эту нехитрую, но приятную мысль надо было довести до сведения Чёрного Малика. Акмаль снял трубку аппарата спутниковой связи.

— Видишь здесь кого-нибудь знакомого? — с деланым равнодушием спросил Харкевич.

— Да, — сказал Алексей. — Я знал этого парня. Когда он был жив.

— А за что же ты его сделал неживым? Денежки не поделили?

— Я его не убивал. Я его просто ударил, чтобы он не выделывался.

— Но он мёртв. Я не прокурор, я не обвиняю тебя, я просто говорю тебе о факте — этот парень, твой приятель, он мёртв. Ты зашёл в мастерскую — он был жив. Ты вышел — и он стал мёртвым. Свидетели имеются. Вывод: ты его убил.

Алексей исподлобья посмотрел на Харкевича. Тот был вежлив, доброжелателен и напрашивался на то, чтобы ему свернули шею. Оказалось, что все гораздо сложнее, чем Алексей думал поначалу. Только бы не налепить ошибок, как с Мишей. А то исправлять замучаешься.

Он снова просмотрел фотографии, но уже более внимательно. И усмехнулся.

— Там есть что-то смешное? — удивился Харкевич. — А я как-то не заметил…

— Смешно уже то, что вы стараетесь подцепить меня на крючок. Я и так готов с вами работать, безо всякого шантажа. А потом… — Алексей ткнул пальцем в снимок. — Он лежал немножко по-другому. И подушка на диване лежала немного по-другому. Вы будете смеяться, но кто-то зашёл в мастерскую после меня, взял подушку и придушил Мишу. А потом сделал снимки.

Алексей вопросительно посмотрел на Мамонта. Тот выдержал этот взгляд и молча стоял с непроницаемой физиономией, пока Харкевич не произнёс с одобрением:

— Мозги работают.

Мамонт немедленно расслабился и шумно загыкал, также выражая своё одобрение Алексею.

— А тебе, Мамонт, замечание, — оборвал его веселье Харкевич. — Неаккуратно. Грубо.

— И все для того, чтобы иметь на меня компромат? — продолжал недоумевать Алексей.

— Ты пока не генеральный прокурор, чтобы на тебя компромат собирать. Это так, по ходу дела. Мамонт должен был выяснить, что ты вообще из себя представляешь.

— Ну и как?

— А так, — усмехнулся Харкевич. — Морозова была права. Ты никто. Мыльный пузырь. За тобой никого нет. Ты все наврал.

— Я принёс сорок две тысячи, — сказал Алексей.

— Да-да. Конечно. Мне даже интересно, что бы ты стал делать, если бы тебя отоварили на эти деньги. Куда бы ты потащил «калаши» — или что ты там хотел купить?

— Давайте проверим, — предложил Алексей. — Дайте мне товар, и посмотрим тогда…

— Нет-нет, — замахал руками Харкевич. — Никаких экспериментов. Всё, что нужно, мы про тебя теперь знаем. Благодаря Мамонту, который иногда бывает неаккуратен, но в целом всегда добивается нужного результата.

— И в чём результат?

— Мы знаем, где ты взял эти деньги. Мы знаем, как ты их взял.

— И что вам с того знания?

— Для начала мы могли бы тебя пришить за твоё враньё. Мы могли бы пришить тебя за покойного Данилу, который погиб только потому, что одному мальчику очень захотелось пролезть наверх и заняться серьёзным делом.

— Мальчик — это я? — уточнил Алексей, игнорируя напоминание о Даниле, поскольку это был лишь трёп. Если бы они действительно хотели мстить за Данилу, так давно бы уже порезали Алексея на ленточки. Но Данила был для них балластом, от которого пора было избавляться — раньше или позже.

— Именно.

— То есть мои сорок две тысячи вам не нужны.

— Э-э… И тут мы переходим к другому вопросу.

— Ну-ка.

— Если ты действительно хочешь участвовать в серьёзном бизнесе, то ты не должен больше врать. Врать нам.

Алексей пожал плечами.

— Что это значит? — спросил Харкевич.

— Я попробую.

— У нас тут не кинопробы, Лёша. Если ты проколешься, если ты начнёшь какую-то свою игру…

— Я не за этим сюда пришёл, — сказал Алексей, и в этот миг он истово верил в искренность своих слов. Все связанное с историей своего приезда в Москву он изолировал в памяти словно стеной из свинца, чтобы Харкевич, будь он хоть трижды телепатом, не докопался до настоящего.

— …свою игру, то ты очень пожалеешь. Это, — Харкевич ткнул пальцем в фотографии, — только часть крючка, на который тебя подвесят в случае чего. Чтобы в случае чего натравить ещё и ментов на тебя. Но обычно мы справляемся собственными силами. Вот тут недавно… — Он посмотрел на Мамонта, и тот понимающе закивал. — …Выискались слишком ушлые ребята из наших. Пришлось в цемент закатать. Только одного, к сожалению. Остальные просто не дожили до финальной процедуры.

Он посмотрел на Алексея, надеясь, что произвёл впечатление своими словами. Однако слова на Алексея давно уже не производили сильного воздействия. Он мог бы притвориться, но сейчас он не хотел притворяться. Он хотел выглядеть естественно.