— Все, возвращаемся. Каждый своим рейсом, в субботу с утра — разбор полётов.

— Что говорит Москва? — спросил Воробей, стрелок, который за три секунды дважды попал в верхнюю часть корпуса крепыша в светлом костюме. — Есть подтверждение?

— Нет, — тем же самым голосом сказал Бондарев. — Совпадения ДНК нет. Это был не наш клиент. Это был двойник.

— То есть две недели псу под хвост, — буркнул Воробей. — Ну что за невезуха такая, так все хорошо складывалось, и вот…

— Первый раз, что ли? — сквозь зубы бросил ему Лапшин, второй стрелок. — Мальчик, что ли?

— В субботу с утра, — повторил Бондарев. — Все сначала.

Когда самолёт Бондарева разгонялся по взлётной полосе аэропорта Малпенца, на опустевшей вилле сидел растерянный и опустошённый хозяин. Постепенно к нему возвращалась способность логически мыслить и оценивать ситуацию — и это было настоящей катастрофой.

Потому что он вспоминал, как много успел рассказать тем людям, что так бесцеремонно вытащили его из постели, вспоминал хаотическую траекторию падения тела перед «Тратторией да Марко», вспоминал звук разбивающегося стекла и запах крови, разлитый в жарком, летнем воздухе.

Мутный поток воспоминаний совершил полный круг и вернулся к началу — как же много он всё-таки успел рассказать… Фамилии, планы, места встреч, тайные знаки, банковские счета, механизмы перевода денег, технологии тайных контактов, адреса, дела прошлые и настоящие… Правая рука как-то странно ныла, он засучил рукав и увидел следы от инъекций. Значит, он рассказал абсолютно все. В видеокамеру, как положено.

Стало быть, суетиться теперь было бессмысленно. Жаль. В Италии ему нравилось. Климат, вино и вообще…

Он выкурил сигарету, плеснул себе с полбокала «Курвуазье», медленно выпил, затем прошёл в спальню, вытащил из тайника «беретту», сел на шёлковые простыни, решительно сунул в рот ствол и нажал на спуск.

Алексей вернулся из армии десятого июня. Мать стояла у магазина в очереди за дешёвым привозным молоком, увидела, как сын выпрыгивает из автобуса, бросила бидон и кинулась к Алексею, забыв обо всём на свете. Она вцепилась в его парадку обеими руками, прижалась щекой к груди и зарыдала, беззвучно и истово. Алексей растерянно улыбался, гладил её по седеющей голове и повторял:

— Ну ладно, ладно… Теперь-то уж чего… Теперь-то всё будет нормально…

Возвращение отмечали два дня кряду. Мать напекла пирогов, повытаскивала из погреба разносолов, Алексей потратил примерно треть привезённых из армии денег на вино, колбасу и прочую снедь, так что всё получилось вполне прилично. Соседей и родственников побывало человек тридцать, не меньше, а одноклассник Виталик, по причине судимости и черепно-мозговой травмы в армию не загремевший, вообще дневал и ночевал в доме друга, не забывая при этом и о собственном желудке.

Алена, младшая сестра Алексея, улыбчивая семнадцатилетняя толстушка, носилась по дому, накрывая и убирая со стола, светясь при этом гордостью за брата, у которого и боевая медаль, и благодарность командования, и фотки с каким-то генералом на фоне БТРов. Она в очередной раз перемывала посуду на кухне, когда туда вошёл Алексей, — сбежал из-за стола от назойливых попыток поднабравшегося соседа вести разговоры о политике.

— На стол чего добавить? — забеспокоилась было Алена, но Алексей успокоил сестру, сказав, что гостям хватит до утра. Ему было немного странно видеть сестру так быстро повзрослевшей, изменившейся внешне, расцветшей во взрослую, самостоятельную девушку. Ещё совсем недавно, два года назад, всё было не так. Алексей хотел сказать что-то остроумное на этот счёт, но тут Алена стала ставить тарелки на верхнюю полку, Алексей подошёл, чтобы помочь — и увидел.

— Это что такое? — спросил он быстро.

— Ничего, — так же быстро ответила Алена, поправляя рукав кофты.

— Это что такое? — повторил Алексей, не замечая появившихся в голосе стальных ноток.

— Ничего серьёзного. Порезалась.

— Да? — Он взял её за другую руку, задрал рукав и увидел то же самое.

— Ничего серьёзного, — сквозь зубы ответила Алена. — Все, проехали. Отпусти. Отпусти, Виталик смотрит.

Виталик действительно смотрел, криво ухмыляясь, правда, непонятно было, куда именно направлен его взгляд — то ли на Алену, то ли на бутылку портвейна рядом с ней. Алексей развернулся и вышел из кухни, не забыв попутно вытолкать оттуда и Виталика. Другу было самое место на свежем воздухе, куда его Алексей и определил, но по дороге Виталик сказал нечто странное:

— Ты его только не убивай…

Алексей нахмурился, прислонил Виталика к забору и переспросил.

— Ты его только не убивай, — охотно повторил Виталик. — У него же батя сам понимаешь кто, тут абсолютно без мазы связываться…

— А теперь ещё раз, — попросил Алексей. — И с самого начала.

Если с самого начала, то всё это выглядело примерно так. У Алены была подруга в училище. У подруги были знакомые. Знакомые позвали Аленину подругу на шашлыки. Подруга позвала Алену.

С шашлыками всё вышло замечательно, Алене очень понравилось. Через две недели её снова пригласили. И опять шашлыки оказались выше всяких похвал. Вернулись в тот раз рано, поэтому знакомые предложили ещё немножко посидеть на квартире. Алена сказала, что пойдёт домой, но подруга стала ныть: «Чего я пойду одна как дура, пойдём вместе, посидим пять минут и свалим». Более жутких пяти минут в жизни Алены ещё не было.

В квартире оказалось ещё двое каких-то парней, они переговорили с теми, что возили Алену с подругой на шашлык, а потом сообщили девчонкам, что им нужно срочно потрахаться, так что давайте не будем терять время. Подруга Алены отчаянно завопила, что «я вам, бля, не бля…», но её успокоили хорошей оплеухой и пригрозили выкинуть в окно, если ещё раз пикнет. Алена молчала, мелко дрожа от страха и пытаясь придумать какие-то слова, которые заставят этих четверых уродов остановиться. Подруга опередила её, внезапно взвизгнув «Я вас всех сифилисом перезаражу!» и получив немедленный удар кулака в зубы. Стало понятно, что никакие слова, никакие мольбы и угрозы здесь ничего не изменят. Алена автоматически кивала головой на приказ раздеваться, теребила верхнюю пуговицу дрожащими пальцами… И вдруг вспомнила, что это всего лишь второй этаж.

Они сами подсказали ей выход, когда грозились выбросить подругу в окно, а Алена представила, как это будет выглядеть.

— Раздевайся, не тяни резину, — угрожающе сказал ей смазливый черноволосый парень с золотой цепочкой на шее. — Не строй тут из себя…

И тогда она прыгнула. Алена разбила стекло в первой раме, потом во второй, протиснулась в остроконечный, невыносимо режущий краями проем и выбросила своё тело вниз, на асфальт.

Минуту или больше она неподвижно сидела, поджав сломанную ногу и ещё не чувствуя боли, которая всё же пришла потом и затопила Алену до самого горла. Руки были в крови от порезов стеклом, нога лежала неподвижным куском плоти — и тогда на улицу выбежал тот черноволосый парень. У него было страшное лицо. На нём были написаны ненависть, злость и непостижимая обида за неудовлетворённое желание. Он схватил Алену за волосы и потащил назад, в сторону подъезда, когда же выбился из сил, то остановился и что было сил пнул девушку в живот, один раз, другой…

Милицию вызвали соседи, которым уже давно надоела громкая музыка и вопли за стеной.

Через две недели Алена вышла из больницы. К этому времени она уже знала, что отец того черноволосого ублюдка — большая шишка в РОВД Промышленного района. И что следствие практически прекращено. И что какие-то женщины ходили вокруг их дома, наведывались в училище и рассказывали всем, что Алена — натуральная шлюха, а значит, сама напросилась.