Джо нравилось проводить время с Бретт. За два месяца их знакомства дружба окрепла. По крайней мере раз в неделю они встречались, чтобы поужинать вместе и поболтать. Они честно рассказывали о своих делах, встречах, опасностях и разочарованиях, которые скрывали от всех остальных.

Вначале Джо преследовал далекие от платонических отношений цели. Бретт нежно объяснила, что у нее другие планы, но она ценит его дружбу. Джо неохотно принял ее решение. То, что она ничего не объяснила, можно было понимать по-разному. Джо напоминал ей Дэвида, и она убеждала себя, что нечестно окручивать Джо только потому, что он ей кого-то напоминает.

— Хорошо, что ты заметил это, у меня к тебе есть предложение, — сказала Бретт.

— О, нет! Нелли, закрой дверь этого сарая, надвигается гроза. — Джо ретировался с притворным испугом.

К удивлению Бретт, Джо с радостью принял предложение Габриеля Жаррэ.

— Сначала все, что касалось моделей, для меня казалось странным. Но потом я понял, что это не противозаконно и не аморально и что я могу зарабатывать деньги за действительно короткое время. Мне нравится то, что я делаю в этой темной, грязной конуре, и если я смогу оплачивать свою работу, гримасничая перед объективом, пусть будет так, — сказал Джо. — Не волнуйся. Я согласен.

— Я и не волновалась, — уважительно сказала Бретт.

Она провела с Джо проверку первых страниц его альбома. В течение следующих нескольких недель он побывал на своих первых кутежах. Габриель его тепло приветствовал и прислал Бретт цветы и билеты на балет.

Джо был удивлен той тяжелой работой, которая свалилась на него. Агентство назначало по десять встреч в день с фотографами, редакторами журналов, дизайнерами и другими, и на каждой встрече он должен быть таким же радостным и остроумным. Джо относился к этому философски. Он подсчитал, что вот уже шесть лет занимался скульптурой, и никто до сих пор не обратил внимания на него; ему было нужно потратить немного времени, и вопрос рисования на морозе зимой закроется сам собой. Он был согласен делать грязную работу в надежде, что все окупится.

Джо и Бретт отметили его первый большой контракт в декабре, сразу после того, как появились его снимки в «Вуаля!» «Ом дю Монд» пригласил его для выпуска первого номера. Он проведет первые две недели января на Сейшельских островах, пышном тропическом рае в Индийском океане.

Как только «Вуаля!» попал к читателям, Бретт вышла на орбиту. Заказчики звонили и приглашали ее, освобождая от репетиций (переговоров агентов и менеджеров, от которых зависит подписание контракта и жалованье), в любое удобное для нее время.

Признанием успехов Бретт была присланная из дома поздравительная открытка от Малколма. Она знала, что он посылает пять тысяч таких открыток, а вся операция проводится компьютером. Открыв розовый с красным конверт, она нашла написанную от руки записку: «Видел твой материал в „Вуаля!“ Следующий твой приезд в Нью-Йорк будет за моими заказчиками. Успехов в работе, малышка! Спасибо». Во всем этом безумии Бретт не приходило на ум, что ее работу заметят законодатели мод Нью-Йорка.

Бретт собиралась поехать в Штаты на праздники, но в последнюю минуту отказалась от этого. Как бы сильно она ни желала увидеть Лилиан, она знала, что все время будет занято посещением друзей и присутствием на празднествах. А у нее очень много дел в Париже и необходимо подготовиться к бешеной атаке в январе.

Бретт и Джо решили провести Рождество вместе. Они пригласили несколько друзей, таких же искателей приключений, на обед в квартире Бретт. Джо, увидевший беспомощность Бретт на кухне, приготовил все сам. Лесной букет из веток ели и венков, украшавших двери и камин, смешивался с пикантным ароматом лавро-вишневых свечей, сладким запахом горящих вишневых поленьев в камине, ароматом подогретого вина, исходящего из грузинского серебряного кубка — все было готово для приема гостей. Они пировали с хорошей едой и хорошими пожеланиями и закончили вечер пением, копируя своих любимых исполнителей.

Когда гости разошлись, Бретт с бокалом в руке устроилась в глубоком розовом кресле у камина и подумала: «Какая я счастливая, что у меня есть друзья в Париже. Жаль, что не увижу Лизи, тетю Лилиан и пропустила Рождество в Кокс Коуве, но праздник удался».

К Бретт пришло очень много поздравлений, в том числе из дома, от деда, но не от Барбары. «Как долго она может обижаться, что я встречаюсь с дедом?» — поражалась Бретт. Прошло два с половиной года после той сцены в аэропорту. Бретт старалась прогнать печаль и обиду на пренебрежение матери. Она подложила под себя ноги и уставилась на гипнотизирующее пламя, теребя пальцами камею своей бабушки. Бретт смущало, что мать отказалась говорить об отце. Она сделала глоток коньяка и вспомнила, какими теплыми и оживленными были рассказы Лоренса о его отце в ту ночь на улице Фош.

Она уважала и любила Лоренса. Его поцелуй не обидел ее, но взволновало его дальнейшее поведение.

Сильный ветер распахнул двери на балконе, и она вышла запереть их. Она раздвинула кружевные шторы и восхитилась, увидев снежинки первого снегопада за эту зиму. В Париже не часто шел снег. Карьера Бретт развивалась необычайно бурно, даже лучше, чем она ожидала. Сколько она знала фотографов, которые пробивались многие годы, чтобы кто-нибудь заметил их работы, а некоторые так ничего и не добились. Она опустила шторы.

В постели, уютно устроившись под ватным одеялом, Бретт снова вспомнила поцелуй Лоренса и решила, что работать с ним менее проблематично, чем быть его возлюбленной.

Как и ожидала Бретт, январь оказался бешеным. Она провела сравнительно блаженных три дня, снимая семь страниц для «Вуаля!». Хотя издатель все еще решал вопрос «быть или не быть» выпуску, обновленный журнал получал все новые рецензии, возрастал и читательский и рекламный интерес. Лоренс разъезжал по Европе, создавая рекламу новому выпуску журнала.

Она отсняла свою первую розничную рекламу для «Гелериз Лафайет» и получила престижное приглашение в «Элле». Умберто де Сантис, постоянный фотограф этого журнала, был арестован в день Новогоднего праздника за хранение кокаина. Бретт попала в список лучших фотографов «Элле» и ее отправили на съемки экзотических нарядов в старинный город Маракеш. Жара была гнетущая, и они могли снимать только в утренние и вечерние часы. Но пейзаж и декорации были бесподобными. Она использовала все преимущества этого местечка, снимая на фоне Атласских гор и пьянящих садов дворца султана XIV века. Во время своего путешествия она услышала, что «Элле» собирается штурмовать ворота «Конде Наст» и печататься в США.

Вернувшись домой в начале февраля, Бретт не терпелось встретиться с Джо. Они не виделись месяц, и у обоих было что рассказать друг другу. Они назначили день встречи, но в последнюю минуту Джо сообщил, что из-за работы не сможет с ней встретиться.

С одной стороны, Бретт была очень рада за Джо, но с другой, она расстроилась из-за того, что ее планы нарушились. Не успев решить, чем занять этот вечер, она услышала телефон. Матильда, секретарь Лоренса Чапина, звонила, чтобы пригласить ее на импровизированную вечеринку по поводу успехов «Вуаля!».

Она проехала через весь город под проливным дождем, и когда вошла в редакцию, торжество уже набрало силу. Комната для совещаний была вся заставлена разнообразными бутылками, в воздухе висел густой табачный дым. Ее приветствовали громкими возгласами и аплодисментами. Она не была архитектором, но одним из основных строителей дамбы. Обычно контролирующий свои действия, очень корректный и сдержанный редактор по моде отказался сейчас от своих принципов и приветствовал изумленную Бретт поцелуем.

Бретт легко слилась с компанией своих коллег. Прежде она не представляла, что успех «Вуаля!» так много значил для нее. Вдруг в комнате напротив она заметила Лоренса, стоявшего прислонившись к дверному косяку и, запрокинув голову, смеющегося от всего сердца. Она сразу вспомнила момент, когда он выглядел таким же счастливым, но тогда она была намного ближе к нему.