— Что слышно насчет доктора? — спросил Джек Нилсон.

— Все то же Он по-прежнему без сознания, — ответил Роберт.

Джек отказался сесть. Он неловко стоял в плаще посреди гостиной Роберта, сложив руки на груди. Роберт, огибая чемоданы и картонки, медленно ходил по комнате. Из одной картонки торчал цветок Дженни — «тещин язычок». Было субботнее утро, двадцать пять минут одиннадцатого. Каждые пять минут Роберт смотрел на часы. Он собирался снова позвонить в больницу в одиннадцать.

— Может, все-таки выпьешь кофе? — спросил Роберт. Он не помнил случая, чтобы Джек отказывался от кофе.

Джек покачал головой.

— Нет, Боб, я зашел сказать вот что… Знаешь, мы с Бетти несколько разошлись во мнениях. Она немного напугана. Поэтому, мне кажется, тебе не стоит проводить у нас этот уик-энд. Помнишь я тебя приглашал.

— Спасибо, Джек. Я и не собирался. Я ведь тебе говорил, — Роберт медленно шагал по комнате, глядя в пол.

— По-моему, ее больше всего испугали эти слухи о подглядывании. Я-то все понимаю, ты же мне все объяснил. И уверен, она бы тоже поняла, поговори она с тобой. Но ты знаешь женщин… а тут эта стрельба.

Разговор начал возмущать Роберта.

— Я все понимаю, мне и в голову не пришло бы пользоваться чьим-то гостеприимством. Простить себе не могу, что согласился поехать к доктору. Он меня уговорил: он врач, а я был ранен.

Роберт швырнул окурок в камин. На чисто выметенных плитах дымящийся окурок выглядел безобразным и мозолил глаза

— Доктор может умереть, и это моя вина, — сказал Роберт.

Джек промолчал, как будто выдерживал вежливую паузу при упоминании о ком-то, кто уже умер.

Роберт посмотрел на него.

— Ну что ж, я пойду, Боб.

После его ухода Роберт сообразил, что Джек не поинтересовался, где и как он проведет наступающую ночь, не предложил спрятать его втайне от Бетти в подвале или на чердаке. «Рано или поздно Джек во всем согласится с женой», — подумал Роберт. Может быть, даже сегодня после обеда или вечером. Липпенхольц говорил вчера, что зубной врач Уинкупа должен приехать сегодня днем. Роберт подошел к телефону и набрал номер Риттерсвильской больницы.

— Состояние доктора Нотта остается без перемен, — сказала сестра.

— Спасибо.

А чего он собственно ждал? Ведь он ушел из больницы всего два часа назад.

Роберт вылил остывший кофе в раковину. Взял со стола письмо, которое начал писать родителям Дженни. Вчера поздно вечером, вернувшись домой, он вынул письмо из машинки, сложил и оставил на письменном столе. Сейчас он скомкал его и бросил в бумажный мешок для мусора. Родители Дженни жили в Скрентоне на Франклин авеню 4751. Он узнал их адрес из газет. Роберт принял душ и побрился.

В Скрентон Роберт приехал около часа дня. По дороге он все время спорил сам с собой, позвонить Тиролфам по телефону или явиться без предупреждения. К концу пути он так ничего и не смог решить. Но все-таки остановился у аптеки и зашел в телефонную будку. Он позвонил в риттерсвильский полицейский участок. Инспектора Липпенхольца не было на месте, но дежурный полицейский смог ответить на вопросы Роберта.

— Доктор Макквин только что был у нас с рентгеновским снимком. У него только один снимок — нижней челюсти. Он сказал, что ему не приходилось лечить верхние зубы Уинкупа, поэтому он ничего сказать не может. Нет, опознать тело ему не удалось.

— Понятно… понятно… — Роберт поблагодарил дежурного и повесил трубку.

Оглушенный, он обвел ничего не видящим взглядом тесно заставленное помещение аптеки.

— Вам нехорошо, сэр? — спросила его светловолосая девушка в белом халате.

— Нет, все в порядке, — покачал головой Роберт.

Он вышел и направился к своей машине. Спросил у полицейского регулировщика, где находится Франклин авеню, ему объяснили, но пришлось узнать еще и на заправочной станции, прежде чем он нашел нужную улицу. Она оказалась в богатом районе, застроенном двухэтажными домами. Перед каждым зеленела лужайка, вдоль мостовой не было тротуара, но по краям ее росли высокие деревья. Дом №4751 был из красного кирпича с белой дверью и белыми подоконниками. Траурного венка на двери не было. Дженни никогда не рассказывала Роберту про дом родителей, но при виде его Роберта кольнуло в сердце, словно он знал этот дом давно, словно приходил сюда с Дженни. Он остановил машину, вышел и зашагал по прямой, выложенной плитами дорожке. До него донесся детский смех, он на секунду заколебался, но потом подошел к двери. Постучал черным металлическим дверным молотком.

Дверь открыла улыбающаяся женщина, к ногам ее жался ребенок.

— Да?

— Миссис… Это дом Тиролфов?

Улыбка сбежала с лица женщины.

— Ах, нет, они живут рядом, — сказала она, показав рукой. — Дом №4753.

— О, простите, благодарю вас.

Роберт повернулся под ее испытующим взглядом и пошел по дорожке обратнл. Видно, в газетах была опечатка.

Соседний дом был тоже кирпичный, только из более светлого кирпича более массивный и приземистый, чем тот, куда он только что заходил. На это раз в душе Роберта ничего не шевельнулось Но он ощутил слабость и даже подумал, что у него не хватает сил пройти через то, что наметил. Однако взял себя в руки.

Дверь открыл мужчина с отвислыми щеками, на висках у него пробивалась седина.

— Доброе утро. То есть добрый день. — поспешно поправился Роберт. — Меня… меня зовут Роберт Форестер, — Роберт увидел смятение в глазах мужчины.

— Да, но…

— Я приехал поговорить с вами. Мне хотелось с вами увидеться, потому что я…

— Кто там, Уолтер? — послышался женский голос.

Не отводя глаз от лица Роберта, мужчина немного посторонился, пропуская вперед жену.

— Это… это Роберт Форестер.

От удивления у женщины открылся рот. Лицо ее напоминало лицо Дженни, оно тоже было овальное, продолговатое, и губы такие же тонкие. Белокурые пряди волос перемежались с седыми, волосы были гладко зачесаны назад и уложены узлом на затылке.

— Добрый день, миссис Тиролф, — сказал Роберт. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я приехал, не предупредив. Мне хотелось увидеться с вами.

— Ну… — произнесла женщина смущенная и взволнованная не меньше Роберта. У нее были усталые печальные глаза, но враждебности в ее взгляде он не заметил. — Дженни… Дженни, конечно, много о вас рассказывала — глаза ее наполнились слезами.

— Иди, дорогая, — сказал ей муж — Я сам поговорю с ним.

— Нет, нет, — женщина овладела собой и посмотрела на Роберта — Я думала… знаете, вы совсем не такой, как мы себе представляли.

Роберт не двигался, каждый мускул его напрягся.

— Я хотел лично, лично выразить вам свое соболезнование…

Женщина тяжело вздохнула.

— Может, зайдете? — предложила она явно делая над собой усилие.

— Нет, нет, это ни к чему, благодарю вас — Роберт взглянул на отца Дженни, который все еще хмурился. Глаза у него были того же цвета что и у дочери. — Я понимаю, я не могу сказать ничего, что могло бы…

— Зайдите, — сказала мать Дженни.

Роберт прошел вслед за ней в аккуратно прибранную гостиную, ковер и обивка мебели пестрели цветочными узорами. Сердце у него дрогнуло, когда он увидел на каминной полке портрет, ему показалось сначала, что это портрет Дженни, но на портрете был изображен молодой человек. Наверно, это ее брат, тот, что учился в колледже.

— Присядьте, пожалуйста.

Роберт поблагодарил, но остался стоять. Мистер Тиролф остановился возле дверей в гостиную. Мать Дженни села на узкий диван.

— Мы до сих пор не можем в это поверить. Никак не можем, — сказала она, быстро проведя рукой по глазам. Но уже не плакала. Подняв голову, она посмотрела на Роберта.

— А вам она что-нибудь говорила? Что-нибудь такое, что могло бы подсказать, почему… почему она это сделала?

Роберт покачал головой.

— Нет, ничего такого. Мы виделись с ней в понедельник вечером. В прошлый понедельник. Она сказала что не хочет больше со мной встречаться. Почему — она не объяснила. Ну и я… я естественно, подумал, что она так решила из-за того, что считает меня виновным в гибели Грега. Хотя я не виноват. Но что мне оставалось думать? Мне даже в голову не могло прийти, что она собирается покончить с собой, что у нее всерьез может возникнуть такая мысль, — он взглянул на отца Дженни, который внимательно слушал его, наморщив лоб. — Правда…