— Может быть, мне лучше уйти? — спросил он шепотом.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты уходил.

Она принялась за еду решительно, но без аппетита. Звучала музыка из балета «Лебединое озеро». Ситуация казалась Роберту совершенно нелепой мелодраматичной, но Дженни принимала все так близко к сердцу, что Роберт не улыбался. Он достал из нагрудного кармана носовой платок и протянул ей.

— Ну-ну, не надо расстраиваться, — сказал он мягко. — Сейчас я уйду. И ты никогда меня не увидишь, — он потянулся к ней и, желая успокоить, пожал ей руку, но Дженни схватила его за кисть.

— Это так жестоко, так несправедливо. Это Сузи подстроила. Я знаю, это она. Черт бы ее побрал.

— Но никакой трагедии не случилось, — Роберт попытался высвободить руку, но освободить удалось только со второй попытки. Вскипел кофе. Роберт встал и выключил кофейник. Дженни низко опустила голову над тарелкой. Он коснулся ее плеча.

— Я пошел, — сказал он и вдруг увидел, что в дверях стоит Грег.

Грег выключил проигрыватель

— Мистер… мистер…

— Форестер, — подсказал Роберт.

— Я не привык врываться незваным, но в данном случае… учтите, я, между прочим, помолвлен с Дженни.

— Да, я знаю, — ответил Роберт.

Дженни внезапно повернулась к Грегу и сказала.

— Грег, пожалуйста, без сцен!

— Ладно, сцен не будет, — Грег задыхался от гнева — Но я считаю, что ты обязана объяснить мне.

— Объяснить что?

— Ну… Это из-за него ты не хочешь больше со мной встречаться? Раздумала выходить за меня?

— Грег, ты только все осложняешь! — сказала Дженни. — Здесь как никак мой дом, и ты не имеешь права…

— Я имею право получить объяснение!

— Грег, у меня по отношению к Дженни нет никаких намерений, — вмешался Роберт.

— Нет? — переспросил Грег.

— И я уверен, что у нее тоже нет никаких видов на меня, — продолжал Роберт. — Я не знаю, что вам наговорили.

У Грега кадык заходил ходуном.

— Дженни, ты давно его знаешь?

Дженни посмотрела Грегу прямо в глаза и заявила.

— Я не обязана тебе отвечать

— Сузи мне кое-что порассказала — продолжал Грег.

— Я тут ни при чем. Я Сузи ничего не говорила. Не знаю, откуда она что взяла, но мне кажется, ей лучше заниматься своими делами, — Дженни по-прежнему сидела у стола. Рукой она схватилась за спинку стула.

— Вот как я сейчас, например, — ответил Грег. — По-моему, если я помолвлен с девушкой, нечего ей назначать свидания другому, даже если она в него втюрилась — воображает, что втюрилась. Должна, по крайней мере, меня предупредить.

— Кто тебе это сказал? Да я ей ничего не говорила!

— Ну уж Сузи-то знает!

Роберт провел рукой по лбу.

— Грег, Сузи вам сказала неправду, и я даю вам слово, что больше никогда не буду видеться с Дженни, раз это вызывает у вас такую реакцию.

— Еще бы не вызывало!

Роберт достал из шкафа пальто.

— Откуда вы вообще-то взялись, мистер Форестер? Кто вы?

— Я живу в Лэнгли, — ответил Роберт.

— Далеко же вы заехали!

— Грег, мне не нравится, как ты разговариваешь, — вмешалась Дженни. — Ты оскорбляешь моего гостя.

— Я имею право знать, почему девушка, с которой я помолвлен, неделю за неделей не желает со мной встречаться. Да еще собирается разорвать помолвку, — ответил Грег.

— Я тут ни при чем, — сухо объяснил Роберт, надевая галоши. — До свидания, Дженни, спасибо. До свидания, — поклонился он Грегу.

Дженни встала.

— Не сердись на меня за то, что Грег так груб. Мне ужасно неловко, Роберт.

— Да ничего, все в порядке, — улыбнулся Роберт и вышел.

У себя за спиной, за дверью, он услышал, как Грег спросил:

— Ну хорошо. Кто же он все-таки?

«Еще одна оплошность», — подумал Роберт, уезжая. Ничего, может, оно и к лучшему. Теперь Грег приструнит Дженни, и она не сможет ни видеться с ним, ни звонить ему. Роберт ругал себя за то, что вообще согласился с ней встретиться. Когда она предложила покататься на лыжах, надо было твердо сказать: «Нет, спасибо». Лицо у Грега молодое, но черты грубые: крупный, тяжелый нос, густые брови, большие костистые кулаки. Роберт уже видел на нем этот серый клетчатый костюм, в котором Грег был сегодня, а тут заметил жирное пятно на правом лацкане, и рубашка у Грега пузырилась складками между жилетом и брюками Наверно, в нем много ирландской крови.

Роберт не пробыл дома и четверти часа как зазвонил телефон.

— Алло, Роберт. Это Дженни. Грег уехал. О, господи, Роберт, не сердись на меня за сегодняшнее.

— Не нужно извиняться. Жаль только, что был испорчен твой прекрасный обед.

— Ну обед-то легко устроить еще раз. Послушай, Роберт, я хочу с тобой поговорить. Сейчас еще рано. Всего половина восьмого. Можно я к тебе приеду? Я только что объяснилась с Грегом. Теперь он знает, что я не собираюсь за него замуж, и больше не имеет права вмешиваться: я делаю, что хочу, и встречаюсь, с кем хочу. По-моему, он наконец понял, что это серьезно.

«И, наверняка Грег решит проверить, дома ли она сегодня вечером, — подумал Роберт. — А может, будет караулить у ее дома и поедет за ней если она куда-нибудь отправится».

— Дженни, у тебя голос все еще расстроенный, может быть, лучше побыть дома?

Она застонала

— Ну, пожалуйста разреши мне с тобой повидаться! Можно я приеду? — голос прозвучал решительно.

«Что ж, — подумал Роберт, — есть только одна возможность покончить со всем этим, и придется ею воспользоваться». Он сказал Дженни, что ждет ее, и объяснил, где в Лэнгли находятся Камелотские меблированные квартиры. Она обещала тут же выехать.

Через пять минут телефон зазвонил снова, и у Роберта мелькнула надежда, что Дженни передумала.

Однако на этот раз звонила Никки.

Она только что вернулась с вечеринки, где пили коктейли, и сообщила что она слегка навеселе, у нее Ральф и ей хочется поздравить Роберта со счастливой третьей годовщиной их свадьбы. Она правда, знает, что эта годовщина была несколько недель назад но лучше поздно, чем никогда.

— Спасибо, — отозвался Роберт. — Спасибо, Никки.

— А помнишь нашу вторую годовщину? — спросила она

Еще бы не помнить!

— Я предпочитаю вспомнить первую.

— Сен-ти-мен-таль-но! Хочешь поговорить с Ральфом? Ральф!

Роберту хотелось повесить трубку. Но не будет ли это слишком вызывающе? Слишком трусливо? Продолжая держать трубку возле уха, он смотрел в потолок и ждал. Откуда-то издалека доносились слабые голоса, что-то булькало, словно там, в Манхэттене кипел котел. Потом раздался щелчок и загудел зуммер. Вероятно, Никки повесила трубку, а может, это сделал за нее кто-то другой.

Роберт налил себе шотландского виски с водой. Да он помнит их вторую годовщину. Они пригласили к себе человек десять друзей, и Роберт пришел домой с охапкой красных роз и пионов, чтобы украсить квартиру, а Никки купил изящный золотой браслет. И никто не пришел. Гостей ждали к восьми на коктейли с закусками, но когда в четверть десятого так никто и не появился, Роберт сказал:

— Ну и ну! Как ты думаешь, может, мы пригласили гостей на какой-нибудь другой день?

И тут Никки уперла руки в бока и объявила.

— Напрасно ждешь, миленький, никто и не придет. Сегодня наш вечер, для нас двоих. Так что садись за этот красивый стол напротив меня и послушай-ка, что я тебе скажу.

А ведь она даже не пила до его прихода, только при нем приложилась пару раз к виски. Роберт всегда мог сказать, сколько она выпила. И задумывая этот вечер дней десять назад она тоже не была пьяна — или, по крайней мере, все те дни была почти трезвая. Приглашать гостей должна была она. Усадив его за стол, она не умолкая говорила не меньше часа, а когда Роберт пытался вставить слою, просто повышала голос. Она перечислила все его промахи, вплоть до мельчайших — скажем, он оставляет бритву на раковине, а не убирает в аптечку, вспомнила, что несколько недель назад он забыл забрать из чистки ее платье; не обошла вниманием и родинку у него на щеке, пресловутое родимое пятно диаметром не больше одной восьмой дюйма (он даже измерил его однажды в ванной маленькой рулеткой), сначала она считала это пятно интересным, говорила, что родинка придает его лицу незаурядность, потом стала находить ее безобразной потом заподозрила, что родинка злокачественная, и теперь допытывалась, почему, собственно, он ее не удаляет? Роберт вспомнил, что во время ее монолога он во второй раз налил себе коктейль, сделав его покрепче: в подобных обстоятельствах ему ничего не оставалось, кроме как проявить терпение, а спиртное действовало на него успокаивающе. В тот вечер его терпение привело Никки в бешенство, позже, когда он раздевался в спальне перед сном, она накинулась на него с кулаками и при этом кричала: