- Хотелось бы только пожелать тебе напоследок… - Зимин споткнулся. - Хотел пожелать тебе иной дорожки. Ты уж не обижайся, Мариночка, но не туда ты плывешь. Совсем не туда.

- А ты? - она продолжала смотреть на него, не мигая. - Ты сам-то уверен, что плывешь в нужную сторону?

- Ага, - Зимин простецки кивнул. - Не на все сто, но все-таки… По крайней мере, кое-что доброе в активе есть.

- А у меня, значит, в активе пусто?

- Это уж тебе судить. - Стас сделал движение, намереваясь подняться, но она ухватила его за руку.

- Подожди!

- Ну?…

Какое-то время Мариночка молчала, и совершенно неожиданно Стас разглядел, как на красивые ее глазища вновь наворачиваются крупные слезы. Они рождались буквально из ничего, превращая ее глаза в два маленьких озерца. Порывисто поднеся его руку к своему лицу, она провела пальцами Зимина по своим повлажневшим глазам.

- Не уходи, - шепнула она. - Пожалуйста…

- Ты хочешь, чтобы я остался?

Девушка кивнула.

- Знаешь, как я устала! Все одна и одна. Кругом либо уроды в смокингах, либо блатная шушера…

Кажется, наступал момент истины, а может, даже нечто большее. Говорят, после наркоты похмельный катарсис проклевывается даже сильнее, чем после водки. Зимин вновь опустился на тахту, погладил девушку по плечу. Какой бы ни была ее нынешняя слабость, но проистекала она из источника несомненно доброго. У всех у нас есть такие под внешней скорлупкой…

Они ничего больше не говорили, просто смотрели друг другу в глаза и молчали. А потом Стас медленно наклонился к ней и поцеловал в щеку. Всхлипнув, Мариночка цепко обхватила его шею руками, с силой прижала к себе. С запоздалым раскаянием Зимин подумал, что все получилось гораздо проще. Он даже не чаял, что все случится так быстро. И снова в его поступках не было настоящей любви. Да, Мариночка нравилась ему, но все-таки главным компонентом была жалость - обыкновенная человеческая жалость.

- Возьми меня! - горячо шепнула Мариночка. - Прямо сейчас…

Конечно, это был порыв, своего рода вопль тонущего в промозглой пучине, однако ни отбрыкиваться, ни возражать Стас не стал. Слишком хорошо помнил, что и в прежние времена женщины нередко принимали за любовь тривиальную физическую близость. Сказать по правде, с тех пор мало что изменилось. Пожалуй, нынешняя эпоха пошла даже проще и злее, а поэтический романтизм окончательно канул в лету. Во всяком случае, доказывать свои чувства поцелуями или постелью стало проще, нежели простым человеческим словом.

Ладонью стиснув упругую, напоминающую резиновый мячик грудку, Стас послушно подался навстречу, воронкой рта поймал жадные губы Мариночки. С отстраненным усталостью подумал, что никогда ему не стать истинным повелителем женщин. Это могли трепать о нем досужие языки завистников, - на деле же Зимин оставался безропотным рабом женщин. Рабом, покорно исполняющим малейшие их прихоти…

- Да ты чего, в натуре! Они же до сих пор живехонькие разъезжают по улицам! Сам вчера одного видел. Жирный такой, маленький - Шебукиным, кажется, зовут. Уже и на тачке новой раскатывает.

- Ты что, следишь за ними?

- А на хрена следить, - они даже не прячутся! В наглую гуляют, где хотят. Другие хоть за кордон смываются, а этим все по барабану!

В трубке послышался протяжный вздох.

- Послушай, Семен, ты ведь уже не мальчик. Откуда этот гарлемский жаргон?

- Какой еще жаргон, - нормальная славянская феня. Это ты в своих кремлевских хоромах отвык уже от нормального языка. Может, потому и не понимаешь, о чем я толкую.

- Я все прекрасно понимаю, но ты напрасно нервничаешь. Я поручил это дело людям надежным и опытным. Все, что нужно, они сделают без лишнего шума.

- Когда это тебя стал пугать лишний шум?

- Лишний шум, Сема, меня всегда пугал. Кстати, он и тебе не нужен. Фирму-то отцовскую только-только на тебя прописали.

- Причем тут фирма? Она есть-пить не просит, так что с этим проблем нет. А что касается шума… - Семен криво улыбнулся. - Лично я бы не отказался от пары-тройки хорошеньких фейерверков.

- Не наигрался еще в ковбоев?

- Это вы там в Кремле играете, а мы тут реально живем.

- Господи, Сема, ну что ты лезешь в бутылку! Злишься, сквернословишь… Поверь мне, лишняя спешка в подобных делах никого еще до добра не доводила. Предоставь все профессионалам и успокойся.

- Ты мне предлагаешь успокоиться?

- Именно! Мы ведь не учим хирургов, как зашивать раны, - так и тут. Люди, к которым я обратился, вполне компетентны и дело свое знают. Не нужно их подталкивать и торопить. Это только помешает нашему делу.

Как обычно, дядя говорил крайне обтекаемо, стараясь не называть вещи своими именами. Сказывалась многолетняя чиновничья закалка. Семен в отличие от него не собирался ни осторожничать, ни выбирать выражений помягче.

- Какая еще, на хрен, компетентность! Ты вон - по секретному каналу боишься слово лишнее ляпнуть, а еще рассуждаешь о профессионализме. У тебя брата родного мочканули, а ты сидишь там и лысину чешешь!

- Мой брат, - голос чиновника немедленно изменился, наполнившись стальным звоном, - уж прости меня, Сема, пострадал по собственной глупости. Еще тебя при этом мог за собой утянуть. Тоже, между прочим, не стал слушать меня в свое время. Если хочешь знать, эхо того дела и до нас докатилось.

- Ну да, а ты уже и в штаны наложил!

- Семен, по-моему, ты переходишь границы дозволенного.

- Да мне насрать на твои границы! Я только хочу, чтобы эти уроды получили свое сполна.

- Они получат, не сомневайся.

- Может, и получат, да только не от тебя! Я устал ждать, понимаешь?

- Чего это ты устал?

- Да, устал! Ты всю жизнь ждешь, а я не могу! Потому что мы с тобой из разного теста. И потому с сегодняшнего дня я сам займусь этим делом. Тем более, что эти уроды вот-вот собираются сорваться с места.

- Семен, послушай меня!…

- Хватит, без того наслушался! Сколько времени потеряли! Так что не волнуйся, - сделаю все не хуже твоих профессионалов. Заодно и тебе покажу, как нужно улаживать проблемы. Уже завтра этих орлов похоронят в сточной канаве! А я, так и быть, пришлю тебе их уши.

- Послушай, Семен, это не телефонный разговор…

- Ну, конечно! Как что-нибудь серьезное, так у тебя сразу очко играет. - Семен зло рассмеялся. - Только ты там в своей столице давно уже позабыл, что в России живут по иным законам. И не по законам даже, а по понятиям. Хороший враг - мертвый враг, и если родной братец палец о палец не хочет ударить, чтобы отмстить, то найдутся сыновья, которые сумеют разгрести это дерьмо…

Судя по всему, дядя нажал клавишу отбоя. В трубке послышались частые гудки, и Семен, выругавшись, с силой швырнул сотовый об стену. Хрупкий пластмасс легко треснул, в стороны брызнула электронная требуха. Сжимая и разжимая костлявый кулак, Семен крутанулся в кресле-вертушке, нервным движением пристукнул по селектору.

- Сомина ко мне, быстро!

Развернувшись к аквариуму - одной из немногих кабинетных деталей, оставшихся в наследство от отца, он вперился ненавидящим взором в застывшего меж водорослей макропода. На днях макропод сожрал собственных мальков, а до этого убил меченосца. Кровожадность рыбешки нравилась Семену, и он продолжал скармливать золотистому убийце одну рыбку за другой. Даже кликуху ему придумал - Саддам. Чуть ниже Саддама, над самым дном суетливо сновал черного цвета сомик. Семен думал, что Садам сожрет и его, однако время шло, а сомик по-прежнему юлил своим неугомонным хвостом, подчищая дно аквариума. Наверное, он и ведать не ведал, что тоже имеет собственное имя - короткое, из трех букв: Семен прозвал его Бушем. По примеру иных хозяев, все чаще начинающих называть своих домашних зверей именами королей, известных бизнесменов и президентов.

Своему дяде, высокопоставленному московскому чиновнику, владельцу нескольких крупных компаний, депутату Госдумы и влиятельному политику, Семен звонил редко. Так уж получалось, что после смерти отца отношения между ними резко ухудшились. Двадцать два года - не тот возраст, когда умеют прощать, и Семен по сию пору никак не мог успокоиться. То есть, по большому счету, на погибшего отца ему было наплевать. Не столь уж дружно они и жили, а вот ссорились с завидной регулярностью. Папаша вечно пенял ему за разбитые машины, скупился давать на карманные расходы, бывало, что и в дни рождений отделывался какой-нибудь дешевкой вроде сотового аппарата или карманного ноутбука. Теперь же в распоряжении сына были все счета покойного, его дача, гаражи и парочка роскошных квартир в центре города. Конечно, чепуха в сравнении с недвижимостью столичного дядюшки, но Москва на то и Москва, чтобы ворочать астрономическими капиталами. Здесь, на Урале, все обстояло значительно скромнее. Даже покататься с теми же ночными телками было в сущности негде. Только возьми настоящий разгон - и вот ты уже на окраине. Все равно как курсировать на канадском скоростном катере (подарке того же дядюшки) в какой-нибудь луже вроде Балтыма или Шарташа. Даже на озере Увильды, где было куда как просторно, расстояние от берега до берега могучий катер покрывал в считанные минуты. Того и гляди - вылетишь на берег или потопишь какого-нибудь прибрежного купальщика.