«В розовом шелке утренних зорь…» В розовом шелке утренних зорь Нежные звезды снежинок медлительны. Ветер, молчи и, уже немучительный, Песням рассвета торжественно вторь. Пой о прозрачности неба безлунного, О неподвижности меркнущих звезд, Света воспой восхитительный рост В безднах эфира вечного, юного. Вторь голосам снегирей красногрудых, Шелесту веток под снегом летящим. Утрами нежными чаще и чаще Верю в летящее издали чудо… Снег перестал, и последние тучи Небо открыли, такое безбрежное, Нужностью мудрою, Божьею, нежною, Память которой не мучит. 7 ноября 1922 «Такие крупные звезды в небе…» Такие крупные звезды в небе, Такие прозрачные капель струи! Мне кажется, жду я весну вторую, Лишь слышу их звонкий хрустальный лепет. И в ветках кружатся стаями птицы. Грачи прилетели? Нет, это вороны… И снова кажусь молодой и влюбленной Оттого, что былое теперь не снится. О, как сохранить мне мудрость покоя, Такую прозрачность ноябрьского свода, Чтоб дальняя мне не приснилась свобода, Чтоб счастьем чужим не считать прожитое? 8 ноября 1922 «Не хочу, чтобы меня утешали…» Не хочу, чтобы меня утешали: Я не брошенная, не вдова. И обиженною называть Не посмеете, как вначале. Я — разумнейшая из невест — Сохранила свободу птичью, Но подкравшемуся безразличью Отягчить мой судил крест. Только времени проходить, Только памяти засыпать, Звездных братьев моих толпа Вся вместилась в моей груди. Этот ужас пустыни пусть Обожженная жмет ладонь — Этой боли моей не тронь, Как мою священную грусть. 8 ноября 1922 «Когда ты пишешь, склонясь прилежно…» Когда ты пишешь, склонясь прилежно, И отблеск лампы на тонких пальцах, Я думаю: «О, если бы в пяльцах Узор мне вышить, простой и нежный… Простой и строгий, как жизнь поэта, Такой же точный, как мысль скитальцев, Скитальцев мудрых…» Точеных пальцев Не смеешь вынуть из круга света… Когда ты клонишь лицо над белой, Еще нетронутой бумагой, Зажгусь торжественной отвагой Оруженосца, мой рыцарь смелый. Тебе пошлю я мысль привета. (Умрут в душе глухие стоны.) Держи мой мир в руке точеной, В кругу негреющего света… 1922 «Мне жаль, пришел конец зимы…» Мне жаль, пришел конец зимы С ее медлительными вечерами… Лёт белых эльфов в яркой черной раме Под желтый свет из лиловатой тьмы. …………………………………………… Читайте объявление: внаймы Сдается дача в Павловске, у парка. Картина мне представилась так ярко, Что вот жалею о конце зимы. Но только в Павловск — ни за что на свете! Так полны прошлого мосты, дорожки эти Встают из памяти запорошенной тьмы. Поэтому пребудем же немы, Следя ликующего света нарастанье, Целуя нежные снежинки на прощанье, Расцветшие у бледных уст Зимы. «Люблю, оторвавши глаза от книги…» Люблю, оторвавши глаза от книги, Увидеть, что за окнами уже поголубело, И тень абажура изящнейший выгиб Чертит на скатерти ярко-белой. Мне так хорошо, так удивительно спокойно, И верится в будущее, как ребенку. Вот увидите — стану живой и стройной, Снова буду искрящейся и тонкой. Вспоминаю, что только что пробило восемь, Надо подбросить в огонь полено. И так радостно видеть, что в комнате просинь Очаровательного земного плена. 10 марта 1923 «Я жду тебя, как солнечного мая…» Я жду тебя, как солнечного мая, Я вижу о тебе мучительные сны, Не замечаю медленной весны, К губам цветы разлуки прижимая. И все-таки могу еще уйти, Как раненая упорхнуть голубка, А ты не выплеснешь недопитого кубка, Не остановишься в стремительном пути. «Источник благодати не иссяк», — Сказал монах, перелистнувши требник… Служитель церкви для меня — волшебник, А ты — почти разоблаченный маг. И боль, что далеко не изжита, Я претворю в безумье. Сила Растет… Я дух не угасила, Но я изверилась и вот почти пуста. 27 марта 1923 «В мое окно влетел весенний ветер…» В мое окно влетел весенний ветер, Душистый ветер, влажный и морской. А странно мне, что есть еще на свете Благоуханный своевольный ветер, Не потревоженный ни болью, ни тоской. В земле ростки Моей тоски И горечь-боль. Откройте двери. Я в силах верить, Что нет неволь. 16 апреля 1923 |
