— Я не подозревал, что дон Мануэль столь точно понял тогда мою мысль, — смутился Алонсо. Выдерживать взгляд Росарио было как-то неуютно. Ему вспомнилось, что нечто подобное он испытывал на цыганской стоянке в обществе странного кузнеца с кольцом в ухе.
— Тот разговор произвел на него сильное впечатление, — продолжала хозяйка замка. — Но позже, после одного весьма необычного происшествия, Мануэль старался больше об этом не думать. Даже не знаю, почему решился рассказать мне обо всем этом. Видимо, что-то не дает ему успокоиться и полностью выкинуть эти мысли из головы.
Алонсо непонимающе глядел на Росарио.
— Сначала расскажите мне поподробнее про сны и реальность, — попросила она.
И тут Алонсо словно прорвало. Испытывая неимоверное облегчение оттого, что может быть искренним с этой женщиной из своих снов, а также оттого, что ее проницательный взгляд сменился на сосредоточенность внимательной слушательницы, он говорил и говорил.
— Позвольте мне подытожить, — произнесла хозяйка замка, когда Алонсо замолчал, — и скажите, правильно ли я вас поняла и не упустила ли чего-то важного. Сходство между сновидением и явью состоит в том, что и во сне и наяву не существует ничего постоянного. Все переменчиво, все уходит, сменяясь чем-то другим, подобно морским волнам. Кроме того, наши воспоминания о событиях, которые мы переживали в прошлом, со временем тускнеют и теряют выразительность и правдоподобие. Точно таким же качеством обладают и наши воспоминания о сновидениях.
Росарио отпила глоток вина и продолжала:
— Большинство людей судят о сновидениях по этим стертым, неясным отпечаткам в памяти и поэтому считают сны синонимом чего-то ненастоящего, туманного, чему не следует придавать значения. Между тем в то время, когда сновидение еще только длится, все, что нам снится, представляется неопровержимо подлинным и реальным. Мы видим, слышим, обоняем, осязаем, переживаем, радуемся, горюем. Лучшим доказательством того, что до наступления пробуждения сон обладает всеми качествами реальности, является факт, что в подавляющем большинстве случаев люди в сновидении даже не догадываются о том, что это сновидение.
— Вы очень отчетливо и последовательно все изложили, — сказал Алонсо с некоторым удивлением.
— За это качество следует благодарить «Латинянку», сеньору Беатрис Галиндо, которая мне его привила! — улыбнулась Росарио.
— Итак, вы замечательно перечислили то, что роднит сон и явь, — менторским тоном произнес Алонсо, входя в роль профессора факультета снов. — А в чем же состоит различие между ними?
— Различие состоит в скорости, с которой происходят события. — Казалось, Росарио не заметила предложенной игры, хотя, возможно, она сознательно уклонилась от участия в ней.
Алонсо тут же устыдился своего нарочито игривого тона.
— Если явь и является разновидностью сна, — продолжала Росарио, — то протекает она во много раз медленнее, чем обычные сновидения, отчего перечисленные выше пункты сходства имеют обыкновение ускользать от нашего внимания, — опять последовал проницательный взгляд. Может быть, Росарио просто не знает о такой особенности своих глаз? — Алонсо, скажите, все эти рассуждения являются плодом ваших собственных размышлений или же вы где-то что-то подобное читали? Признаться, я сама читаю все, что только удается раздобыть, но не могу даже вообразить, чтобы кто-то из числа христианских мыслителей, даже самых отпетых еретиков, мог так рассуждать.
— Я немало размышляю на эти темы, — осторожно ответил Алонсо. — Но первоначально прочитал о таком понимании природы сна и яви в одной древней рукописи. Она была написана далеко отсюда, в Азии, в те времена, когда не было ни христианства, ни ислама.
Он замолчал, мучительно пытаясь разрешить для себя вопрос, можно ли посвящать Росарио в тайну манускрипта. Вне всякого сомнения, она в состоянии понять и не отвергнуть того, что в нем написано. Но иметь общую тайну с матерью друга, который в нее не посвящен?.. Такое поведение Алонсо считал не слишком лояльным по отношению к Мануэлю.
— Что ж, — заметив его колебания, решительно заключила Росарио. — Благодарю вас, Алонсо. Если вы когда-нибудь решитесь рассказать мне больше, чем сегодня, я с огромным интересом выслушаю вас. Я вообще надеюсь, что мы не в последний раз говорим на эту тему. Но сейчас я хотела бы, чтобы вы попытались объяснить мне природу того странного случая, после которого Мануэль стал всячески избегать мыслей на тему о сходстве яви и сна.
— Я постараюсь, хотя не уверен, что смогу. — У Алонсо не было никакой догадки о том, что именно он обещал сейчас сделать, но не мог же он отказать в просьбе доброй хозяйке своего верного кота.
— Во время осады Гранады произошло сражение, которое позже стали называть Боем королевы, — сказала Росарио. — Оно началось с поединка двух рыцарей. Сарацин был сильнее и выбил христианского воина по имени Гарсиласо де Ла Вега из седла. При падении Ла Вега выронил меч, и тот оказался на земле слишком далеко от него.
Алонсо слушал, недоумевая, зачем она ему все это говорит.
— Мусульманский воин, который тоже упал на землю, прижал Ла Вегу к земле. Было ясно, что сейчас он заколет рыцаря кинжалом. Как вы думаете, чем все это закончилось?
Алонсо пожал плечами, не зная, что и думать.
— Может быть, рыцарь успел вынуть какой-нибудь стилет? — предположил он. — Или с неба ударила молния и сожгла мусульманина? Донья Росарио, по правде говоря, из того, что вы до сих пор рассказали, следует, что мусульманин должен был победить в этой схватке.
— Если вы спросите кого-нибудь из тех, кто находился в долине Гранады и наблюдал за поединком, хоть того же Пепе Круса, то он скажет вам, что при падении Гарсиласо де Ла Вега не выпустил из руки меча. И поэтому, уже лежа на земле, он сумел извернуться и первым нанести удар противнику. Именно так он и победил. Как вы это объясните?
Алонсо замялся. Как-то неудобно было в отсутствие Мануэля подвергать критике точность его воспоминаний.
— Вероятно, дон Мануэль наблюдал поединок с такой точки, с которой ему показалось, что Ла Вега выронил меч, хотя на самом деле этого не произошло, — предположил он.
Чтобы как-то справиться со смущением, Алонсо взял с тарелки крупное красное яблоко с белым пятном на румяном боку и разрезал его острым ножиком с перламутровой ручкой.
— Мануэль клянется, — чуть понизив голос, произнесла Росарио, — что все было именно так, как он рассказывает. И что все остальные этого просто не помнят. А коль скоро он клянется, как я могу ему не верить?
Выражение лица Алонсо красноречивее любых слов говорило, что он ничего не понимает.
Росарио выдержала паузу и, внимательно глядя на собеседника, воскликнула:
— Слушайте же, что там произошло! И не вздумайте отрицать собственной ответственности за случившееся!
Недоумение Алонсо уже превзошло все границы. Какую он мог нести ответственность за исход поединка, находясь в то время то ли в Кордове, то ли в Саламанке?
— Когда Гарсиласо выронил меч, — сказала Росарио, — Мануэль вспомнил ваши слова о том, что жизнь по своей природе подобна сну. И тогда он решил: «Если это мой сон, то все будет так, как я хочу». Он закрыл глаза и представил себе, что все было иначе, что Ла Вега не выронил меча. Мануэль несколько раз отчетливо воображал, как тот падает с лошади, крепко сжимая рукоятку. А затем Мануэль открыл глаза, и все уже было именно так, как он и воображал! Вы понимаете? — Росарио торжествующе смотрела на Алонсо. — Он как будто изменил ход событий! Рыцарь проткнул мечом сарацина, и никто вокруг не помнил той реальности, где он потерял меч и был обречен на верную гибель. По крайней мере, никто из тех, с кем Мануэль это обсуждал. Он весь вечер расспрашивал разных людей, утверждая, что ему было плохо видно. И все в один голос твердили, что Ла Вега не ронял меча! Вот после этого Мануэль и решил больше не касаться этой темы даже в мыслях. Она показалась ему слишком опасной. Он не смог поверить в то, что может изменить реальность. Это ведь попахивает не только ересью, но и колдовством, а также вызовом христианскому учению. Что вы на это скажете, сеньор Гардель?
