— Пако, все это весьма интересно. Ты закончил свои библиотечные исследования?

— Нет, у меня возникла одна идея, в связи с чем я хочу проверить кое-какую литературу по биохимии.

— При чем тут биохимия? — удивилась Бланка.

— Расскажу завтра, — загадочно пообещал Франсиско.

— Тогда скажи мне вот что. Скольких людей из тех, кого упоминает повесть, у нас есть шансы найти?

— Возможно любое число, — прикинул вслух Пако, — между неким минимумом и максимумом. Минимум — ноль.

— Ноль?!

— Да, к сожалению, мы должны допустить и такую возможность, что до наших дней никто не дожил. Ведь нам до сих пор неизвестно, может ли орбинавт умереть от болезни или несчастного случая.

— Значит, это самый пессимистический сценарий. А какой самый оптимистический?

— Ты спрашиваешь про максимальное число участников этой истории, которые теоретически могут быть сейчас живы? — Пако наморщил лоб, что-то мысленно подсчитал, а затем изрек: — Восемь!

— Восемь?! — воскликнула Бланка. — Так много! Это мне нравится. Но как ты насчитал столько народу?

— Во-первых, это бесспорные орбинавты Росарио и Мануэль. Во-вторых, возможные орбинавты — трое детей Мануэля, твои индейские братья и сестра. Это пять. И, наконец, люди, которые практиковали упражнения из «Света в оазисе», то есть Алонсо, Сеферина и Консуэло. Вдруг мы с тобой ошибаемся и с помощью этих методов действительно можно стать орбинавтом? Вот тебе и восемь.

— И в этом сценарии все они могут быть живы по сей день! — Бланка сверкнула глазами. — Тогда эта милая официантка вполне способна оказаться моей сестрой Наикуто!

— А повар в этом ресторане, — Пако с удовольствием подхватил предложенную игру, — твоим братом Атуэем.

— И Алонсо с Росарио все еще живут вместе, и они счастливы! — почти пропела Бланка.

— И по-прежнему прячутся от слуг и занавешивают окна, воображая, что проводят вместе ночи, — внес свою лепту Пако. — А Консуэло? Чем она занимается? Неужели она до сих пор великосветская куртизанка?

— Вряд ли, — веско произнесла Бланка. — Ей это уже не нужно. Она, скорее всего, нашла свою единственную и вечную любовь.

— И кто же это? Ведь сердце Алонсо отдано другой.

На мгновение задумавшись, Бланка прыснула и сказала:

— Это другой Алонсо. Мой младший брат с Пуэрто-Рико, Алонсо-Мабо.

Пако расхохотался и добавил:

— Они собирают у себя литературный салон по четвергам.

— Играют на старинных инструментах, — вставила Бланка и добавила: — Времен Раннего Возрождения!

— И Консуэло запрещает ему покупать обычные презервативы в аптеке. — Пако говорил это так, словно только что пережил прозрение. — Вместо этого она собственноручно склеивает из специально обработанного пергамента «овидиевы чехлы».

— Отец опять кого-нибудь спасает, — мечтательно сказала Бланка. — А еще он скачет на лошадях, слушает органную музыку и любуется снежными вершинами.

— В промежутках вспоминая двух своих босоногих жен: Лолу и Зуимако, — предположил Пако.

— Сеферина варит самый вкусный кофе в мире. М-м-м! — Бланка облизнулась.

— Росарио пишет самую сложную, виртуозную музыку, благо у нее есть время, чтобы научиться исполнять ее в совершенстве! — Пако со значением поднял палец.

— И все они ждут нас, правда, Панчито?

— Конечно, птенчик!

На следующий день, вернувшись из студии домой, Бланка обнаружила, что Пако не один. На кухне возилась у плиты какая-то незнакомая ей смуглая скуластая женщина лет сорока.

— Бланка, познакомься. Это Ана-Лусия, она работает в ресторане, где мы вчера ужинали. Я пригласил ее, чтобы она приготовила нам настоящую паэлью!

— Здравствуйте, сеньора! — засмущалась Ана-Лусия. — Я уже закончила. Надеюсь, вам понравится.

Пако заплатил пуэрториканке и проводил ее до дверей квартиры.

Паэлья оказалась неплохой, но все же не была шедевром. Впрочем, Бланка была тронута сюрпризом и всячески нахваливала еду.

— Я сегодня полистал кое-какие материалы по биохимии, — сообщил Пако с таинственным видом.

— Я вся — внимание! — Бланка была заинтригована.

— Ты знаешь, что такое ретикулярная формация? — спросил Пако.

Бланка задумалась, ничего не вспомнила и отрицательно мотнула головой.

— Это сгусток клеток в стволе головного мозга, весь пронизанный нервными волокнами. У нее много разных, не очень понятных профану вроде меня, функций. Некоторые исследователи считают, что один или несколько ее отделов приходят в состояние возбуждения именно тогда, когда человек видит сновидения, то есть в фазе парадоксального сна. Все остальное время — при бодрствовании или в периодах сна, когда сновидений нет, — возбуждение отсутствует.

— То есть, когда мы спим и видим сны, этот отдел бодрствует, а все остальное время спит? — подытожила Бланка его объяснение.

— Можно и так сказать.

— Хорошо. Я жду продолжения, но надеюсь, что больше специальной терминологии не будет. — С этими словами Бланка долила деду и себе вина.

— Ретикулярная формация находится вот здесь. — Пако показал на свой затылок.

— То есть там, где у нас бывает пульсация?! — Бланка начала догадываться, к чему он клонит.

— Я, конечно, не специалист и ни в чем не могу быть уверен, но у меня есть теория. — Пако весь лучился гордостью. — Алонсо мог управлять сновидениями, и в таких ситуациях он чувствовал пульсацию в затылке. Я думаю, что в эти моменты соответствующий отдел ретикулярной формации приходил в очень интенсивное возбуждение.

— А мы оказываемся в таком же состоянии, когда меняем реальность! — воскликнула Бланка. — То есть ведем себя наяву так же, как мастер сна в сновидениях.

— Возможно, когда-нибудь, когда орбинавтика выйдет из подполья, это предположение приведет к пониманию биохимической составляющей орбинавтических воздействий на реальность! — Пако уже почти поверил в то, что сделал великое открытие в незнакомой ему области.

— Не знаю, — воскликнула Бланка, — правильная ли это теория, но другой у нас никогда до сих пор не было. Ты молодец, Панчито! Давай выпьем за тебя!

Выпили, и Пако открыл записную книжку:

— Я набросал текст объявления. Естественно, буду действовать только с твоего одобрения. Текст мы сейчас согласуем. Думаю, сначала дам его в «Нью-Йорк таймс». Потом еще в несколько ведущих американских и европейских газет. Каждые три месяца буду снова его публиковать. Если в ближайшие годы никто не откликнется, это не обязательно означает, что наших орбинавтов нет в живых. Может быть, они просто не читают тех газет, в которых мы публикуем призыв. Я уверен, что Интернет скоро станет более распространенным средством информации, чем газеты, радио и телевидение. Поэтому будем также размещать объявления в интернетовских рассылках и на вебсайтах.

Бланка придвинула свое кресло поближе к Пако.

— Что ты написал? — спросила она.

Пако прочитал:

— «Орбинавты Пако и Бланка ищут отца Бланки, орбинавта Мануэля де Фуэнтеса, и бабушку Бланки, орбинавта Росарио де Фуэнтес». Понимаешь, само слово «орбинавты» никто не знает, кроме тех, кого мы ищем.

— Все хорошо, — одобрила Бланка, — только мне кажется, надо добавить что-то вроде: «Просим также откликнуться тех, кто знает что-то об указанных людях или кому известен смысл слова орбинавты».

Пако кивнул и приписал эту фразу к подготовленному им тексту. Бланка следила за движением руки, затем коснулась указательного пальца, на котором красовалась печатка с изображением распластавшей лапы черепахи. Печатку внезапно осветил проникший через окно закатный луч.

— Этот перстень ты изготовил не очень давно, верно? — спросила Бланш Ла-Сурс.

— Совсем недавно, — подтвердил Фрэнсис Кинг, — не более двухсот лет назад.

Москва, 2009