— Ну что ж! Так я и думал. Швейцарцев уже вчера поставили в известность о решении нового верховного алькальда Гранады о том, что им надлежит немедленно покинуть занятый ими дом. А это вам! — С этими словами граф Кадисский протянул Мануэлю предписание градоначальника об освобождении Алонсо Гарделя из-под стражи.

— Благодарю вас, ваша светлость! — воскликнул обрадованный Мануэль, отступил на шаг, отвесил поклон и поспешил к тюрьме, которая располагалась в соседнем квартале.

В узилище, увидев документ, подписанный графом Тендильей, альгвасил в кирасе и шлеме, повозившись с грохочущей связкой ключей, открыл дверь в длинный коридор и провел Мануэля в глубину. Они шли мимо зарешеченных дверей, за которыми находились арестованные. Из дверей в коридор проникал тяжелый запах немытых тел.

— Что это за люди? — спросил Мануэль.

— В основном местные магометане, нападавшие на солдат, — проворчал стражник. — Вот, пришли. Забирайте вашего Гарделя.

Он открыл лязгнувший засов и распахнул дверь.

— Заключенный Гардель! — гаркнул он, не входя внутрь. — Бери свои вещи и следуй за мной.

За дверью послышалась шумная возня, кто-то вскрикнул, и на пороге возник здоровенный араб.

— Я готов, — заявил он.

— Иди на выход! — велел ему альгвасил.

Но Мануэль, выйдя из-за его спины, с силой толкнул араба внутрь камеры и рванулся вместе за ним, обнажая кинжал.

— Прикройте меня, сеньор альгвасил! — крикнул он, но тот уже сообразил, что к чему, и, крикнув в глубину коридора «Ко мне!», встал у выхода. На крик прибежали еще трое стражников.

В камере находилось четыре человека. Двое держали вырывающегося Алонсо. Верзила, которого оттолкнул Мануэль, бросился было на него, но идальго быстрым движением полоснул его кинжалом. Прибежавшие альгвасилы скрутили араба и утащили из камеры. Двое других заключенных отпустили Алонсо и отпрянули назад.

— Все трое получат свое, можете не сомневаться, сеньор! — сказал первый стражник, открывавший дверь. — Гардель, бери вещи и выходи!

Алонсо, потрясенно глядя на Мануэля, взял котомку и вышел из камеры.

Когда ворота тюрьмы остались позади, он сказал:

— Похоже, дон Мануэль, мы с вами квиты.

— Ну не мог же я поступить иначе? — радостно воскликнул Мануэль, глядя на все еще ошеломленное выражение лица Алонсо. — Это противоречило бы воспитанию, полученному мною в христианской Саламанке!

Алонсо покраснел и улыбнулся. Он узнал переиначенную Мануэлем фразу, которую когда-то сказал ему в Кордове.

— Думаю, судьба не случайно нас свела, Алонсо! Вы не будете возражать, если я и мой отряд проводим вас до дома и проследим, чтобы больше никто к вам не цеплялся из-за того, что вы не носите креста? Кстати, в Гранаде вам не помешает такая простая мера предосторожности.

— Вы полагаете, здесь мало таких, кто знал меня раньше и кто истолкует крест на моей груди совсем не в мою пользу?

— Да, пожалуй, в такой ситуации лучше оставаться в Кордове.

Алонсо пожал плечами и ничего не ответил.

— Прошу вас, господин Гардель. — Пепе Крус указал на оседланного жеребца, которого держал под уздцы.

— Благодарю вас всех, господа! — Алонсо влез на жеребца и огляделся по сторонам. Ему не верилось, что в родном городе его защищает отряд христианских всадников. — Я надеюсь, дон Мануэль, — сказал он, — что наши швейцарские друзья еще не покинули моего дома, так как в противном случае мне придется их искать.

— А для чего вам их искать?

— Они вчера позаимствовали у меня кругленькую сумму денег. Мне даже не на что вас всех угостить, а так хочется это сделать!

— Вот мерзавцы! Ну что ж, в таком случае нам не следует терять время! — воскликнул Мануэль и пришпорил Августа, отчего тот заржал и встал на дыбы, на мгновение напомнив единорога на плаще своего наездника.

Дом Алькади оказался пуст. Пол в кухне был усеян осколками разбитых вдребезги тарелок и чашек.

— Это наши швейцарские друзья оставили на память, — заметил Рауль.

Штаубера с двумя солдатами удалось найти довольно быстро, — они обосновались в брошенном доме на соседней улице. Отряд Мануэля застал швейцарцев возвращающимися из харчевни. Мануэль дал знак, и его люди мгновенно окружили наемников перед входом в их новое жилье.

— Для начала придется вернуть деньги, похищенные у моего друга, — потребовал Мануэль, приставив кинжал к горлу побледневшего от бессильной злобы рыжего сержанта.

Штаубер дал знак одному из швейцарцев, тот вынес из дома кожаный мешочек и вручил Алонсо.

— Будете пересчитывать, Алонсо? — спросил Мануэль.

— Разумеется. Я ведь торговец, — откликнулся Алонсо, нисколько не смущаясь. Он отошел в сторонку и аккуратно пересчитал деньги.

— Ну и как? Все на месте? — Мануэль не отпускал Штаубера. Двое других швейцарцев угрюмо стояли посреди круга, образованного кастильцами.

— Нет, не все. Не хватает примерно двух тысяч мараведи.

— А во сколько вы оцениваете ущерб, нанесенный вашим тарелкам, уважаемый Алонсо?

— Ну, с тарелками у нас нет доказательств, что их уничтожение — дело рук тех же самых людей.

— Да, доказательств нет, но мы ведь можем их спросить об этом, не так ли? Бальтасар, не спросишь ли вот у этого белобрысого солдата?

Цыган состроил самое свирепое лицо, на какое был способен, и, вращая глазами, стал приближаться к худощавому блондину. Тот попятился, вскоре наткнувшись на Пепе, и остановился.

— Ну что, беленький? Будешь признаваться сам или придется пощекотать тебя? — тихо спросил Бальтасар.

— Да что вы здесь творите?! — заорал вдруг Штаубер. — Затеваете драку с христианами ради какого-то мавра? Вы в своем уме?

— Господин Штаубер, мы защищаем христианина от банды разбойников, каковой вы стали, когда отказались освободить его дом, ограбили его и запрятали в темницу. Поэтому предлагаю не тянуть времени. Или возвращайте полностью все награбленное, или защищайтесь.

— И как же вы потом будете объяснять эту драку своим командирам?

— О, за нас не беспокойтесь! Мы в своей стране. Это вы здесь чужие. Ну, так что?

— Ваше счастье, что мы через неделю заканчиваем службу и отправляемся на родину, поэтому сейчас нам не с руки связываться с альгвасилами. Но вашему Алонсо я обещаю лично: через какое-то время я сюда специально вернусь, чтобы с ним расквитаться.

— То есть вы все же предпочитаете путь угроз? Ну, что ж, война так война! — Мануэль отскочил назад, спрятал кинжал за пояс и вынул меч. — Этот чудесный клинок, выручавший меня в самые трудные минуты войны, подарил мне дядя присутствующего здесь сеньора Гарделя. Если бы не Алонсо и его родственники, я бы уже давно был на том свете. Этот же клинок поможет мне отомстить вам, господин Штаубер, за оскорбление, которое вы нанесли моему спасителю. Готовы ли вы драться здесь же, на месте?!

— Вы не можете драться со мной, — буркнул багровый от гнева и стыда Штаубер. — Я не дворянин.

— Вы что же, предпочитаете, чтобы мои люди повесили вас на ближайшем дереве? — поинтересовался Мануэль. — Но я же не палач. К тому же вы объявили мне войну, а на войне дворяне сражаются с любым врагом, какого бы он ни был происхождения.

— Я не объявлял вам никакой войны, — нехотя произнес швейцарец. — Не надо так драматизировать. Если это ваш друг, то так бы и сказали. Мы тоже умеем ценить дружбу. Вот только остаток денег мы сможем вернуть лишь послезавтра, когда получим жалованье. А сейчас у нас просто больше ничего нет.

— Алонсо, вы согласны на это предложение? — спросил Мануэль.

— Согласен, — проявил великодушие Алонсо.

Оставив швейцарцев, Алонсо и Мануэль с его людьми провели весь вечер в харчевне. По просьбе Мануэля хозяин усадил его и Алонсо за отдельным от остальных солдат столиком. Им хотелось многое обсудить с глазу на глаз. Алонсо, располагавший теперь финансами, отправился на кухню и распорядился угостить всю компанию так, чтобы она долго помнила этот ужин.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — смущенно произнес он, вернувшись к столу и сев напротив Мануэля.