Перекинув мешки за спину, разбойники тронулись в путь. Впереди шёл Одноглазый, за ним Изот, замыкали шествие Колесо и Кучер с ружьём.

Кучер, ковыляя на кривых ногах, не переставал вслух ворчать на то, что с ним несправедливо обошёлся атаман, отдав кафтан Изоту. Одноглазый, может быть, и слышал брань Кучера в свой адрес, но виду не подавал. Шёл прямой, как столб, высоко поднимая ноги, раздвигая кусты тяжёлой дубиной.

Как понял Изот, они пытались использовать его как проводника в той части болота, которая простиралась на десятки вёрст от избушки до большой дороги, связывавшей несколько городов, самыми большими из них были Верхние Ужи и Суземь. А сегодня он им был не нужен – они шли к избушке по своим следам. Сюда их привёл Филипп Косой, который знал тайную дорогу, а обратно они не решились идти самостоятельно, хоть и подмёрзло болото, поэтому взяли с собой Изота.

Минут через двадцать, ступив на подмёрзшее болото, Изот окликнул Одноглазого:

– Эй, дядя с палкой, остановись!

– Что стряслось? – недовольно спросил атаман, но остановился, обратив обветренное лицо в сторону ключника.

– Так дело не пойдёт, – сказал Изот, поровнявшись с Одноглазым. – Зачем кругаля давать, идя по вашим следам. Вы ж петляете, как зайцы, скрываясь от погони. Так и до темноты не доберёмся до избушки.

– А ты знаешь дорогу короче? – осведомился Одноглазый.

– А чего мне не знать. Всю жизнь по ней хожу.

– Говори.

– От скита до избушки напрямую вёрст пять. А мы бродим уже полчаса, и совсем не подошли к ней. По вашим следам плутать по болоту придётся часами.

– И то правда, – согласился Одноглазый.

– Как быть?

– Воля твоя. Знаешь короче путь – веди! Но смотри, обманешь – получишь свинца…

– Это уж непременно-с, – засмеялся Кучер, вскидывая ружье.

Изот усмехнулся:

– Не бойтесь, приведу, куда надобно.

– Так мы тебя и испугались, – вставил слово Колесо, с издёвкой поглядев на ключника.

Теперь скитник шёл первым, за ним, след в след, остальные.

Болото подстыло настолько, что по нему можно было идти, не боясь угодить в трясину. Трясина, скованная морозом, прогибалась под тяжестью идущих, но выдерживала их вес. Однако чувствовалось, что под застывшей пружинистой коркой, хлюпала болотная жижа, готовая поглотить всякого, кто окажется в ней. Изот сломал крепкую ореховую палку и, тыкая ею в землю, иногда проверял тропинку, по которой шёл.

Из отдельных слов и фраз, оброненных разбойниками во время пути, Изот составил картину сожжения скита, узнал, кто был главным вдохновителем и зачинщиком этого события, а кто исполнителями. Подтвердились слова Косого, сказанные им в хранительнице, когда он пытался улестить Изота своими признаниями, чтобы тот поднял творило и освободил злоумышленников.

С год назад, зимой, в скит привезли полуживого человека. Летом скит, затерянный среди непроходимых болот, речушек, озёр и лесов, как одинокий парусник среди океана, жил, оторванный от внешнего мира. Зато зимой, когда болота замерзали настолько, что могли выдержать лошадь и воз с поклажей, скитская жизнь заметно оживлялась и становилась не столь монотонной и безрадостной: возобновлялись связи с внешним миром. Скитники налаживали санную дорогу до большака и ездили в город и деревни продавать излишки своего кропотливого труда: рожь, ячмень, неплохо родившийся в здешних местах, мёд, пушнину, а из города привозили ткани, посуду, свечи и другие товары, которые были необходимы для их жизни и которые они не могли сами сделать в скиту.

Вот тогда-то и нашли пьяного и обмороженного барина. Возница, или кучер, который его вёз, пропал, лошадь была предоставлена сама себе и плелась по дороге среди болот. Видимо, ночью на путников напали волки. Правда, барин ничего не помнил и не мог ничего рассказать. Потом нашли и обезображенный труп возницы, вернее, то, что оставили от него хищники.

Барина подлечили в скиту, поставили на ноги, а он вместо благодарности, прослышав про хранительницу в скиту и якобы несметные богатства, хранимые в ней, решил разбойным образом поправить свое шаткое финансовое положение и привлек для осуществления своего гнусного дела Филиппа Косого да бродяжих людей, которые и подпалили скит. При помощи Филиппа разбойники отважились пробраться к скиту. Не каждый мог это сделать, потому что эти места слыли среди местных жителей гиблыми, и ходило много устных рассказов о топких трясинах, где смерть подстерегала на каждом шагу.

Примерно через час Одноглазый разрешил всем отдохнуть. Нашли место поровнее, позатишистее, где не так продувал ветер, наломали сучьев в редком мелколесье, присели, привалясь к корявым деревьям, которым не давала полноценной жизни болотная почва, насыщенная веществами, неудобными для роста растений, которые летом испарялись, наполняя окрестности тухлым запахом.

Кучер развязал мешок и по приказу атамана раздал всем по три сухаря – скудный обед. Не обделил и Изота, но выбрал сухари поменьше, видно, не мог простить ему возвращения кафтана, который так понравился разбойнику.

– Пожуём, и в дорогу, – распоряжался Одноглазый. – Ветер поменялся, небо заволокло, позёмка начинается. Спешить надо.

– Глаз, у тебя, помнится, оставалось малость, – просительно проговорил Кучер. – Согреться бы, а то лихоманка меня заберёт. Кафтан отдал, ноги мокрые, налил бы?

Атаман неодобрительно посмотрел на Кучера:

– Придём на ночёвку, налью. А сейчас не время.

– Как знаешь, – не стал упрашивать Кучер и с кислой миной отвернулся от старшего.

Колесо с хрустом грыз сухарь крепкими зубами и, посмеиваясь, смотрел на обиженного Кучера, который был готов заплакать от того, что ему отказали.

– Какой ты, Кучер, нетерпеливый, – прищурился Колесо.

– Ты терпеливый, когда тебя не касается, – отозвался толстяк и поглубже нахлобучил шапку на голову.

Исподлобья взглянув на Изота, Одноглазый спросил:

– Далеко ещё до избушки?

– Недалече, – ответил ключник. – Обойдём трясину, выйдем на твёрдое место – там избушка и будет.

– Быть тому, – изрёк Одноглазый и, опираясь на дубину, встал. – Давай поспешать, – обратился он к спутникам. – В избушке и отогреемся, и отоспимся. Под крышей лучше сидеть, чем по голью шастать. – Он усмехнулся в бороду.

Изот снова пошёл первым. За ним Кучер с ружьём. Замыкал вереницу Одноглазый.

Погода и вправду портилась. Небо потемнело и понизло. Раньше оно было серым, а теперь стало сизо-чёрным. Поднялся резкий ветер. Он переметал снег на открытых местах, шевелил остатки сухой болотной растительности, шелестел редкими, скрученными морозом листьями на кустарнике. Темнело, словно приближался вечер.

Обойдя топь, прихваченную тонким ледком, с редкими бугорками кочек, Изот вывел отряд на твёрдую землю. Вместо корявых и чахлых деревьев на ней росли прямые ели, берёзы. Лес перемежался полянами и ровными луговинами.

Разбойники повеселели в предвкушении предстоящего отдыха, а когда из-под ног бросился наутёк заяц, а Кучер, медлительный на вид, но, видимо, опытный в сноровке охоты на зверя, вскинул ружьё и подстрелил его – ликованию лихой ватаги не было предела.

– Вот так удача! – громко вскричал Колесо, подбрасывая в воздух шапку. – Неожиданно ужин с неба свалился…

– Не с неба, а с моей лёгкой руки, – обиделся Кучер.

– С твоей руки, – согласился Колесо. – С твоей лёгкой руки и твоего зоркого глаза. За это получишь самый жирный кусок.

– И чарку, – весело залился Кучер, глядя на молчащего атамана.

Вскоре они вышли на собственные следы, оставленные прошлым днём и, обойдя поваленные деревья, увидели приземистую избушку, стоявшую на возвышенности. Сбоку от неё, невдалеке от низкого крылечка, алели гроздья рябины, не склёванные дроздами.

Оглядевшись, разбойники вошли в избушку: Одноглазый первым, за ним втолкнули Изота, последним вошёл Колесо, ухмыляясь во весь рот чему-то втайне желаемому. В избушке было стыло и темно. Одноглазый отодвинул доску, закрывавшую оконце, прорубленное у самого потолка. Ворвался свежий ветер, но стало светлее.