После войны он женился на Рене Тамман, своей дальней родственнице. Бизнесом начал заниматься еще в Судане. Сначала участвовал в семейном деле, потом его компания почти полностью монополизировала экспорт хлопка. Постепенно бизнес выходил за национальные границы — сначала в Нигерию, потом в Швейцарию. В 1957 году Гаон и сам переехал в эту страну и основал компанию Noga (название фирмы — анаграмма фамилии владельца — Gaon), а в 1969 году получил швейцарское гражданство.

Господин Гаон всегда был известен как еврейский активист. Еще в Судане он возглавлял еврейскую общину. В начале 1970-х годов стал президентом Всемирной федерации евреев-сефардов. В 1972 году финансировал строительство синагоги Hekhal Haness в Женеве. Гаон был вице-президентом Всемирного еврейского конгресса и председателем правления Университета Бен-Гуриона в Негеве (Израиль). В Израиле Гаон имел немалый политический вес, так как был дружен с бывшим премьер-министром Менахемом Бегином. Поговаривали, что он также был одним из посредников при заключении мирного соглашения между Израилем и Египтом и одним из кандидатов на пост президента этой страны. Его дочь Маргарита вышла замуж за Жоэля Герцога, сына бывшего президента страны Хаима Герцога. Жоэль Герцог и сын Нессима Гаона, Давид Гаон, стали совладельцами компании Noga.

Гаон вел дела во многих странах мира: Аргентине, Бразилии, Великобритании, Венгрии, Египте, Испании, Польше, Португалии, Судане, США, Франции. Он не только торговал хлопком, но занимался также финансовыми операциями и недвижимостью. В Женеве на набережной Монблан он построил отель Noga-Hilton, который позднее стал его фамильной резиденцией. Такие же отели появились в Каннах и Абудже в Нигерии. Ведь главной его специализацией были страны третьего мира. Он предпочитал работать с коррумпированными чиновниками.

Советским рынком Нессим Гаон заинтересовался еще в 1980-е годы. К тому времени он уже ворочал миллиардами, а его собственное состояние исчислялось сотнями миллионов. Но он хотел большего. Перед глазами у него был пример закадычного друга — швейцарца Брюса Раппопорта, который на сделках со странами третьего мира сколотил миллиардное состояние. «Они были, что называется, друзья-соперники: Нессим относился к Брюсу с ревностью, но и с огромным уважением, — вспоминал Александр Добровинский, который тогда работал на Раппопорта. — Брюс всегда делал ставку на адвокатов и всегда говорил Гаону: „Нет ничего крепче идеально связанного контракта, ведь ты потом можешь их всех засудить!“ Сам Раппопорт сделал это дважды: в середине 1970-х отсудил $1,5 млрд у Индонезии, чуть позже — $400 млн у Габона. На эти деньги Брюс купил очень крупный пакет акций Bank of New-York».

Путевку в страну большевиков швейцарскому капиталисту дал председатель Советского комитета защиты мира Генрих Боровик. В 1989 году Комитет организовал российско-американское экономическое совещание, на заседания которого пригласили западных бизнесменов. Прислали приглашение и Нессиму Гаону. Тогда он установил связи с российским правительством и Комитетом защиты мира.

«На первую же встречу со мной Гаон принес две записные книжки, в них были телефоны всей российской элиты, — рассказывал Александр Добровинский. — В первой были контакты тех, кто подписывал договор с Гаоном, — почти весь состав российского правительства за 1991 год! На второй книжке стояла пометка — те, кто готов решить проблему за процент. Там был не менее впечатляющий набор имен, а открывала ее визитка Березовского. Гаон знал, что делал. В Россию в тот период шли авантюристы, которые могли рисковать. Крупный капитал не шел: он не понимал, что здесь происходит, и потому боялся. А у Гаона и капитал был немаленький, и авантюрная жилка присутствовала. Он не хотел рисковать своими деньгами и заставил Россию подписать суверенные гарантии. Российские чиновники за небольшие, но симпатичные подарки такую штуку подписали. При этом очевидно они не понимали, что делали, а Гаон эту необразованность и головотяпство совершенно сознательно использовал».

О каких «подарках» чиновникам шла речь? По словам Добровинского, скорее всего это были относительно безобидные вещи: «Поездка за границу, мерседес, швейцарские часы. Сегодня это не интересует даже секретаршу чиновника, а тогда это казалось очень весомым. Гаон называл это подарками, у нас это был путь наверх. И этим пользовался не только Гаон. Помню, когда мы подписывали договор о создании СП с одним из советских министерств, замминистра сказал мне: „Александр, я все подпишу, но давай сделаем собрание учредителей где-нибудь в Париже. И мы сделали его в Париже. А второе провели на Багамах: почему не сделать приятное людям?“»

Проблемы с контрактом начались практически сразу: российские приемщики были крайне недовольны качеством товаров, которые поставлял Гаон. Позже стали говорить, что Noga существенно завышала их стоимость, а стоимость нефтепродуктов, наоборот, занижала, благо контракт позволял. При этом Гаон начал выдвигать к России претензии — якобы срывались сроки поставки нефтепродуктов. Перепроверить слова Гаона было крайне трудно, ведь контролировала выполнение сделки сама Noga. В декабре 1992 года в письме на имя Виктора Черномырдина Гаон предъявил России претензии на $300 млн. В 1993 году претензии Гаона выросли до $350 млн, затем — до $700 млн., а потом и вовсе до $1,5 млрд.

«Первый раз я встретился с Гаоном в 1993 году, когда мне поступило указание от президента решить проблему с задолженностью Noga, — рассказывал Александр Шохин журналу „Огонек“. — Помню один его жест — он все время потирал большим пальцем о два-три следующих. Жест, показывающий возможность заработать большие деньги и потом их поделить. Это произвело на меня тогда большое впечатление».

Три министерства представили тогда записку, в которой говорилось, что наш долг Гаону — почти $300 млн, и было бы неплохо ему хоть чуть-чуть заплатить, чтобы избежать судебных исков. «И мы сделали ошибку: мы заплатили ему 30 млн, поверив, что если предъявляют счет на 300 млн, то хоть что-то мы должны, — говорит Шохин. — Решили — заплатим 10 %, а потом разберемся. Когда стали разбираться и потребовали от Гаона провести полную выверку всех обязательств, начался скандал. Он начал делать заявления о том, что спас от голода Россию, а мы пристаем к нему с какими-то глупостями. И тогда мы ему сказали: пока выверки не произойдет, ни копейки он не получит».

Гаон стал грозить России судом. Одновременно, как вспоминает Александр Шохин, он задействовал связи в высших эшелонах власти. Одно за другим сыпались письма с требованием заплатить Гаону, разобраться в ситуации. Предпринимателю удалось даже вовлечь в конфликт президента Ельцина.

«Не берусь категорично оценивать действия сторон ни с правовой, ни с деловой, ни с этической точки зрения… Но такие ситуации, убежден, не будут притягивать деловых людей в Россию. Объясните мне эту ситуацию. Я хочу знать, кто здесь больше прав или виноват», — писал Борис Ельцин в поручении премьеру Черномырдину в 1993 году. А вот выдержка из поручения президента от 29 августа 1994 года: «Мое поручение годичной давности осталось невыполненным. Найдите виновников этой волокиты и накажите. Такими действиями мы не привлекаем деловых людей в Россию, а отталкиваем».

«В 1994 году правительство России решило пойти на соглашение с Гаоном и заплатить ему, как он требовал, $700 млн, — вспоминал Александр Шохин. — Распоряжение уже было подписано Черномырдиным, но еще не было выпущено. Я срочно позвонил премьеру и сказал: „Виктор Степанович, не советую выпускать это, потому что доказательств этого долга нет“. И Виктор Степанович срочно снял с выпуска уже подписанное распоряжение. Но копия этого распоряжения премьера каким-то образом оказалась у Гаона, настолько широк был круг его контактов. Он мог очень быстро выяснять ситуацию, узнавать о позиции всех ключевых членов кабинета и администрации президента и влиять на нее».