— А у меня это исступление давно, Кася. Как тебе в очи глянул, так и нашло на меня. Нет, не отводи глаз своих, посмотри на меня. Я, Кася, хочу мужем твоим стать венчанным. Ради тебя даже веру твою приму, поменяю костел и ксендза на церкву твою и попа. Не качай головой, никто не нудит тебя ответа дать нынче же. Просто знай, что я в любой день готов встать подле тебя, руку твою взять в свою. И ждать готов того хоть до скончания лет. Думай, Кася, думай! А пока не надумала, вот моя рука, что отныне я буду подле тебя как брат твой пусть и не с братскими мыслями в голове.

С тех пор Лешко действительно ни разу не заговорил о своих чувствах к ней, ни разу не дал понять, что желает ее. Всегда рядом, всегда готовый помочь ей, если надо то. Только порой Ксения ловила на себе случайно его горящий огнем взгляд. Или на охоте, когда стояли близко друг к другу, ожидая зверя, замечала, как он вдыхает аромат ее волос, склоняясь к ней за ее спиной, полагая, что она того не видит. Его пальцы, скользившие быстро-быстро вдоль стана по спине, когда он помогал ей спешиться.

Та ночь, что провели они в сторожке, стала неким секретом, объединяющим их. И, видимо, с годами и могла бы превратиться в нечто большее, пора бы взглянуть правде в глаза, коли б не вчерашний день, подумала Ксения. Она привыкла к присутствию Лешко в своей жизни, и если б вдруг исчез, скучала бы по нему и по их охотам или просто прогулкам лесным. Но вот любить…

Нет, так полюбить, как Владислава, она никогда не смогла бы, она точно знала это ныне, когда сердце снова билось, как в те дни. Ведь только увидев тогда лицо Владека, его фигуру, Ксения почувствовала себя живой. Только он мог сделать свинцовое небо осени — жемчужно-серым, а унылый день наполнить красками и запахами. Только он мог заставить ее снова мечтать.

— Что это пани Кася сама не своя? — мешая тесто для пирогов, улыбалась Збыня, подмечая, какой задумчивой стала хозяйка, как улыбается, когда думает, что ее никто не видит, какой дымкой подергиваются при этом ее голубые глаза. Кто этот шляхтич, что в душу хозяйке запал? Вона какая рассеянная стала вот уже несколько дней! И пора бы, уже не такая молодица, как когда-то была. И счастья бабьего уж точно заслужила за то выстраданное ранее. — Ой, пани Кася, пани Кася! — качала, улыбаясь, головой полноватая холопка, от души желая своей пани счастья.

Но Ксения не успела ничего ответить той, хотя и хотела отшутиться, ясно понимая ее заговорщицкую улыбку — прибежал в гридницу Анджей с раскрасневшимися с мороза щеками, отвлек ее от Збыни.

— Мама! Мама, погляди сходи! Там в конюшне котята, мама! — спешил поделиться своим восторгом мальчик. Шапка едва не свалилась с его головы, так резко кивал он, торопясь убедить мать пойти с ним на задний двор. Той пришлось подчиниться, накинуть спешно на плечи короткий овчинный тулуп, пошла за сыном в конюшню, где в стопке сена устроила себе прибежище кошка-мать. Петрусь, рыжий холоп с покрытым веснушками лицом, с улыбкой потеснился, показывая пани хозяйке разношерстный приплод: четыре маленьких комочка с плотно сомкнутыми веками.

— Они, что не видят глазками? — удивленно спросил Анджей, присев на корточки у кошки, не обращая внимания на ее предостерегающее шипение, наблюдая, как тыкаются слепые котята матери в живот. — Пусть глазки откроют тогда! Так же не видно!

— Потом у них глазки откроются, спустя тройку дней, — пояснила Ксения, приседая рядом с сыном и целуя его в висок, прямо под светлую прядь, выбившуюся из-под шапки. Он восторженно наблюдал за котятами, а она смотрела на него, изумляясь тому, как он вырос за последнее время. Такой маленький шляхтич! И снова пришли мысли, что не давали покоя последние несколько дней после разговора с Ежи — ах, если б все удалось! Если б Владислав узнал правду, простил бы их обман, приняв те причины, что подтолкнули и ее, и Ежи на этот обман. Правда, как ни представляла она себе их встречу после столь долгой разлуки, но увидеть ее мысленно так и не смогла. А уж про то, как покажет Владеку сына и вовсе было страшно думать…

— Пани Катаржина! Пани Катаржина! — раздалось со двора, и Ксения поднялась на ноги, пошла к дверям конюшни, показалась холопу, что звал ее. — Пани Катаржина, пан приехал, пани зовет!

Она уже огибала дом, когда вдруг отшатнулась за угол, побледнев будто саму смерть увидала. Ноги стали мягкими, словно костей в них не было, она еле стояла, прислонившись спиной к стене дома.

— Пани Катаржина! Пан кличет! — снова крикнул холоп со двора. Она успела заметить, что он держал узду статного валаха, откровенно любуясь красивым конем.

Вот дурень! Что разорался-то?! Ксения кусала губы, не зная, как ей поступить следует. И не спрятаться ведь никуда — глупый холоп скорее всего уже сказал пану в богатом жупане и кунтуше, подбитом темным мехом куницы, лениво оглядывающем двор, что пани хозяйка тут, никуда не выехала. И ныне ей ничего не оставалось, как выйти к гостю, ведь она догадывалась, зачем на ее дворе появился этот шляхтич.

А потом в голове мелькнула шальная мысль, когда задний двор пересекла холопка, помогающая по хозяйству Збыне, поманила ту к себе, заставила отдать рантух из грубого полотна, окрашенный в темно-синий цвет по стать юбке Ксении. Длинные косы упорно не хотели прятаться под рантухом, так и норовили выскользнуть, когда Ксения, склонив голову, шла к крыльцу дома, словно на казнь.

— Где пан? — спросила она холопа, заметив, что шляхтич исчез со двора. Тот оглянулся и удивленно взглянул на хозяйку, скрывающую половину лица за полотном рантуха, будто у той зубы ноют.

— Пан в дом пошел, Марыся позвала. Он водицы попросил, вот та и сказала, чтобы в дом шел.

Ксения едва не рассмеялась от радости, чувствуя, как отпускает ее страх и тревога, вспыхнувшие в душе в тот миг, когда она заметила шляхтича во дворе перед домом. Судьба явно мирволит ей, предоставляя возможность ускользнуть со двора. Сейчас она скажет этому дурню, что выйдет за ворота да за забором будет стоять с северной стороны, чтобы ей Ласку ее вывели туда. Ускачет в лес или к пани Эльжбете вместе с Анджеем, переждет, пока не уедет этот незваный гость. И почему только Ежи не дал ей знать, что он будет по дворам местным ездить или только к пану Смирцу тот на двор заглянул?

Но она даже рта открыть не успела, как за ее спиной отворилась дверь сеней, выпуская на крыльцо шляхтича, что держал в руках деревянный ковш с водой, явно не желая долго в доме быть и выпускать двор из видимости. Ведь он уже давно приметил и самострел в сенях, и тонкие маленькие стрелы с совиным опереньем подле него.

— Вот она, пани Катаржина, — раздался голос Марыси, что спешила услужить шляхтичу, ведь тот ласков с ней, сразу заметил румянец ее щечек, сравнив те с алой зоренькой. — Пани Кася, тут пан до вас! Пан…

Она запнулась, пытаясь вспомнить имя пана, покраснела из-за досадного промаха, убежала в дом, засмущавшись под его лукавым взглядом.

Вот и все. Ксения ясно чувствовала на себе взгляд Добженского, он так и жег ей ныне спину, даже через полотно рубахи и толстую овчину. Если б Марыся не назвала ее по имени, еще можно было прикинуться холопкой, ведь платье на ней явно не шляхетское, а на юбку налипли соломинки. Но ныне же… ныне оставалось только надеяться, что он не признает ее. Вдруг позабыл ее лицо за те годы, что они не виделись? Но нет навряд ли, она же сразу узнала его.

Она повернулась, прикрывая нижнюю часть лица полотном рантуха, ожидая, что он сейчас отшатнется назад, удивленно взирая на нее, но этого не было. Добженский только поклонился ей, приветствуя.

— Прошу пани простить за вторжение нежданное. Но я ехал мимо двора пана Смирца, решил навестить его. Мы ведь с паном Ежи хорошие знакомцы, — произнес он, глядя на нее с любопытством и только. Ни тени узнавания или изумления так и не промелькнуло на его лице, и Ксения едва сдержалась, чтобы не нахмуриться. Что это за игра? Не узнал? Неужто? И что это за история с визитом к Ежи? Ведь она прекрасно знала, что Добженский определенно знает — пана Смирца нет в вотчине, что он подле Владислава. Она-то знала, но дочь пана Смирца этого знать не могла, ведь этот привлекательный шляхтич в богатом платье ей не должен быть знаком.