В этнографических опросниках есть такой параграф: «Родоплеменной состав населения». Потому мы и спрашиваем паренька казаха, заливающего бензин в трактор:

— Из какого рода?

— РТСовский, — ухмыляется парень.

— А из какого племени?

— Третьей бригады коммунистического труда.

Мы, собственно, на Кырк-кызе свои. И колхозники часто вспоминают, как Татьяна Александровна Жданко помогала им воевать за лучший проект жилого дома.

А Елену Евдокимовну Неразик, много лет руководящую раскопками Беркута, знали здесь еще совсем юной, только что окончившей университет — застенчивой тоненькой «Леночкой».

В здании правления колхоза — экспозиция Хорезмской экспедиции. История края с древнейших времен до сегодняшнего дня. И даже — до завтрашнего, предусмотренного семилетним планом. Карты, планы, витрины с нашими находками, чертежи, фотографии. Первый в Средней Азии краеведческий колхозный музей. Андриановская карта земель древнего орошения. И карта современных угодий колхоза. Вода уже приближается к Аязу. То, для чего требовались раньше многие века, теперь с гораздо большим совершенством осуществляется на глазах.

У меня есть любимое место паломничества.

В конце сезона под каким-нибудь предлогом я всегда стараюсь хоть на один день прогуляться в Куня-Ургенч, за неимением Машины времени вскакивая в любую попутную. Проезжаешь новый «Старый Ургенч» — современный райцентр Ташаузской области. Сворачиваешь к югу… Сады, арыки, хлопковые поля расступаются — и сразу из бьющей ключом жизни попадаешь во власть трагического. Трагического на заре и в полдень, в сумерках и ночью — во власть древнего города Ургенча, города, которого нет… который под твоими ногами.

На тех памятниках, что мне приходилось видеть в глубине пустыни, — смягчающий налет времени. Пахсовые бойницы потрескались, башни оплыли, барханы нахлынули, прикрывая проломы стен, такырная корка милосердно зарастила зияющие раны, превратив их в швы или вовсе выровняв. Боль давно перестала быть болью, а стала судьбой. Гипсовая белизна костей, пустынный загар на каменных плитах, сама грандиозность песчаных пространств, их необычность, сказочность — умиротворяюще действие безбрежной пустыни. И недаром пустыня — тонкая художница — на крепостной останец сажает могучего орла или кидает вам под ноги в портале замка перетрусившего зайчика.

А обветшалые мазары в степи — материализованные куски одиночества и грусти, но их кирпичи теплы и пахнут полынью. И постоянно, попав в пустыню, прислушиваешься… Потому что здесь слышишь «ход времени».

Вся пустыня с монотонным шорохом пересыпается из бархана в бархан, как гигантские песочные часы — часы вечности.

Среди мертвых песков крепости и могильники выглядят памятниками жизни. Но среди хлопковых полей бесконечное черное городище Ургенча — памятник разрушения, смерти.

Здесь не кажутся смешными поверья местных стариков, будто бы в полночь, приложив ухо к земле, можно услышать проклятья, рыданья, звон сабель и конский топот. Да была б эта земля только голой, черной и пустынной, но она еще сверкает на все лады не хуже звездного неба — осколками яркой, многоцветной поливы, бирюзовой, синей с позолотой, ярко- желтой. Подберешь черепок, а на нем нарисован тонкими штрихами персик — символ здоровья и благоденствия, другой подберешь — изящной прописью — пожелание успеха и долголетия!

Торчащий, как указующий перст, минарет (он виден издалека), два мазара с чертами благородной былой красоты только усиливают трагизм пейзажа.

Может, от всего этого и действует так сильно «светлое чудо» искусства — мавзолей Тюрабек-ханым, созданный в XIV столетии, на который не поднялась рука даже у карателей Тимура.

Из-за этого мавзолея я и совершаю ежегодное паломничество.

Однако к этому чуду ведет далекий путь истории…

В китайских источниках VII века нашей эры про Ургенч говорится: «И только здесь есть волы с телегами. Торговцы употребляют их в путешествиях по разным владениям». Уже в это время Ургенч был торговым городом.

В начале VIII века Хорезм был завоеван арабами. На его землях образовалось два государства. Южное — со столицей в городе Кяте, с царем прежней Афригидской династии и Северное — во главе с ургенчским эмиром, подчиненным Багдадскому халифу.

Блестящий расцвет Ургенча в X веке связан с общим экономическим подъемом Хорезма. Арабский путешественник Макдисй называет уже 32 значительных города в этих землях.

Археологи подтверждают сведения рукописей «материальными уликами»: сохранившимися по всему Хорезму развалинами по-новому спланированных городов, новой техникой строительства, обилием монет из далеких стран, великолепным разнообразием щедро декорированной керамики.

В том же X веке на дальних подступах с северо-запада земли Хорезма укрепляются системой крепостей и сигнальных башен, сохранившихся над обрывами по всему Устюрту. Это против огузов — полукочевых племен, угрожавших главным торговым путям Хорезма в Поволжье.

На Устюрте над Аральским морем экспедиция обнаружила великолепную средневековую дорогу со многими колодцами по пути и караван-сараями. Это «царская дорога» на Южную Эмбу — начало пути в Поволжье.

Один из караван-сараев (современное его название — Белаули) выложен из желтоватого туфа, с четырьмя колодцами и водопойнями, с многочисленными худжрами — гостиничными «номерами». Над высоким сводчатым входом в караван-сарай высечены изображения львов.

Монеты чекана хорезмшахов находят по всему великому Волжскому пути. Каспийское море издавна называли Хвалынским — Хорезмским морем… А в глухой уральской деревеньке Бартым, за многие сотни верст от Хорезма, обнаружено несколько серебряных мастерски украшенных чаш. На чашах надписи на древнехорезмийском языке.

Торговые караваны из Ургенча тянулись не только на север, но и в Бухару и Самарканд, в Хоросан, в Северную Персию в Индию, Монголию и Китай.

И опять сообщают рукописи:

«Он (Ургенч), самый большой город в Хорезме после столицы его Кят, является местом торговли…»

Ургенч недолго «уступал городу Кяту». В 995 году властитель Кята — последний царь древней Афригидской династии Хорезма был взят в плен и убит ургенчским эмиром Мамуном Объединились северный и южный Хорезм, и эмир провозгла сил себя хорезмшахом. Блеск столицы, пышность сооружений, разнообразие богатых товаров, иноземные гости, войско и свита шаха — это еще не все, чем славился Ургенч. Здесь, в «Академии Мамуна», собрался цвет научной и философской мысли того времени.

Гениальный ученый-энциклопедист Бируни, привлеченный хорезмшахом к государственному управлению; Ибн-Сина — выдающийся философ, врач, естествоиспытатель и поэт; Абу- Сахль — философ. К этой эпохе относится деятельность Мухамеда Ибн-Муса-ал-Хорезми — астронома, географа, историка, основателя так называемой «арабской» математики. От названия одного из трактатов ал-Хорезми — «Алджебр вал мукаббала» (учение о перестановках, отношениях и решениях) произошло слово «алгебра». Через арабов хорезмийская (как ее было бы правильнее именовать) математическая наука стала достоянием всего культурного мира.

Библиотека Ургенча, созданная Хиваки, считалась одним из богатейших собраний в Средней Азии.

Это было время наивысшего расцвета Хорезма. Недаром Толстое назвал его «хорезмийским Ренессансом».

Обширность земель «государства» хорезмшахов детально прослежена экспедицией по остаткам средневековой ирригации.

В XII веке на 70 километров в глубину пустыни протягивается канал Чермен-яб, обстроенный крепостями и сельскими усадьбами. В конце канала величественные развалины крепости Шах-Сенэм. Когда-то здесь были богатый обширный город и сельская округа. К югу от города огромный парк с двумя павильонами. По соседству с городом — остатки стеклодувных мастерских. На земле сохранились скопления звенящего голубоватого, зеленого стекла.