Я все еще думаю, что он был не прав, сбежав от меня. Он ведь говорил, что я для него единственная, что любит меня и все такое… Я сделала всего одну-единственную маленькую ошибочку, которая на самом деле помогла мне лучше понять мое отношение к нему. А он взял и сбежал в Лондон.

Спустя неделю после того, как Эндрю сделал мне предложение, я пошла с Индией в паб. Предполагалось, что я буду обдумывать его предложение. Но мне казалось, что я еду в поезде, который идет без остановок. Я хотела сойти и подождать, пока не буду уверена в том, что села на тот поезд. Я не сказала об этом Эндрю, по крайней мере, прямо. Но он должен был догадаться. Я была на четыре года моложе его. Мне было всего двадцать четыре года — дитя, ребенок. А он хотел как можно скорее брака и всего, что с ним связано.

Поэтому я назло ему отправилась с Индией и переспала с ее братом, Эмерсоном Верком. Это получилось случайно, не то чтобы я планировала это в течение вечера. Мы все вместе пили — Эмерсон пришел в паб со своими друзьями-киношниками. Он был полной противоположностью своей сестре. Высокий голубоглазый блондин. Я как следует выпила, и у нас с Эмерсоном завязался оживленный разговор. На следующий день он уезжал в Буэнос-Айрес для работы над каким-то фильмом. Малобюджетным, мрачным и многозначительным, как его охарактеризовала, шутя, Индия. Беседовать с Эмерсоном было все равно как заглянуть в другой мир. Мир без закладных, выгодной работы или карьерной лестницы. И браков.

Итак, я переспала с ним той ночью. Как только мы кончили и я лежала в темноте в чужой постели, я поняла, что люблю, нет! обожаю землю, по которой ходил Эндрю Кенни. И что я не просто хочу выйти за него замуж, а хочу соединиться с ним всеми костями и сухожилиями. Я умирала, как хотела его видеть. Сказать ему: «Да! Да! Да!» Поэтому я оставила Эмерсона храпеть в его кровати с постельным бельем под леопарда и бросилась на такси к Эндрю.

Но Эндрю совсем не был счастлив от моего открытия. Вернее, он не был счастлив от того, каким образом я сделала это открытие. Наверное, мне следовало опустить ту часть, где я спала с Эмерсоном. Может быть, надо было просто сказать ему, что мне открылась истина, когда я стояла, заказывая напитки себе и Индии в баре на Шеннон-стрит.

Но мы никогда не лгали друг другу. И я не считала хорошей идеей начать врать в ту ночь, когда собиралась принять его предложение. Поэтому я разбудила его той ночью, прыгнула к нему на постель и стала покрывать поцелуями его лицо и чудесные губы. А он засмеялся и спросил: «Что с тобой, Эллен?» Я и выложила ему все: об Эмерсоне и остальном. Он молчал, а потом отстранился от меня и моих поцелуев. И я почувствовала, что он ушел в себя. Его глаза сделались стальными, а прекрасный рот горестно скривился.

Я взмолилась: «Эндрю, разве ты не понимаешь? Мне нужно было переспать с ним, чтобы убедиться в том, что я люблю тебя. Теперь я в этом уверена. Эндрю, Эндрю, пожалуйста, послушай меня. Я люблю тебя. Я могу сказать это тебе в глаза. Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж, хочу больше всего на свете. Разве этого недостаточно?»

Сидя на патио, я вытянула ноги. Огни Марбеллы начали гаснуть, а сверчки, наконец, замолкли и легли спать. Мое лицо было мокрым, и я поняла, что плакала. Словно ко мне снова вернулась та ночь, когда я пыталась уговорить Эндрю. Но мне это не удалось. Я уснула, а когда проснулась на следующее утро, его уже не было — он ушел.

Спустя месяц я узнала, что у него новая, сказочная работа в Лондоне. Весь месяц до того, как он уехал, я пыталась связаться с ним. Оставляла ему послания на телефоне и у его коллег. Ждала его около офиса. Но он всегда умудрялся уйти, не встречаясь со мной. Я перестала преследовать его, когда однажды Индия сказала, что я напоминаю ей женщину из фильма «Роковая страсть» и что Эндрю — большой высокомерный ублюдок и мне лучше его забыть. Я больше ничего не знала о нем до прошлого месяца, когда он вернулся. Тогда на моих глазах снова выступили слезы, но я смахнула их ладонью руки. Нужно было ожесточить сердце. Я стала другим человеком.

Я не допила вино и легла спать.

Раннее утро четверга в Испании было словно воскресный день — солнечным, теплым и прекрасным. Я надела легкие брюки и туфли без каблуков, потому что знала, что мы поедем на строительную площадку жилого комплекса. Я слышала, как Эндрю насвистывал на кухне. До меня доносился аромат свежего кофе и еще чего-то печеного.

— Круассаны, — сказал он, когда я вышла на кухню, — правда, те, что продают в консервных банках. Я нашел их в холодильнике. А еще выжал свежий апельсиновый сок. У нас в Испании будет французский завтрак. Ты голодна?

Я кивнула и налила себе кофе. Он был отличным. Я смотрела в свою чашку, чтобы не встречаться взглядом с Эндрю. В моей голове были еще свежи воспоминания, которые я воскресила прошлой ночью. Воспоминания о том, как я целовала этот чувственный рот, которые теперь поглощал круассан и который по-прежнему выглядел так же сексуально, даже обсыпанный крошками. И горькие воспоминания о том месяце, когда я охотилась за Энди, и о том отчаянии и опустошенности, которые испытала, когда поняла, что потеряла его. Я тогда поклялась, что никогда не позволю себе снова оказаться такой ранимой.

— Пора, — сказал Эндрю, и я соскочила со стула.

— Пора что? — с испугом спросила я.

— Работать, Эллен. Вспомни, что мы приехали сюда работать, и нам заплатили хорошие деньги за то, чтобы мы сделали ее хорошо.

В ответ я запустила в него круассаном, но он пригнулся и швырнул в меня другим, попав прямо в мою белоснежную футболку.

— Извини, Эллен, я не думал, что попаду так метко, — засмеялся он. Взял салфетку и приблизился с ней ко мне.

Я отстранилась.

— Не надо, ты еще больше ее испачкаешь.

Он посмотрел на мою грудь и смутился. Мои напряженные соски выбрали этот момент, чтобы привлечь его внимание. Я сложила руки на груди и посмотрела на Эндрю.

— Ты испортила весь вид, Эллен. А было очень интересно. — Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, которую я так любила. Нет, нет, о чем я думала! Я ненавидела этого самоуверенного выскочку.

— Давай работать, — спокойно сказала я и пошла переодеться.

Мы проехали по Марбелле в «мерседесе» с открытым верхом. Эндрю вел себя как ребенок, получивший новую игрушку. И, надо признаться, что я тоже. Мне не терпелось повести машину, и я сказала об этом Эндрю.

— Видишь, Эллен, что бывает, когда ездишь в розовой «хонде». Нужно водить настоящую машину, чтобы знать, что это такое, — сказал он, не сводя глаз с узких улочек старого города.

Я могла поклясться на Библии, что его кожа уже потемнела от загара после всего одного дня в Испании. На нем были темные очки и потрясающая аквамариновая рубашка, наверняка купленная не на распродаже.

— Поэтому я буду управлять ею весь день.

— Тебе придется сражаться за нее со мной.

— Сражаться — как? Словами? Или с помощью классической борьбы? Матч до нокаута? Я бы предпочла борьбу, — сказала я и покрутила настройку автомагнитолы. Из приемника внезапно полилась испанская музыка, и мы оба рассмеялись.

— Давай поборемся. Я хочу тебя побороть, — произнес он через минуту. — На пляже, в этой маленькой пещере.

Я смутилась и не ответила. Я молчала, пока мы не доехали до жилого комплекса, который «Глэдстоун и Ричардз» собирались продать в хмуром, дождливом Шеннонсайде.

Остальную часть дня мы напряженно работали, сделав только короткий перерыв на ланч. Жилой комплекс «Морской гольф» был расположен в прекрасном месте с видом на море, позади него находились новые площадки для гольфа. Был там и плавательный бассейн причудливой формы, и детский «лягушатник», который, как я знала, будет большим плюсом при назначении цены.

Я фотографировала все цифровым фотоаппаратом, пока Эндрю сидел в небольшой конторе и проверял контракты и договора. Водить нас весь день по объекту был назначен Хуан, и я радовалась тому, что это Хуан, а не ненавистная мне кокетка Анна.