— Стойте!

Человек обернулся. Он был в скафандре с ранцевым двигателем, с откинутым назад шлемом. Да это же… Ной почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Бальграмец шагнул вперед, и люк за ним закрылся. Что делать?! Сейчас откроется наружный люк. Заблокировать! Он метнулся к пульту управления автоматикой. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ничего сделать уже нельзя — пульт отключен. По легкому содроганию металлической стены он понял, что выходной люк открылся.

— Арно, ты что-нибудь видишь?

— Нет, ничего.

— А что чувствуешь?

— Словно меня погрузили в теплую селеновую ванну и поддерживают мягким электромагнитным полем. Совсем как на пуховой перине у меня дома в Карлстоне.

— Вообще, здорово! Я ведь, как и ты, в первый раз лечу на “Малютке”.

— Эх, сейчас бы на пару денечков на Землю! Просто полежать на травке и поглядеть в небо. Знаешь, я с трудом представляю его. А ты?

— Не знаю… Я, кажется, немного помню… Арно, вот он!

— Где?!

— Смотри правее! Видишь огонек? Это двигатель его скафандра!

— Теперь вижу. Прибавим ходу?

— Конечно. Включаю форсаж.

— А может, Ной, зря мы ввязываемся в это дело? Ведь он сам захотел сдаться Рифту! Нам и так влетит за самовольную спасательную операцию.

— Сейчас мы его догоним. Готовь захваты.

— Что это, Ной?! Я не вижу звезд!

— Кажется, наша вылазка закончилась, Арно. Это рифтяне. Похоже, и беглец, и мы — их пленники…

Они зажмурились, когда яркий свет ударил в глаза, но отпечатавшееся за долю секунды на сетчатке изображение уже анализировалось мозгом.

С тех пор, как на Орхидее — планете голубой звезды ЕН-11В в системе Четырех Солнц — профессором Арсеньевым однажды были найдены следы высокоразвитой негуманоидной цивилизации, людям не приходилось иметь дело с негуманоидами. А тем более — беседовать с ними. О Рифте люди знали еще меньше…

Словно со стороны, Ной Волин увидел и себя, и Арно Трейвела посреди огромной залитой ослепительным светом залы. Немного поодаль и сзади стоял бальграмец. А перед ними на небольшом возвышении располагался рифтянин. Именно располагался, а не сидел или стоял — более точного слова никто из землян, наверное, не смог бы подобрать.

Увеличенный во много раз гибрид паука и лягушки показался бы человеку приятнее. Однако Ной уже полностью овладел собой и не отвел взгляда.

Гигантские блюдцеобразные глаза, казалось, разглядывали всех троих одновременно.

— Подойдите ближе.

Ни одна складка на теле рифтянина не шелохнулась. Ной Волин догадался, что резкий, неестественно выговаривающий слова голос принадлежал “космолингвисту”.

Сделав над собой усилие, астронавты приблизились к возвышению. Теперь, вытянув руку, Ной смог бы дотронуться до зеленоватой чешуйчатой “кожи” рифтянина. Думал, что смог бы…

Бальграмец почему-то замешкался сзади. Обернувшись, Ной увидел, как тот лихорадочно вытаскивает что-то из нагрудного кармана. Разглядев в его руках плоский блестящий предмет, Волин внезапно понял, что сейчас произойдет.

Секундой раньше это понял рифтянин. На его чудовищном теле мгновенно “вспухло”, сформировалось щупальце. И тут же дотянулось до какой-то кнопки.

Ощущение было таким, словно их размазало по стене. Сквозь застилавший глаза туман Волин увидел согнувшегося от боли Арно Трейвела, застывшего в нелепой позе бальграмца, искаженное гримасой удивления “лицо” рифтянина. Затем все исчезло.

Остановка времени в относительно небольшом замкнутом объеме космического корабля вызвала сильнейшее возмущение пространственно-временного континуума. Испытывая, кроме того, влияние находящихся поблизости масс других космических кораблей, “полотно” пространства — времени не сложилось, как обычно, в подобие сферы, которую можно “проткнуть” насквозь и выйти в заданную точку в заданный момент, оно деформировалось. Волны возмущения охватили огромный район. Когда пространственно-временная буря улеглась, сектор В-34С был пуст.

Средь Алтайских гор Бухтарминская долина ничейной была, ни кон-тайше16 джунгарскому, ни государю Российскому неподвластная. Через нее река Бухтарма протекает, потому долину Бухтарминской звали. Мужики там своей властью жили — от царской крепости, от джунгаров берегли волюшку. Берг-коллегия обложить их налогами солдат посылала — ни один не ворачивался, джунгары лезли Бухтарму воевать — пропадали, будто не было. А все потому, что проходы к долине стерег Горный Батюшка — на врагов обвалы устраивал. А как спать под землю ушел, дочка его за дело взялась. Да одной несподручно, молодцев с рудников да деревенек окрестных сманивала. А иной раз ребятишек храбрых выискивала да уменьем наделяла — в птицу или зверя могли превращаться.

Про одного в наших местах сказывали, Фомкой звали. Отец его, Афанасий, ямщиком робил, хоть вольный, а все равно приходилось месяц в году отрабатывать, руду али уголь вместе с бергалами на своей лошаденке возить. Раз ему очередь подошла, а он лежал с ногой перешибленной. Коли жена в таких случаях, али еще кто из родни не заменит, приказные посля двойные начеты отрабатывать заставляли. Вот Фомка и вызвался, говорит:

— В извозы дальние с тятяней хожу, а тут с одного на другое место коня под уздцы провести… Эко работа.

Отец с матерью согласились. Уехал, с рудника к домне руду стал возить. Пока телегу накладывают, камушки поинтересней выискивал да в карман складывал. Повозил сколько-то, глядит, притомилась лошадка, он и попросил короб до верху не наполнять. Нарядчик, Аким Сивобоков, это углядел, заругался, кнутом было затряс. Парнишка его вразумлять, дескать, вольный я, кнутом не размахивай. Коли надо, еще ходку сделаю, зачем же калечить коня? Кто рядом был, сказал: “Эко малец, нарядчика урезонил!”. А тому зазорно. “Ну, — думает, — я те посчитаю!” К вечеру начальству докладывает:

— Урок не сполнил, всего три ходки ходил.

Но тут уж мужики заступились, у конторы стоят, не уходят, вызвали конторских: так, дескать, и так, кто сколь сробил — все видели, своеволия не допустим. Начальству лишний шум ни к чему, велело нарядчику как положено посчитать.