— И что?
— Вот в этой книжке, — Щур-Толмач показал Доктору брошюрку, которую до этого листал, — говорится про всякие проблемы, связанные с пространством и временем, и в ней есть глава, посвященная психическому пространству — времени. Автор поясняет, что психические явления не локализуются в пространстве. Нельзя сказать, что мое “я” находится сейчас около переносицы или, скажем, ближе к левому уху. Зато я всегда могу совершенно точно указать положение мысли во времени — ее начало и конец. Дело в том, что мысль имеет временную природу. Вот я вам сейчас прочту: “Подобно мелодии, ум по сути дела имеет временную природу. Говоря конкретнее: ум должен рассматриваться как процесс интеграции, сохранения и модификации тождества личности, имеющий временное протяжение и локализацию во времени, но не пространственное местоположение и протяжение, хотя он имеет поле влияния, более сильное в районе, занимаемом конкретным мозгом, с которым его обычно связывают. Это поле влияния может, однако, при случае расширяться за его пределы, как это ясно из теперь общепринятого обоснования телепатии”. Вот именно эта временная природа мышления и позволяет сознанию двигаться во времени. Причем не так, что я просто представляю себе прошлое или будущее. Нет, мое “я” на самом деле переносится в это прошлое или будущее…
— Ну ладно, — не сдавался Доктор, — психика, мысль, с этим еще можно согласиться, но тело, тело-то как?
— А вы вспомните, чем занимается Франц в нашей клинике! Трансмутацией. Превращает одни элементы в другие, синтезирует из воды и воздуха сложнейшие органические молекулы, практически в любых количествах… Но ведь он умеет и наоборот — разлагать элементы на составные элементарные частицы, а их, в свою очередь, превращать в фотоны, в кванты электромагнитного поля… Короче, моя гипотеза такова — он в минуту опасности моментально, сам того не сознавая, аннигилирует собственное тело, превращает его в энергию (все по Эйнштейну, Доктор, Е = МС2) и, воспользовавшись этой энергией, переносится (не как физическое тело, а как квант биополя) на несколько секунд в прошлое, где синтезирует себе новое тело из наличных вокруг элементов и по той информации, что хранится у него в памяти — генетический код и прочее… Вот этим он и занимался, когда коршун нападал. Он видит, что коршун через долю секунды его ударит, переносится на пару секунд в прошлое, отходит в другое, безопасное место, а затем возвращается в текущий временной срез “сейчас”. А для нас это выглядит, как будто он мгновенно переносится из одного места в другое. Коршун, естественно, промахивается. Коррида… темпоральная коррида.
— Темпоральная коррида, — медленно повторил за ним Доктор, со вкусом выговаривая слова. — Да… Но все это настолько фантастично… Не укладывается у меня это как-то. Ты уж прости, Щур, но мы ведь ничего этого не видели. Нам бы какое доказательство. Самим бы посмотреть…
— Доказательство? — задумчиво протянул Щур-Толмач. — Знаете, я и сам себе до конца не верю. Но возможность для проверки все же есть. Вы помните, Доктор, зимний набег волко-собак на город, схватку в Троицком предместье… У Франца тогда плечо и грудь располосованы оказались, вы еще швы накладывали.
— Помню, ну и что?
— Если он, путешествуя во времени, каждый раз создает себе новое тело, то ведь строит он его по генетическому коду — таким, каким оно должно быть, без учета всех случайностей, которые с ним в жизни происходили…
— Понял, понял! — воскликнул Доктор и, повернувшись к испуганному Францу, произнес профессиональным тоном: — Ну-с, молодой человек, разденьтесь до пояса!
Франц поспешно стал стаскивать тунику через голову. Через несколько секунд он стоял, уткнувшись подбородком в ключицу, испуганно кося глаза на левое плечо и левую часть груди. Остальные в гробовом молчании тоже глядели на его мощный торс. Шрамов не было.
Затем внезапно заговорил Лейтенант:
— Ну что, Адам, ты все еще считаешь, что я занимался схоластикой?
Доктор заволновался:
— О чем ты, Петр? Я не понимаю!
— Прекрасно понимаешь! Теперь у нас есть возможность изменить прошлое и предотвратить… то, что произошло.
Доктор замахал руками.
— Ты с ума сошел! Одно дело — несколько секунд, а совсем другое — более трех десятков лет. Бред!
— Главное — принципиальная возможность. Остальное-дело техники.
И повернувшись к Францу, Лейтенант добавил:
— Вот что — с завтрашнего дня ты и Щур-Толмач поступаете в мое распоряжение. Будем тренировать тебя на сознательное овладение техникой путешествий во времени.
Он обратился к Щуру-Толмачу:
— Ты проник в его подсознание во время этой… темпоральной корриды. Запомнил, что там у него делалось? Сможешь помочь ему перенести это в сферу сознательного?
Обе головы Щура-Толмача синхронно кивнули.
— Отлично! Значит, решено. Завтра и начнем. И не вздумай возражать, Адам, ты знаешь, что я, как член совета коммуны, полномочен принимать такие решения.
Доктор хотел было что-то сказать, но только рукой махнул.
VI
Полтора года должно было пройти, пока не настал момент, когда Франц сказал самому себе, что он готов. Это были тяжелые полтора года, хотя его и освободили от всех вспомогательных работ.
Два раза в день, утром и вечером, проводились трехчасовые медитации под руководством Щура-Толмача. Во время этих занятий Франц шаг за шагом все глубже и глубже погружался в темные пучины собственного подсознания, постигая тайны собственной психики и секреты управления ею и своим телом.
Днем — лекции Лейтенанта по электронике, по оборудованию стартовых комплексов ракет среднего радиуса действия, бывших на вооружении стран НАТО до Красной Черты.
Франц уже знал, что произошло на комплексе: из-за какой неисправности стартовал тот злосчастный, самый первый “Першинг”. И он знал, что нужно сделать, чтобы это предупредить. Он расщепит ракету на молекулы!
Отдохнуть ему позволяли, только когда чувствовали, что Франц находится на грани нервного срыва. В такие дни он брал лом, лопату и, прицепив к поясу тесак, отправлялся на раскопки бывших городских библиотек или книжных магазинов. Из всего, что находил, его интересовали только альбомы живописи. День, когда он откапывал сохранившийся альбом нового для него мастера, становился праздником. Франц мог часами валяться на постели в своей комнатушке, рассматривая солнечные пейзажи, сказочные замки и города, странных, пестро одетых людей. Он все пытался постичь выражение их глаз. У нынешних такого не увидишь. Как будто те, на картинках, что-то знали, какую-то важную тайну, смысл жизни на земле.
В торжественный день Франц надел новую тунику. Щур с Толмачом последовали его примеру. Волнуясь, постучались в дверь Доктора.
— Войдите, — голос, донесшийся изнутри, был раздражен.
Приятели переглянулись и вошли. Торжественное настроение тут же их оставило. Хотя Доктор и Лейтенант тоже были одеты нарядно, никакой праздничности в их лицах не было. Более того, по всему было видно, что старики только что переругались не на жизнь, а на смерть.
Доктор, заложив руки за спину, стоял у окна. Лейтенант быстрыми шагами мерял комнату.
— Садитесь, — буркнул он. — Вот, полюбуйтесь на этого мыслителя.
Лейтенант через плечо ткнул большим пальцем в сторону Доктора.
— У нас появляется реальный шанс изменить историю, спасти человечество от Красной Черты, мы полтора года готовимся, не щадя сил, а когда наступает время действовать, у нашего прекраснодушного Доктора вдруг появляются сомнения.
Доктор резко отвернулся от окна.
— Да, у меня есть сомнения, и я считаю, что Франц обязан их знать.
— Ну, давай, давай, делись… — Лейтенант с шумом придвинул к себе кресло, плюхнулся в него и демонстративно закрыл глаза.
— Откровенно говоря, — начал Доктор, — я никогда до конца не верил, что у вас может что-то получиться, но когда побывал на вашей последней тренировке, мне стало страшно. Я вдруг понял, что мы действительно можем изменить ход истории. А это — громаднейшая ответственность. И у меня возникли сомнения…