Кости дома не было.

— Опять куда-то замылился, — обиженно сказала его жена Лариса. — Ты проходи, Федя, подожди, может, скоро и придет… если не загребут за спекуляцию книгами. Еще и конфискуют все. Я ему про это каждый божий день талдычу. Но знаешь же его — за копейку повеситься может…

— Да не укоряй ты его, Лариса. Каждый зарабатывает, как может.

— Да в гробу я видела его дополнительные заработки!

— На копейки производственные решила прожить?

— Люди живут. Пусть находит работу поденежнее, — Лариса махнула рукой и предложила гостю чашку кофе.

Не успел Караваев допить кофе, как в квартиру ввалился Костя с пачкой пахнущих типографской краской книг.

— О, привет отдыхающему, — с порога бросил он, аккуратно положив на стол книги. — За полтора номинала с черного хода “Художественной книги” достал. Заведующая, собака, заявила, что в последний раз за такую сумму отдает. Сказала, что в дальнейшем только за два номинала будет толкать. Мымра. Что я тогда буду с перепродажи иметь? Копейки? Выпить хочешь?

— Спасибо, в другой раз, — проговорил Караваев, косясь на Ларису.

— Я тебе выпью! — как-то резко, чего с ней никогда не было, произнесла та и, хлопнув дверью, вышла.

— Ну вот, — развел руками Константин. — Кто ее сегодня укусил? Втемяшила, что ей уже ничего не надо, и все тут С утра словно заведенная на все пружины. С постели не успела встать и начала… Да ладно, пройдет. А у тебя как? — спросил он, доставая из серванта две высокие рюмки и коробку конфет. — Ну, как там у тебя дела?

— Да так как-то, — Караваев, наклонившись, достал из-за кресла связку книг и протянул Константину. Сверкнуло золотое тиснение корешков.

Глаза у Соколова загорелись.

— Ух ты! Где достал?

— Где взял, где взял… купил, — съязвил Караваев. — Возьмешь?

— Конечно, — быстро развязывая тесемки дрожащими пальцами, проговорил Константин. — Конечно, возьму. — Листая книги, он несколько раз удивленно поднимал на Караваева глаза. — Бабку, что ли, обнаружил с наследством?

— Это моя забота. Берешь?

— Естественно. Две с половиной. Больше ни копейки.

— Согласен. И еще вот, картина, — Караваев протянул приятелю небольшую икону. — Годится?

Соколов внимательно осмотрел доску.

— Пятьсот рэ.

— Тысячу.

— Договорились, — сразу же согласился Соколов и, несмотря на свои сто с хвостиком килограммов, словно юноша вскочил с кресла и, достав из кармана ключ от небольшого сейфа, через миг выложил на стол перед Караваевым три с половиной тысячи. — Может, у тебя еще что есть?

— Будет… попозже, — пообещал Караваев, пряча во внутренний карман деньги. — Ну, пока.

— Погоди! Это действительно нужно вспрыснуть! — сказал торжествующе Соколов.

Коньяк приятно забулькал из горлышка.

— Я на машине, Костя, не могу, — сглотнул слюну Караваев.

— Двадцать капель? — умоляюще произнес Константин.

— Нет! — В голосе Караваева (он и сам этому удивился) лязгнул металл.

— Жаль, — Соколов плеснул в рот со своей рюмки, выхватил из коробки конфету, надкусил, затем опрокинул и рюмку, которая предназначалась Караваеву. — Ну, тогда хоть в центр подкинь.

— Поехали.

Караваев знал, что уже через несколько часов его книги попадут из рук Константина в чьи-то третьи, а может, и в четвертые руки, но уже по цене, которая будет намного превышать затраты на приобретение. У Константина были огромные связи в мире книжного бизнеса, а у Караваева же таких связей не было, и он был доволен тем, что знает Константина. Уж Федор Иванович завалит его и книжной, и картинной продукцией из лесных хором. Это точно. Пусть что-то перепадет и Константину, Караваев не жадный.

Уже дважды после этого Караваев приезжал в лес, находил избушку, каждый раз удивляясь, что ее никто не стережет, преодолевая появлявшиеся препятствия с мастерством и изобретательностью десантника. Метаморфозы природы его уже не пугали, и только удивительная тишина бесконечного зала заставляла нервничать и спешить.

На этот раз он решил определить размеры зала и выйти к его противоположной стене, подсознательно ожидая открытия каких-то тайн и чудес. Однако того, что произошло, он не ожидал.

Внутренности избушки неузнаваемо изменились. Не было ни зала, ни стеллажей, ни картин: в углу торчала полуразвалившаяся печурка, в центре стояли рассохшийся стол, два корявых стула, корыто, все запыленное и почерневшее, заплетенное паутиной от пола до низкого потолка.

— Проходи, Федор Иванович, — сказал кто-то невидимый из темноты. — Садись.

Караваев вздрогнул, шагнул на враз ослабевших ногах в проем, приметил почерневшую скамью и осторожно сел, не решаясь стереть с лица липкую паутину. Сердце сжалось, желудок стал похож на ледяной погреб с гнилыми продуктами. “Конец! — подумал Федор Иванович. — Хозяева!”

— Ты правильно выбрал, где сесть, Федор Иванович, — продолжал голос. — Это скамья подсудимого.

— К-как? — подхватился со скамьи Караваев. — П-по-чему п-подсудимого?

— Потому что ты будешь осужден, Федор Иванович.

— З-за что? — зубы дрожали, и Караваев сжал их изо всех сил.

— За воровство.

Все поплыло перед глазами. Караваев плюхнулся на скамью, вытер лицо и стал озираться по сторонам, но видел лишь почерневшие от времени бревенчатые стены, маленькое, запыленное донельзя оконце, сквозь которое пытался пробиться дневной свет, разваленную печку, небольшую кучу дров подле нее, полуобгоревшую лучину и еще какое-то непонятное, запыленное рванье, лежавшее в углу.

— Суд может сесть, — пробубнил кто-то скрипящим голосом.

Где-то впереди и по бокам, сзади Караваева захлопали, заскрипели невидимые стулья, и все стихло.

— Пожалуй, начнем, — сказали впереди. — Все в сборе?

— Нет еще Соколова. Его доставят с минуты на минуту, — проговорила невидимая женщина.

— Хорошо, подождем.

“Соколов… Соколов… — заработала память Караваева. — Да ведь это Константин! Ничего не понимаю. А может, кого-то другого ждут? Мало ли на Земле Соколовых? Или все же он? Попался где-то и сообщил обо мне… вот и будут судить обоих…

Мысли Караваева прервал неприятный скрип двери. В хату ввалился, бросая недоуменные взгляды по сторонам, приятель Федора Ивановича.

— Привет! — зло произнес Константин. — Давно не виделись. А ты что здесь делаешь? — Он огляделся. — Куда это я попал?

Караваев только пожал плечами.

— М-да, ситуация! Спал дома, оказался здесь. Может, я еще сплю?

Обычно придирчивый к одежде, Соколов на этот раз был одет в футболку, джинсы и комнатные тапочки на босу ногу.

— Я попрошу свидетеля покинуть помещение суда на время допроса подсудимого, — раздался уже знакомый Караваеву женский голос.

— Вы мне? — вытаращился Константин, оглядываясь по сторонам.

— Да, именно вам. И побыстрее, пожалуйста, вас позовут.

Константин пожал плечами и прошел к двери, которая тут же захлопнулась за ним. В комнатенке стало еще темнее.

— Подсудимый, встаньте и расскажите суду все, как было.

— О чем я должен рассказывать? — снова вскочил со скамьи Караваев.

— О вашей торговле книгами, которым цены нет, о вашем воровстве из Всегалактического запасного культурного фонда.

— Всегалакти… что? — изумленно произнес Караваев. — Из библиотеки, что ли?

— Из культурного запасного фонда. Здесь, на Земле, филиал этого фонда, где каждое созданное людьми произведение культуры и искусства хранится в единственном экземпляре. Теперь понимаете, какой вред вы нанесли фонду? Для восстановления пропавших экземпляров нам пришлось израсходовать столько энергии, что хватило бы на создание еще одного филиала.

— Позвольте возразить, — взяла слово женщина, наверное, защитник. — Федор Иванович не знал, что это Всегалактический культурный фонд.

— Он все равно не имел права трогать чужого. Как вы, Федор Иванович, докатились до такой низости?

— Я, понимаете, я… — Караваев не мог найти подходящего слова в свое оправдание и потому мялся. — Я и впрямь не знал, что эти книги… — Неожиданно он осмелел: — А зачем тогда вы держите это, как вы говорите, бесценное богатство в этой глуши? Да еще без охраны?