И видит: правда, не обманул он сам себя — впереди идёт фигура. Знакомый плащ из чернобурки, пепельные волосы. Ты, Румистэль?

Он подлетает ближе, боясь, что принц исчезнет. Всё так же с воздуха, чуть опережает кого-то такого знакомого и заглядывает в лицо.

— Гедрикс?! — отшатывается он так, что чуть не падает на землю.

И видит он, что впереди толпа — все идут по длинной-длинной дороге, уходящей туда, куда Лён только что вошёл — в будущее. Как он попал опять в начало?! Там, откуда он вышел, должен идти он сам — последний в роду Гедрикса! Парадокс, небывальщина, абсурд!

— Да это же сон, сон! — говорил он сам себе, в отчаянии оттого что ничего у него не получилось. Сон обманул его, вывернул видения наизнанку и склеил события в непрерывную ленту. Такое бывает во сне, когда никак не освободишься от кошмара, от однообразно повторяющейся чуши.

Гедрикс уходил по Бесконечному пути вперёд и никак не удалялся — его высокая фигура всё так же маячила на ровной, гладкой ленте дороги.

"Если там будущее, — думал Лён, паря в воздухе, — то прошлое в другой стороне".

Нигде на всей этой дороге он не нашёл Румистэля — этот таинственный потомок Гедрикса скрыт во времени. И Лён быть им никак не может — он только что видел себя.

— Где ты, Румистэль?

Взгляд его обратился к узкой горловине, которую он только что миновал. Будущее его обмануло. А прошлое?

Медленно, словно боясь спугнуть догадку, он двинул по воздуху туда, откуда вышел Гедрикс, племянник волшебницы Эйчварианы, уничтожившей по глупости целый мир и поплатившейся за то своей головой, навеки сброшенной племянником в лимб, ледяное узилище навеки погибших душ.

Едва он оказался в горловине меж двух гор, как на дороге образовалась человеческая фигура — она шла в одиночестве. И в первый миг Лён подумал, что увидел Румистэля. Но это был не он — по дороге шла женщина.

Недоумевая, он приблизился и вдруг вскрикнул в гневе:

— Эйчвариана?!

Молодая женщина, закутанная в синий плащ, подняла голову и посмотрела наверх.

— Гедрикс, мальчик мой! — вскрикнула она, а в следующий миг разочарованно опустила голову — нет, ошиблась.

Нет, то была не волшебница Рагноу, не царственно-прекрасная Эйчвариана. Её лицо, её красота, но глаза выдавали иную душу. И тут вдруг Лён с внезапным всплеском сердца понял кого видит: мать Гедрикса, сестру Эйчварианы! Ту, что погибла при осаде замка Вероньяр, когда шестилетний Гедрикс бежал через тайный ход. Об этом он забыл. В памяти осталась только Эйчвариана, эта ненавистная убийца, а про её сестру он забыл.

И далее взгляд его с твёрдостью устремился вперёд — туда, где прошлое открывает все тайны. Сегодня его день.

Словно из воздуха вышла высокая худощавая фигура — с каждым шагом она становилась отчетливее. А в следующий момент это уже был всадник, но конь под ним менялся каждый миг. То это белый крылатый лунный жеребец, то вдруг он превращается в грифона и так же торжественно шествует по полотну дороги. То превращается в гигантского орла и тут же — в белого дракона. Яркий свет вдруг охватил фигуру принца, и все краски померкли в этом сиянии — теперь фигура была серебряной.

"Великий волшебник Джавайна!" — сами собой всплыли в памяти Лёна слова Эйчварианы — так она сказала о своем отце, деде Гедрикса. Том самом, который создал для своих дочерей целый мир и отбыл неизвестно куда. Вот эта фигура всегда была за пределами внимания Лёна! Он не вспоминал об этом! А тот, в кого пошёл своим магическим дарованием Гедрикс, прародитель всех, кто прошёл по Бесконечному пути, тот, кто говорил ко всем стихиям, и был Румистэль! Вот почему его не видно на дороге! Он вне времени! Повелитель времени! Волшебник Джавайна! Не Дивояра — нет! — древнего эльфийского Джавайна!

Все эти мысли быстрее молнии сверкнули в сознании Лёна, пока он смотрел на серебряного всадника. Румистэль приблизился, сияние вокруг него стало ослепительным. И вот Лён увидал прекрасное лицо принца эльфийской крови, его необыкновенные, яркие глаза, серебряные волосы, схваченные бриллиантовой диадемой. Пышный белый мех плаща, мягко колыхался в такт неспешному аллюру крылатого жеребца, плавно стлался согласно невесомому движению грифона, вздымался от взмахов орлиных крыльев и трепетал под молниями, что источали крылья белого дракона. В руке принца был меч Джавайна.

Видение настолько поразило Лёна, что он завис над полотном дороги, не имея сил оторвать взгляд от неземной картины, и опомнился лишь тогда, когда всадник буквально наехал на него. Мощная фигура на таком же мощном скакуне надвинулась со всей скорости на Лёна, а в следующий миг прошла сквозь него, как нереальная. Дивоярец оглянулся: куда девался Румистэль? Дорога оказалась пуста.

Он очнулся с сердцебиением, лицо покрыто потом, в голове гудит набат.

Кругом спокойно — спит на своем одеяле Финист, мирно дышит во сне. Бедняк, которого они вчера обнаружили тут, тоже спит — вертится, чешется, поскуливает. Что же это было такое? Что видел Лён во сне? Было такое ощущение, что был это даже не сон, а явь. Бесконечная дорога, дорога родовой памяти, которая пролегает в каждом человеке, проходит через скрытые глубины его подсознания. Что-то в этом видении было не то, нарушена логика. Что-то сон хотел сказать ему.

Постепенно Лён успокоился, усталость брала свое. И вот снова задремал. Сколько времени он проспал — неизвестно, но во сне с кем-то ожесточённо пересекался, спорил, обвинял, ругался. И этот кто-то, невидимый, но очень злобный, орал ему в ответ: ты виноват, что со мной это случилось! Ты сделал меня таким! Ты меня предал, отнял у меня всё! Ты убил меня, ты бросил меня на мучения! Ты, ты, проклятый Румистэль! Из-за тебя я стал драконом! Это было то единственное тело, которое мне оказалось доступно, когда я по твоей милости попал в лимб! Огненный дракон из мира Унгалинг, который есть чудовищный сон лимба!

Лён злился, что-то пытался возразить, но никак не мог заставить замолчать этот мерзкий голос, твердящий: Унгалинг, Унгалинг!

Что за Унгалинг, какой Унгалинг? — сердился он. А голос отвечал из тьмы: сквабаров помнишь? Пласкатов помнишь? Про жажлоков слышал? Вот это Унгалинг, где всё мертво, и мертвечина эта хочет поглотить живое — твой мир, Румистэль, твою драгоценную Селембрис! Ненавижу!!

Он снова проснулся и понял, что наступило утро. Но вместо сияния солнца в пещеру проникал мрачный дрожащий багровый свет. Это огненный мир, куда они с Финистом проникли, чтобы найти зелёный кристалл.

Как-то слабо вспоминалось то, что виделось во сне — как будто память утратила самое важное из этого странного сна. Проклятый голос невидимки отвлёк его своими злобными выкриками, посеял в душе пакостное чувство, заставил забыть нечто необходимое. Только осталась в памяти картина, прямо зацепилась: тот незнакомец, которого звали Румистэль. Вот он настоящий принц, а не Лён. Теперь он знает, что произошла ошибка и его приняли за другого. А он ни в малейшей мере не похож на того внушительного и властного всадника, который не только не узнал его, а даже проехал сквозь, как через пустое место.

Сон рассеялся, окончательно оставил Лёна. Дивоярец сел на одеяле и потёр глаза. Хоть в пещере, благодаря Перстню, воздух был свеж и прохладен, отчего-то чуть ныл левый висок, и непонятная тяжесть была в голове. Наверняка этот мир пронизан враждебными человеку излучениями, возможно, радиоактивен. Как объяснишь это Гранитэли — наверняка она понятия не имеет, что это такое. Вот Финист — он наверняка не подвержен воздействию вредных энергий, ведь его природа близка огненным мирам. Наверно, Гедрикс вовсе не случайно оставил потомка среди обитателей горячих миров — он знал, что придётся разыскивать кристаллы среди самых враждебных стихий. И Елисей, сын Борея, ему подвластны воздушные и водные стихии — в каких мирах он искал эльфийские осколки? А чей потомок сам Лён? От кого он унаследовал способность обращаться в камень? Вспомнилась ему каменная демоница, дочь царя Лазаря от каменной девы Дарины.