— За этим вы меня сюда позвали? — со смешком спросил Лён.
— Ну да, — просто ответил другой старшекурсник. — Это является одной из обязанностей старшего курса, да и просто товарищеской помощью. Видишь ли, порой очень трудно преодолеть навязанные обществом условности. То, что для простых людей является моралью, для дивоярца — не более чем отвлечённое понятие.
— Вы что, хотите сказать, что дивоярцы выше законов Селембрис? — спросил сбитый с толку Лён.
— Они выше общепринятой морали, — заметил Очерота.
Паф молчал, лишь поглядывая на товарища, и в его взгляде трудно было что-то прочесть — то ли он соглашался с доводами, то ли просто молча отрицал их.
— Лукавое рассуждение, — усмехнулся Лён.
— Вот именно. Очень трудно примирить требования сердца с вынужденной необходимостью, — загадочно ответил старший.
— Вы не могли бы выражаться яснее?
— Яснее выглядит так: мы прибыли сюда для встречи с девушками. Раз мы не можем иметь семьи и не можем позволить себе сердечной привязанности, мы оставляем себе лишь право удовлетворения естественных желаний, — просто объявил Пантегри, — каждый это делает по-своему, как умеет.
— Вы собираетесь посетить улицу красных фонарей, — догадался Лён, поскольку знал, что в каждом городе есть такая улица.
— Я — да, — беззастенчиво подтвердил Пантегри. — А вот у Дияна есть девушка из бедной семьи. Он ей платит за это.
— А если получится ребёнок? — ошеломлённый этой сногшибательной откровенностью, спросил Лён.
— Тогда он оставит ей достаточно средств для дальнейшей жизни и оставит её, — прямо ответил старшекурсник.
— У дивоярцев это называется: сеять семена магии, — заметил Очерота.
До Лёна стало доходить: то, о чем с ним говорят, не шутки и не разврат. Это действительно единственная возможная реальность без потерь обойти последствия рока, преследующего дивоярцев, как плата за могущество. Он вспомнил слова Брунгильды, которая деликатно пыталась ему это объяснить. И, если бы он не был так занят своими книгами, давно бы вписался в ту реальность, которой жили его товарищи.
Он вспомнил записи Гедрикса. Его предок принял этот рок как неизбежность, и покорился ему. Судьба погубила его родных — мать, отца, тётку он убил сам. Король-маг, вечный скиталец, писал о том, что во всех мирах, где был, оставлял своих потомков. В его немногословном изложении это выглядело благородно, а действительность оказалась неприглядна.
Пришло на ум воспоминание о Румистэле, в личности которого Лён побывал, когда попал в зону наваждения. Смутные впечатления, оставленные в его памяти этим загадочным принцем, сообщали о череде случайных встреч, краткой страсти и неизбежных разлук. Румистэль был дивоярцем и нёс свой рок.
— Ты не можешь жить подобно скопцу, — терпеливо объяснял Очерота, — ты молод, полон сил, и долго ещё будешь таким. Считай, что это твой долг перед Дивояром.
— Сегодня мы первый и единственный раз говорим с тобой об этом, — добавил Пантегри. — Дивоярцы обычно не распространяются перед прочими о своих проблемах. Это дело каждого. Поначалу ты будешь привязываться к своим избранницам, и они будут привязываться к тебе. Разрыв отношений всегда труден. Но лучше так, чем оставлять женщине в наследство свой рок. Если ей повезёт, то ребёнок будет обыкновенным человеком. Ген магии вообще может молчать многие поколения.
— А как относится общество к таким матерям-одиночкам? — горько спросил Лён, понимая, что теперь неизбежно будет оставлять за собой череду несчастий и брошенных детей.
— О, вот это и есть наша задача — создавать у общества терпимое отношение к такой проблеме. Кроме того, такая женщина будет достаточно обеспечена, а деньги в человеческом мире вообще имеют решающее значение. Я тебе так скажу: всех побочных проблем существующего положения вещей зараз не обговорить. Да оно и не нужно — само со временем объяснится. Просто прими всё как есть.
— Да, — сказал Пантегри, поднимаясь с места и выкладывая на стол золотые монеты. — Сейчас мы разойдёмся каждый по своим делам. Не берите много в голову — само собой образуется. Это не обязанность и держать ответ ни перед кем не надо.
Покинув гостеприимную харчевню, молодые дивоярцы вышли на улицу. От предложения направиться на улицу красных фонарей Лён вежливо отказался. Его не стали уговаривать — пусть всё сам решает. Паф остался с товарищем.
— Тебя уже приобщили к решению проблемы рока? — спросил Лён друга, соображая, где тот пропадал каждые выходные дни и отчего возвращался такой загадочно-весёлый.
— Да, — просто ответил тот. — И не скажу, что это было неприятно.
— Почему же ты не пошёл с ними? Из-за меня?
— Нет. Я не осуждаю твою щепетильность, — быстро ответил друг, — я сам был ошарашен, когда они мне это изложили. Но сейчас понимаю, что так проще и честнее, чем ходить вокруг да около.
Лён понимал, что откровенность старших товарищей продиктована отнюдь не цинизмом, а необходимостью. Если бы он был более любопытным и менее увлечён "теорией", то давно был бы в курсе дела и легко вписался в реальность. Это было гораздо лучше, чем если бы в таком деликатном вопросе его взялись просвещать старшие маги — Магирус и Брунгильда. Очевидно, эта тема действительно в Дивояре не муссировалась.
Не имея никаких конкретных планов и ничего особенно не ища, они просто побрели вдоль по улице, рассматривая лавки и глазея на товары. Давненько Лён вот так просто не шатался по городу. Денег у них было в достатке, ничего не стоило расположиться с удобствами в любой гостинице. Дивояр решал все их проблемы, кроме той единственной, с которой каждый справляется в одиночку.
Дорога вывела к большой площади, три стороны которой составляли высокие трёхэтажные каменные дома с балконами. А четвёртая сторона представляла собой фигурную решётку, за которой далеко простирался парк, и вдали виднелись монументальные здания. У ворот толпились люди, стояла стража, проезжали экипажи, то и дело проскакивали верховые. Похоже, это была резиденция королевского дома. Лёну вспомнился двор короля Киарана Железной Пяты — очень уж походил и парк, и дворец, и само устройство города на исчезнувший город Дюренваль.
Лён отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на Пафа. Что толку так просто стоять и глазеть на выезды? Надо определяться и зайти куда-нибудь. Если честно, то Лён уже жалел, что оставил свои уютные покои в башне университета, книги и прочие удобства.
Выражение лица Пафа ему показалось странным — тот словно глубоко ушёл в свои мысли. Не отрывая пристального взгляда от здания дворца, он как будто о чем-то напряжённо размышлял.
— Тебе знакомо это? — спросил Лён просто так, чтобы вернуть товарища в мир.
— Мне так показалось, — тут же ответил тот.
— А, может, ты действительно тут был когда-нибудь? До того, как попал к Фифендре в заколдованный лес?
— Возможно, — кратко ответил тот.
— Ведь ты же говорил, что вспомнил что-то, — продолжал допытываться Лён. — Ведь ты учился владеть оружием. Может, ты был пажем?
И тут же замолчал, потому что вспомнилось ему отчётливо, как рассказывал ему Долбер о своем видении при Ороруме. Он видел некое видение из прошлого, но неправильно его истолковал.
Паф повернул к товарищу лицо, на котором застыло серьёзное выражение.
— Я узнал здесь одного человека, — глухо сказал он. — Того самого, который к нам подъехал, когда королевский кортеж ехал в город. Только в моей памяти он моложе.
— Как он назвался?.. — попытался вспомнить Лён.
— Он никак не назвался, — ответил Паф, — Но я знаю его имя. Это Грай Лейхолавен. Но больше я ничего о нём не знаю.
Это было интересно, и стоило проверить эту информацию если имя подтвердится, то Паф, скорее всего, попал в лесную школу из этих мест. Но ведь лес, где стоит великий дуб, находится отсюда очень далеко — много дней пути понадобится даже конному, чтобы достичь зачарованного леса. Наверняка, для того, чтобы избавиться от ребёнка, проявившего магические дары, можно найти лесок поближе.