— Столько помощников! Мне и делать будет нечего, — улыбнулась Анастасия Ивановна. — Выберем пока одного. Кого бы?

Взгляд её задержался на руке Власа Маковкина.

— Начнём, пожалуй, с Маковкина. У него почему-то рука дрожит…

Лицо у Власа вытянулось. Он быстро сунул руку под парту, тяжело засопел. Надо же так опростоволоситься! Но кто знал, что дрожащая рука выдаст его? Моргай теперь глазами перед всем классом… Влас поднялся и заморгал:

— Верно. Моя двойка… Что ж мне теперь — к директору?

— А зачем? Будешь продолжать начатое дело, — миролюбиво сказала Анастасия Ивановна. — Я понимаю, у тебя было мало времени. В спешке ты не заметил у Угловой кое-каких ошибок. Дело поправимое. Возьмёшь тетрадь домой и ещё раз посмотришь. Заодно захватишь и некоторые другие тетрадки. Поставишь справедливые оценки. Как настоящий учитель.

Всего ожидал Влас, но только не этого. В мыслях у него начался дикий переполох. Голова никак не сообразит что к чему. С одной стороны, вроде бы и хорошо, что в директорскую не вызывают, а с другой стороны… Непонятно, почему учительнице вместо наказания вздумалось оказать ему почёт? Странно ведёт себя Анастасия Ивановна. Очень странно.

Вчера она сама по всем правилам отчитывала Маковкина, когда он, бледный, стоял у доски и не знал, какие знаки препинания ставить в сложном предложении. А сегодня даёт задание проверять чужие тетрадки. Придётся ставить оценки. Двойку Соне Угловой он уже поставил. Лучше-некуда! Даже Анастасии Ивановне понравилось. С таким же успехом Влас может вывести и тройку, и четвёрку, и пятёрку — кто что заслужит.

Учительница положила ему на парту пачку тетрадей и дала наказ:

— Будь строг. Постарайся не пропустить ни одной ошибки.

— А отличникам можно двойки ставить?

— Если заслуживают…

— Запляшут они у меня, голубчики!

Дома он первым делом, конечно, стал проверять тетрадь Лены Блузкиной. Такие сложные предложения наворотила, столько запятых, точек и двоеточий наставила, что у Власа зарябило в глазах. Попробуй разберись в этом хаосе! Словно нарочно решила Власу голову поморочить. Ничего, он разберётся. Все ошибки выведет на чистую воду! Не видать Лене пятёрки как своих ушей!

С двоеточиями всё ясно — они ставятся (Влас запомнил это) перед перечислениями. Тут ошибок нет. А вот как быть с точкой с запятой? Затесалась в самую серёдку длинного предложения и стоит. Здесь ли ей место? Влас не знает. Когда в классе проточку с запятой объясняли, он смотрел в окно на прыгающих воробьёв. Лена тоже смотрела на воробьёв. Наверное, и она пропустила правило мимо ушей. Вот тут-то он её и поймает, как птенчика…

Влас раскрыл учебник и прочитал: «Точка с запятой ставится в том случае…»

Экая досада! У Блузкиной, оказывается, всё верно. Хочешь не хочешь, а ставь пятёрку.

Зато в тетради у Светы Олениной он сразу обнаружил ошибки: в двух случаях буква «ё» стоит без точек наверху. Влас поставил красным карандашом жирные точки и вывел оценку «4». Потом вспомнил, что сам он всё время забывает ставить точки над «ё», и нарисовал после четвёрки плюс. Пусть Оленина убедится в его справедливости!

Домашнее-задание Тараски Котова Влас проверял с особым наслаждением. Прочитал слово «бирёска» и дважды радостно подпрыгнул, так как сразу обнаружил две ошибки. Прочитал «агурец» — и тоже подпрыгнул. Так и прыгал, сверяя каждое слово по словарю, пока не дошёл до последнего предложения: «Ученика Маковкина аставели посля занятий».

— Ишь какой грамотей! — возмутился Влас. — Будешь знать, Тараска, как имя нового учителя порочить!

И старательно вывел в тетрадке оценку, какую редко ставит Анастасия Ивановна, — кол. В следующей тетради Влас с помощью словаря обнаружил семь ошибок. Собрался было влепить ученику за безграмотность двойку, но тут вспомнил: «Да ведь это же моя тетрадь! Двойка — оценка не для учителя…»

Он переписал домашнее задание заново и внизу красным карандашом сам себе поставил по русскому первую за всю четверть пятёрку. Хотел поставить ещё и плюс, но раздумал — скромность помешала.

Влас списал с доски тему домашнего сочинения — «Самый весёлый случай» и подпрыгнул от радости. Чепуховое задание! Каждый день в жизни происходит что-нибудь смешное. Садись и пиши.

Дома он раскрыл тетрадь, помусолил шариковую ручку и, не задумываясь, вывел:

Первое предложение сложилось легче, чем два плюс два — четыре. Начало, как пишут писатели-классики, — великое дело! Решив, что и дальше всё пойдёт, как у писателей-классиков, Влас снова помусолил ручку. И ещё раз помусолил. И ещё… Раз десять мусолил, но ничего не написал. Тогда стал вспоминать дни, когда ему было очень весело. В первом классе был такой случай. На уроке математики Влас от нечего делать насовал в уши бумагу. Всю перемену ходил по классу, разговаривал с кем угодно и никого не слышал. Понимал только самого себя. Что говорят товарищи — не понимал. Шевелят губами, а слов не произносят. Словно он глухой, а они немые. Как в подводном царстве. Потеха! Мальчишки смеялись. И Влас смеялся.

А на другой урок в класс пришёл летчик с орденами на груди и стал рассказывать о чём-то героическом. Ребята замирали от восхищения. А Влас ничего не слышал. Попытался очистить уши. Но бумага засела так глубоко — не вытащишь. От досады Влас готов был рвать на себе уши — вместе с бумагой. Одноклассники сочувствовали Власу. По очереди ковырялись в его ушах. Бумага не слушалась пальцев, уходила ещё дальше. Никто из ребят не смог выковырнуть. И учительница не смогла. Даже летчик-герой не сумел исправить оглохшие уши. И бедного Власа повезли в больницу на «скорой помощи»…

Разве это назовёшь «самым весёлым случаем»? Кому-то, может, и было весело, а Власу не очень.

Нет, об ушах писать не стоит! Лучше написать о том, как однажды сделался снеговиком. Облепился Влас снегом с головы до пят. Воткнул себе уголёк вместо носа, напялил на голову дырявое ведро. Всё утро с метлой в руках простоял у подъезда дома. Никто не узнал. Всё дело испортил дворник дядя Фирс. Подошёл к снеговику и ударил по ведёрку лопатой. Власова голова целиком — до самых плеч — ушла в ведро. Он отчаянно завизжал и стал махать метлой. Ведро тут же сняли. Но Влас уже не был похож на снеговика. Соседка Ираида Захаровна назвала Власа «снежным бездельником», а дядя Фирс сказал, что у него «ветер в голове». Комедия!

Но, несмотря на это, писать сочинение о снеговике Влас раздумал — конец слишком грустный. Хорошо бы вспомнить другой случаи, повеселее.

Может, описать драку кошки с собакой, которых Влас привязал друг к другу за хвосты? Пожалуй, не стоит. Учительница Анастасии Ивановна предупредила, что сочинение должно быть не просто смешным, но ещё и поучительным. Кошка с собакой разве могут чему-нибудь научить? Их самих дрессировать надо, чтобы не перецарапались.

Другое дело — полезная игра в трубочистов. Её Влас придумал в третьем классе, когда целую неделю замещал больного звеньевого. Пионеры лазили по крышам домов и на общественных началах чистили веником трубы. От сажи стали чернее негров. Одна старушка приняла Власа за чёрта. Перекрестилась и завопила на всю улицу: «Сгинь, нечистая сила!» С испугу Влас ухнул с крыши в сугроб. Правую ногу повредил. Пришлось прыгать до дому на одной левой. Потом целую четверть ребята звали его «нечистой силой».

«Напиши сейчас об этом сочинение, — подумал Влас, — снова начнут так дразнить». И он приуныл. Перестал мусолить авторучку. Смотрел в тетрадь и в который раз перечитывал одну и ту же фразу: «Однажды мне было очень весело».

Когда «было»? Выдумка всё это! Только со стороны может показаться, что ему всегда весело. А на самом деле — смех сквозь слёзы. Не было никогда весело! И никогда, надо полагать, не будет. Почему? Да потому, наверное, что жить не умеет, как все остальные люди.