Одна из самых заметных стояла на холме примерно в полумиле от моря. Любопытство заставило нас пойти туда. Это оказалось убогое жилище. Все здесь говорило о бедности хозяев. Фундамент состоял из камней, расположенных на земле двумя сходившимися кривыми линиями длиной 12 футов. В середине, где был самый большой изгиб, ряды камней отстояли один от другого примерно на 6 футов, у краев же между ними было не более 1 фута. В каждом из этих камней было сделано по одному-два отверстия, в кои воткнуты жерди. Средние стойки имели в высоту 6 футов, другие, идущие в обе стороны, все укорачивались, так что крайние были всего 2 фута высотой. Сверху эти стойки были наклонены друг к другу и привязаны к перекладинам, которые скрепляли их. Крыша была сплетена в виде решетки из тонких прутьев и сверху устлана добротной циновкой из листьев сахарного тростника. Она держалась на упомянутых стойках, которые образовывали каркас хижины, внизу доходила до самой земли и, круто поднимаясь с двух сторон, сходилась под острым углом. Сбоку имелось отверстие высотой от 18 дюймов до 2 футов, защищенное от дождя выступающей частью крыши. Оно служило дверью. Желавший войти или выйти через нее должен был ползти на четвереньках. Мы не преминули испробовать этот способ, однако старались зря, поскольку внутри хижина оказалась совершенно голой и пустой. В ней не было даже пучка соломы, чтобы лечь. Стоять прямо можно было лишь в середине, и вдобавок ко всем неудобствам здесь было совсем темно. Наши провожатые-индейны рассказали нам, что они в этих хижинах ночуют. Можно представить себе, какие это жалкие ночевки, тем паче что хижин было мало, так что там пришлось бы в буквальном смысле лежать друг на друге. Поэтому простые люди спят здесь под открытым небом, предоставляя сии убогие жилища знати или же укрываясь в них лишь в плохую погоду.
Кроме этих хижин мы видели также некие нагромождения камней. С одного бока они были совершенно отвесны, и там имелось отверстие, которое вело под землю. Судя по всему, внутреннее помещение могло быть здесь очень маленьким, но все же не исключено, что даже эти дыры по ночам служили им кровом. Возможно, правда, что они соединялись с естественными подземными пещерами, которых бывает много в вулканических странах, где есть старая лава[376]. Такие пещеры часто находят в Исландии; они до сих пор знамениты тем, что в них жили прежние обитатели страны. Господин Фербер[377], автор первого минералогического описания Везувия, сообщает среди прочего, что он встречал подобные пещеры и среди новейших лав. Мы бы охотно исследовали эти сооружения поближе, но туземцы не пожелали нас туда допустить.
Посадки сахарного тростника и бананов, расположенные возле упомянутого дома, были обработаны, насколько это позволяла каменистая почва. Вокруг каждого бананового растения было сделано углубление в 12 дюймов, вероятно для того, чтобы сюда собиралась дождевая вода и растения таким образом могли получать больше влаги. Сахарный тростник был такой же иссохший, как сама здешняя земля, и достигал высоты 9-10 футов. У него был необычайно вкусный сок, который туземцы нам весьма часто предлагали, особенно когда мы просили пить. Последнее обстоятельство заставило нас предположить, что на острове совсем нет пресной воды, но, когда мы возвращались к месту высадки, мы встретили капитана Кука возле источника, который показали ему местные жители. Он находился недалеко от берега и был вырублен глубоко в скале, но полон грязи. Когда наши люди очистили его, вода показалась им непригодной для питья, однако жители пили ее с большим удовольствием.
Торговля капитана со здешними обитателями шла не особенно удачно. Казалось, у них не было никакого продовольствия. Несколько плетеных корзин со сладким картофелем [бататом], немного сахарного тростника, несколько гроздей бананов да две-три маленькие, уже приготовленные курицы — вот все, что он смог купить за кое-какие железные изделия и таитянскую материю. Он подарил индейцам бусы, но те с презрением отбросили их прочь. Зато они желали получить другие вещи, которые видели у нас и на нас, хотя взамен уже ничего не могли дать. Пока нас не было, они ушли с места нашей высадки, видимо, в свои жилища, чтобы поесть.
Женщин по сравнению с мужчинами все время было намного меньше. При высадке мы насчитали их не более двенадцати или пятнадцати, теперь подошли еще шесть или семь. Они не выказывали ни сдержанности, ни стыдливости; за небольшой кусок таитянской материи наши матросы получали от них, что хотели. Черты их лиц показались нам довольно мягкими, а большие заостренные шляпы придавали им вид легкомысленный и непристойный.
Еще до наступления полудня мы возвратились на корабль, разделили все приобретенные плоды и овощи между членами команды, весьма подкрепив силы наших больных, истосковавшихся по свежей пище. Мы попробовали также кур, которые были завернуты в зеленые листья и приготовлены в земле на горячих камнях. Этот способ приготовления пищи распространен на всех островах Южного моря, где мы до сих пор бывали. Картофель был золотисто-желтого цвета и сладок, как желтая репа; он не всем нравился, но был питателен и помогал против цинги. Сок всех здешних растений был, видимо, необычайно концентрированным из-за жары и сухости почвы. Бананы в своем роде превосходны, а сахарный тростник слаще, чем на Таити.
После полудня мы опять вышли на берег. В другой шлюпке отправился на берег офицер с командой, чтобы наполнить у источника водой наши бочки. У места высадки нас встретили несколько жителей. Среди них обращал на себя внимание один, видимо пользовавшийся определенным уважением. Он очень усердно старался показать капитану дорогу всюду, куда бы тот ни ходил, и был не так робок, как его земляки. Если другие настораживались и пугались при каждом нашем необычном движении, то он все время смело шел рядом. Впрочем, при всей своей пугливости они то и дело залезали в наши карманы и воровали все, что могли. Мы не пробыли на берегу и получаса, как один из них тихонько подкрался сзади к Махеине, сорвал у него с головы черную шапку и побежал с ней по неровной каменистой местности, где никто из нас не мог его догнать. Махеине был так этим перепутан, что лишь спустя некоторое время сумел найти слова, чтобы пожаловаться капитану; однако вора уже поминай как звали. Точно таким же образом лишился своей шляпы и господин Ходжс, который в это время сидел на небольшой возвышенности, рисуя открывавшийся отсюда вид. Возле него находился господин Уолс с ружьем, но он решил, и справедливо, что столь незначительное преступление не стоит пули.
Прогуливаясь берегом моря, мы нашли несколько кустов такого же сельдерея, что часто встречается на побережье Новой Зеландии. Мы нашли здесь и другие маленькие растения, которые видели и там. Не берусь судить, здешнего ли они происхождения, либо их семена занесены сюда морем или птицами. Мы нашли также участок, засаженный ямсом (Dioscorea alata Linn.), и это существенно дополнило в наших глазах скудную флору острова Пасхи.
Сходство в чертах лица, обычаях и языке между этим народом и обитателями других островов Южного моря позволяло надеяться, что мы обнаружим здесь и домашних животных, которых встречали на Таити и в Новой Зеландии. Однако, несмотря на тщательные поиски, мы не смогли найти ничего, кроме обычных кур, очень мелких и со скромным оперением. Мы, правда, видели двух-трех морских ласточек (Sterna stolida), настолько ручных, что они садились туземцам на плечи; однако из этого нельзя было заключить, что их тут по-настоящему разводят.
На закате солнца мы покинули место, где набирали воду, и отправились в бухту, в коей стояла на якоре наша шлюпка. По дороге мы прошли упомянутые уже колонны. Жители, сопровождавшие нас, знаками дали понять, что надо идти не по каменной кладке, а по траве у подножия постаментов; но когда мы не поворотили, они нам никак не препятствовали. Мы справились у тех из них, которые показались нам наиболее смышлеными, что сии камни означают. Насколько можно было понять из их ответов, это были памятники их эрики, то есть королям[378]. В таком случае сложенный из камней пьедестал, возможно, является местом захоронения. И действительно, при более тщательных поисках мы обнаружили неподалеку много человеческих костей, что подтверждало наши предположения. Судя по длине костей, тела были среднего роста; так, бедренные кости, которые мы измерили, принадлежали человеку ростом примерно 5 футов 9 дюймов.
