Мы же продолжили свой путь через пролив Ле-Мер и на следующее утро прошли вдоль берегов Земли Статен, окутанной густым туманом. Днем погода прояснилась, так что мы смогли разглядеть землю отчетливее. Она весьма напоминала западное побережье Огненной Земли, во всяком случае скалистые горы были так же круты и бесплодны, но не так высоки и потому меньше покрыты снегом. В отдалении от берега лежало несколько островов, поднимавшихся над водой футов на 90 и, похоже, до самого верха поросших травой. Всюду было множество тюленей, и, так как их жир годится вместо ворвани, капитан Кук решил стать на якорь, дабы запастись этим жиром. Патер Фейе к описанию своего путешествия приложил карту этих островов, которую мы, однако, нашли весьма неточной[552]. Пройдя между этими островами и Землей Статен, мы обнаружили на последней хорошую гавань. Однако капитан не решался в нее войти, опасаясь, что будет заперт там встречным ветром. Более надежным показалось ему стать с подветренной стороны возле одного из низких островов. Поскольку по морскому счислению в полдень закончилось 31 декабря, мы назвали эту островную группу Новогодними островами (Нью-Ийрс), а гавань на Земле Статен — Новогодней гаванью (Нью-Ийрс-Харбор).

Сразу после обеда мы сели в шлюпки и поплыли к острову, находившемуся в миле от корабля. Скалы вдоль берега были сплошь усыпаны бесчисленным множеством тюленей. Среди них были животные с длинными косматыми гривами, получившие название морских львов[553] задолго до тех гладких животных, которых назвал так лорд Ансон на острове Хуан Фернандес. Именно здешнему виду дали это название более старые мореплаватели, коих сейчас мало читают[554]. Для охоты на морских львов мы облюбовали бухту, укрытую скалами от морских волн, и скоро убедились, что эти животные были на вид свирепее, чем на самом деле. При первых же выстрелах они бросились в воду и попытались спастись бегством. Лишь самые крупные и беспомощные остались на месте; не переставая реветь, они приняли свою смерть. Ливень на время охладил наш пыл, но, как только прояснело, охота разгорелась заново, и мы добыли много отменно жирных морских львов. Матросы расправлялись с ними легко, они просто били их палками по голове, тащили в шлюпки и везли на корабль, где из жира варилась ворвань. Старые львы были почти все на редкость жирны и длиной 10—12 английских футов. Львицы были постройнее и в длину имели 6—8 футов. Самые крупные морские львы весили от 1200 до 1500 фунтов; один, средней величины, без шкуры, внутренностей и жира, потянул на 550 фунтов.

Голова у самцов действительно имеет сходство со львиной и цветом почти такая же, только немного темнее. Длинные щетинистые волосы вокруг шеи и на затылке совершенно напоминают гриву настоящего льва; они грубые и жесткие. Все остальное туловище покрыто короткими плотными волосами, образующими красивый, ровный, блестящий мех. Львица отличается от льва тем, что у нее все туловище гладкое. Что же касается ног, или, скорее, ласт, то они у тех и у других совершенно одинаковые. Ласты на груди представляют собой просто большие куски черной крепкой кожи, как бы с несколькими почти незаметными наростами вместо когтей. Задние ласты больше похожи на лапы, они тоже черные, кожистые, но разделены на пять длинных долей, на каждой из которых есть по маленькому коготку. Хотя когти сравнительно невелики, животные могут чесать ими все тело, что мы неоднократно наблюдали. Хвост очень короткий и прячется между двумя близко расположенными задними ластами. Задняя часть тела, или кострец, особенно велика, закруглена и словно бы налита жиром.

В зависимости от возраста и пола они издают разные звуки, иногда такие пронзительные, что у нас звенело в ушах. Старые самцы фырчат и рычат, как львы или дикие буйволы, самки мычат, как телята, а детеныши, коих на берегу было множество, блеют, как ягнята. Как раз был сезон, когда они появляются на свет. Одной львице пришлось особенно худо: она окотилась в тот самый миг, когда матрос ударил ее дубиной по голове.

Живут они большими стадами. Лишь самые старые и жирные самцы лежат особняком; каждый облюбовывает себе какой-нибудь большой камень, к которому не может уже приблизиться никто другой, если не желает кровавой драки. Я часто видел, как в подобных случаях они набрасывались друг на друга с неописуемой яростью и грызлись жестоко. Несомненно, по этой причине на спинах у многих были глубокие шрамы. Морские львы помоложе и порезвее лежали мирно вместе с самками и детенышами. Во время охоты они обычно дожидались первого выстрела; лишь когда некоторые уже были убиты, другие в сильнейшем замешательстве обращались в бегство. Иные самки уносили своих детенышей в зубах, а более перепуганные бросали их. Если им казалось, что их никто не видит, они нежнейшим образом ласкались, и морды их соприкасались, как будто в поцелуе.

Профессор Стеллер встречал этих животных на острове Беринга, вблизи Камчатки, где он потерпел кораблекрушение, и его описания, первые и наилучшие из всех существующих на эту тему, совершенно совпали с нашими[555]. Пернети также упоминает их в книге о своем путешествии на Фолклендские острова, однако гравюра на меди, которая к ней приложена, как и остальные его рисунки и большинство описаний, относящихся к сей теме, совершенно не соответствует действительности[556]. Господин Бугенвиль также встречал их во время своего кругосветного путешествия.

В этих безлюдных местах они выходят на берег, дабы произвести потомство, и все время, пока находятся на суше, ничего не едят, хоть это и длится порой несколько недель. Вместо еды они глотают камни, чтобы хоть чем-то заполнить желудок, и, конечно, успевают сильно исхудать. У некоторых желудок оказался совершенно пустым, у других же — заполнен десятком или дюжиной круглых тяжелых камней, каждый величиной с пару кулаков[557].

Когда на берегу не осталось ни одного морского льва, мы поднялись на верхнюю равнину, которая вся была словно усеяна маленькими холмиками, точно поле, полное кротовьих кучек. На каждом из этих холмиков распустился большой толстый пучок травы (Dactylis). Углубления или промежутки между холмиками были полны испражнений, так что нам приходилось все время перепрыгивать с кочки на кочку. Здесь устроила лежбище другая разновидность тюленей; несомненно, это они, выходя из моря, так испоганили всю землю. Это были собственно морские котики, подобные тем, что мы уже встречали в бухте Даски, хотя там их было не так много и они были не столь крупные. То, что говорит о них Стеллер, вполне соответствует действительности. Они несколько мельче морских львов. Самцы редко бывают больше 8—10 футов в длину и сравнительно толстые. Мех темно-коричневый, чуть-чуть с серым и гораздо длиннее, чем у морских львов; однако гривы у них нет. В основном же очертания туловища и вид ласт у тех и у других одинаковы. Они ведут себя гораздо более свирепо, нежели морские львы; особенно проявляют готовность защищать своих детенышей самки; и они скорее погибнут с ними, чем их покинут[558].

На острове водилось также много грифов (Valtur aura), которых матросы называли воронами-стервятниками и которые, вероятно, питались погибшими или похищенными детенышами морских котиков и морских львов. Встречались здесь и ястребы, а также того же вида гуси, что так пришлись нам по вкусу в гавани Кристмас-Саунд. Наконец, там были и пингвины неизвестного нам до сих пор вида, серые буревестники величиной с альбатросов, которых испанцы называют кебрантауэсос, то есть костоломы, и бакланы[559].