Сплотившись под знаменем ислама, который проповедовал джихад — священную войну против неверных, яванское купечество сумело вырвать власть на большей части северояванскога побережья из рук буддийско-индуистских феодалов — удельных князей и губернаторов Маджапахита.
Португалец Т. Пиреш, который посетил Индонезию в 1513–1514 гг., так описывает постепенный переход власти на Северной Яве в руки мусульман: «Мусульманские пате (патихи, владетели. — Э. Б.) морского берега могучи на Яве и ведут всю торговлю, ибо они сеньоры джонок и людей.
Когда морской берег принадлежал язычникам, сюда приходило много купцов — персов, арабов, гуджаратцев, бенгальцев, малайцев и других. Среди них было много мусульман. Они начали торговать в стране и богатеть. Они строили здесь мечети, и к ним приезжали муллы, и они (мусульмане. — Э. Б.) прибывали во все большем числе, так что сыновья этих мавров (мусульман. — Э. Б.) были уже яванцы и богачи, ибо они жили в этих местах около 70 лет.
В некоторых местах языческие сеньоры стали мусульманами, и эти муллы и купцы-мавры овладели этими местами. Другие мавры укрепили места, где они жили, и с помощью команд своих джонок[96] убили яванских сеньоров и сами стали сеньорами. И так они овладели морскими берегами и захватили торговлю и власть на Яве.
Эти сеньоры-пате не яванцы, но долго жили в стране и происходят от китайцев, персов, клингов (жителей восточного берега Индии. — Э. Б.) и других упомянутых наций. Однако, выросши среди хвастливых яванцев, а еще больше из-за богатства, которое они унаследовали, они сделались более важными среди яванской знати и в государстве, чем сеньоры внутренних земель Явы. Их земли простираются в глубину острова на 7–8 лиг[97]» [229, т. I, с. 182].
Это точное, хотя и несколько наивное описание процесса перехода власти в XV–XVI вв. было значительно упрощено западными историками, считавшими, что мусульманство пришло на Яву только с Запада — из Индии, Малакки, с Суматры и других стран. Действительно, древнейший мусульманский памятник, дошедший до нас на Яве, это надгробие мусульманского проповедника — перса Малика Ибрагима (в Гресике), которого в Индонезии считают первым апостолом ислама на Яве [269, с. 82]. Конечно, роль мусульман, пришедших с запада, в исла-мизации Явы очень велика, однако Т. Пиреш, говоря о национальном происхождении новых правителей Явы, на первое место ставит все-таки китайцев. Это тонкое наблюдение португальского автора было полностью подтверждено исследованиями выдающегося индонезийского историка Сламетмульоно. Тщательно сопоставив все индонезийские и китайские хроники, посвященные рассматриваемому периоду, он пришел к выводу, что ислам в той форме, в которой он победил на Яве в XV–XVI вв. (суннизм ханафитского толка), не мог прийти в Индонезию с запада. Он пришел на Яву с востока, из Китая, куда, в свою очередь, он проник из Средней Азии в эпоху монгольских завоеваний [249, с. 226].
В Китае к началу правления династии Мин китайцы-мусульмане в южных провинциях уже составляли значительное меньшинство. Многие из них занимались торговлей и в годы войны между минской и юаньской династиями эмигрировали в Юго-Восточную Азию. Эта эмиграция резко возросла во второй половине 80-х годов XIV в., после того как император Чжу Юань-чжан в 1385 г. приказал изгнать из Гуанчжоу — главного торгового порта Южного Китая всех мусульман (и пришлых и местных) [249, с. 230].
Стремясь унифицировать свою державу, китайские императоры ограничивали мусульманское движение внутри страны. В то же время они поощряли его вне страны, потому что китайским мусульманам на императорской службе легче было находить общий язык с многонациональным купечеством Юго-Восточной Азии. Даже командующий знаменитыми морскими походами китайского флота в первой четверти XV в. Чжэн Хэ был мусульманином. Политика Чжэн Хэ состояла в том, чтобы всюду, где это возможно, насаждать резидентов из числа своих единоверцев — китайских мусульман.
Сламетмульоно удалось распутать путаницу арабских хроник и установить, что каждый сколько-нибудь значительный деятель эпохи становления ислама на Яве помимо индонезийского и мусульмано-арабского имени имел также и китайское имя, хотя носители этих имен, как правило, не были чистокровными китайцами. Китайские эмигранты выселялись обычно без женщин, женились на туземках, и доля китайской крови в их потомстве с каждым поколением убывала. В кратком виде восстановленная им история яванского мусульманства выглядит так.
В 1408 г. к маджапахитскому двору прибыл китаец-мусульманин Ву Бин. В качестве постоянного посла императора Чжу Ди он пробыл здесь до 1415 г., после чего переселился в морской порт Черибон, где построил маяк и основал там китайскую мусульманскую общину ханафитского толка. Приблизительно в те же годы адмирал Чжэн Хэ основал на Яве еще несколько китайских мусульманских общин [249, с. 226].
В 1419 г. Чжэн Хэ назначил мусульманина Бо Да-гена главой китайской общины Тямпы, а также всех заморских китай-цев хуацяо. Бо Да-ген, в свою очередь, назначил мусульманина Гань Эн-чжоу главой китайской общины в Маниле. В 1423 г. он переместил его на более ответственный пост — сделал главой китайской общины в Индонезии с резиденцией в Тубане. Этот Гань Эн-чжоу быстро укоренился на Яве. Маджапахит-ский король Викрамавардхана и его дочь Сухита покровительствовали ему. Ему был пожалован высокий титул Арья и должность губернатора Вилватикты. Кроме полученного им на Яьс имени Арья Теджа, он носил еще мусульманское имя Абдул-рахман [249, с. 242—2431.
В 1424 г. в качестве китайского посла при маджапахитском дворе на Яву прибыл мусульманин Ма Хонг-фу вместе с женой, дочерью Бо Да-гена от тямской женщины. В индонезийские хроники она вошла под именам Путри Тямпы, тямской принцессы, якобы вышедшей замуж за короля Маджапахита, а также тетки основателя ислама на Яве Раден Рахмата. Жена Ма Хонг-фу (Путри Тямпа) умерла в 1448 г., и ее гробница близ Маджапахита до сих пор служит объектом поклонения яванских мусульман [249, с. 233].
В 1443 г. Гань Эн-чжоу (Арья Теджа) назначил некоего Суан Леона главой китайской общины в Палембанге. Этот Суан Леон, как удалось доказать Сламетмульоно, идентичен с Арья Дамаром индонезийских хроник. Он был сыном короля Викрамавардхана (1389–1427) и его китайской наложницы, а значит — единокровным братом королевы Сухиты (1429–1447). Столица Палембанга уже в конце XIV в. стала по преимуществу китайским городом. В начале XV в. здесь правила местная китайская династия, вассальная китайскому императору. В начале 40-х годов XV в. Палембанг вернулся под власть Маджапахита, и королева Сухита сочла целесообразным послать туда такого принца, который по крови был полукитаец [249, с. 233, 239–240].
В 1445 г. из Тямпы в Палембанг прибыл внук Бо Да-гена, Бо Сви-хо (в индонезийских летописях — Раден Рахмат или Сунан Нгампел). Ему суждено было стать основателем ислама на Яве.
В 1447 г. Бо Сви-хо, переселившийся к тому времени в Тубан, женился на дочери Гань Эн-чжоу (Арья Теджа) от его жены филиппинки — Ни Геде Манила. В 1451 г. Бо Сви-хо (Раден Рахмат) переселился в пригород Сурабайи — Нгампел и основал там первую массовую мусульманскую общину из коренных жителей. По названию этого предместья он получил религиозный титул — сунан Нгампел [249, с. 233–237].
В 1455 г. Суан Леон (Арья Дамар) усыновил двух подростков Джин Буна (Раден Патаха) и Кин Сана (Раден Хуссейна). Согласно индонезийским летописям, первый был сыном короля Маджапахита Бре Кертабуми (1474–1478), а второй — сыном самого Арья Дамара. В 1474 г. младший из них — Кин Сан направился в Маджапахит. Сламетмульоно полагает, что он исправлял там должность китайского посла, вакантную с 1448 г., но это маловероятно. Во второй половине XV в. связи китайской общины на Яве с метрополией были уже окончательно разорваны[98], и это ускорило переход местных китайцев-конфуцианцев в ислам [249, с. 238].
