При Раме Тибоди I (1350–1369) начинается стремительный процесс закрепощения свободного крестьянства. Личную свободу в это время можно было утратить либо попав в плен на войне, либо задолжав и не имея возможности вернуть долг, либо в результате прикрепления крестьян к определенному феодалу.
Именно при Раме Тибоди I началась серия войн, главной целью которых было не расширение владений, а угон населения с чужой территории на свою, где военнопленные получали от государства землю и иногда даже скот и инвентарь для ведения хозяйства. Но юридически они были не свободными, как коренные жители страны, а «рабами» короля. Часть таких «рабов» король жаловал феодалам, которые использовали их как для личных услуг, так и в земледелии. Эти «рабы» вплоть до начала XIX в. не пользовались правом выкупа.
В долговое рабство глава семьи мог продать самого себя или любого члена своей семьи. Но если продажная цена была ниже определенной, установленной законом «полной стоимости» раба, то такой раб имел право выкупа в любое время за ту же сумму, за которую его продали. Эта группа зависимых людей в первые века существования Аютийского королевства, по-видимому, была сравнительно невелика.
Последний из перечисленных способов закрепощения вытекал из военно-феодальной системы ранней Аютии. Каждый взрослый сиамец (мужчина от 18 до 60 лет) теоретически считался военнослужащим и был обязан являться на военную службу по приказу того военачальника (ная), в отряде которого он числился. По традиции восемнадцатилетние юноши обязаны были проходить двухлетний срок обучения (в первую очередь — военному делу) в усадьбе своего ная, который в течение этого периода мог бесплатно пользоваться их трудом. Эта категория податного населения называлась прай сом. После этой двухлетней службы юноши переходили в разряд королевских людей (прай лыанг) и считались находящимися на королевской службе (6 месяцев в году) и формально свободными. Однако с течением времени феодалы-наи стали стремиться удержать прай сом на своей службе как можно дольше, и для многих крестьян юридическое положение прай сом стало пожизненным. Формирование этой категории было закреплено Рамой Тибоди I в законе 1355 г., где говорилось, что прай сом принадлежат наю так же, как его рабы, жены и дети. Хотя юридически люди этой категории не считались рабами, их реальное экономическое положение фактически мало отличалось от положений рабов по закону.
Процесс закрепощения крестьян в Аютии повел к обострению классового антагонизма, который в более архаическом по устройству государстве Сукотаи был гораздо слабее. Если Рама Камхенг, судя по его надписи, судил лично, опираясь, по всей видимости, на обычное право и собственное правосознание, то Рама Тибоди I приступает к созданию кодифицированного права — письменного законодательства. Весьма характерно, что в первый год своего правления Рама Тибоди I издает закон «о разбойниках», а к концу правления появляется еще один закон под тем же названием. Ясно, что проблема защиты феодальной собственности в этот период была очень острой. Не исключено, что основателю королевства Сиам приходилось подавлять крестьянские восстания.
Другие законы Рамы Тибоди I также в большей или меньшей степени имели целью укрепление сиамского феодального государства. Так, закон 1356 г. обязывал каждого простолюдина (прай) иметь начальника — ная. Увод чужого прай (одним наем у другого) карался наравне с кражей. В то же время най нес личную ответственность за поведение своих прай и в случае преступления, совершенного одним из них, он был обязан сам его ловить. Закон 1350 г. о свидетелях ограничивал юридические права целого ряда категорий населения. Он запрещал выступать в суде не только явно антисоциальным элементам (проституткам, ворам, игрокам, колдунам, ведьмам) и людям с физическими недостатками (слепым, глухим, лунатикам и т. д.), но также и рабам тяжущихся сторон, должникам тяжущихся сторон, нищим, бездомным, рыбакам и сапожникам. Закон о преступлениях против государства вводил восемь степеней наказаний за подобные преступления — от смертной казни до отстранения от должности. Укреплению патриархальной семьи был посвящен закон, изданный в 1355 г.: «Если какой-нибудь недостойный человек обратится в суд против своих родителей или деда и бабки, его следует жестоко избить палками в назидание остальным, а жалобу не принимать» [13, с. 54]. В 1359 г. был издан закон, сурово карающий кражу урожая, отвод оросительных каналов и другие нарушения прав земельной собственности. Весьма любопытны статьи закона, принятого в 1356 г., регулирующие вопрос о рабах, бежавших с территории Аютии в Сукотаи. Очевидно, такие побеги стали принимать массовый характер, и это также было не случайно.
Преемники Рамы Камхенга в Сукотаи, в противовес аютийским королям, продолжали проводить старый курс патриархальной политики и даже сами настойчиво пропагандировали его в своих сочинениях. Внук Рамы Камхенга Лю Таи еще в 1345 г., в бытность свою наследником престола и вице-королем, написал трактат, в котором перечислял, каковы должны быть обязанности истинно буддийского государя. Правитель, по его мнению, не имеет права взимать со своих подданных более десятой части урожая; он должен освобождать крестьян от уплаты налогов в тех местностях, которые поразил неурожай; он может требовать от населения только умеренных общественных работ и должен освобождать от них стариков; он не должен облагать подданных слишком большими налогами [13, с. 54–55].
Все эти нормы, безусловно, уже нарушались на юге, да и часть северных феодалов в коренном Сукотаи, видимо, была не прочь последовать примеру южан. Недаром восхождение на трон Лю Таи в 1347 г. сопровождалось серьезными смутами. Лю Таи, однако, сумел удержать власть и сохранить целостность коренного Сукотаи, не изменяя своим принципам во все время своего правления (1347–1370), практически совпавшего с периодом правления Рамы Тибоди I в Аютии.
Лю Таи, получивший «за благочестие» почетный титул Таммарача (Король дхармы), был незаурядным, человеком, глубоко изучившим философию, астрономию того времени, буддийские писания, веды. Он был автором нового календаря и буддийского космологического трактата «Трайпумиката». Это не было, однако, признаком его отрыва от жизни и ухода от государственных дел, как представляется некоторым западным историкам. Теорию гуманизма в его буддийской трактовке он применял в своей политической практике. Во время войны с княжествами Пре и Нан в 1359 г. он, к удивлению современников, не обратил пленных в рабство.
Лю Таи приписывается надпись следующего содержания (некоторые оспаривают ее подлинность): «Он (Лю Таи. — Э. Б.)… прощает преступников. В его время не было рабов во всей стране. Все были свободны и счастливы» [13, с. 55]. Другая, бесспорная, надпись Лю Таи гласит: «Этот король правит, соблюдая десять королевских заповедей. Он знает, как надо жалеть своих подданных. Если он видит чужой рис, он не желает его; если он видит богатство других, это его не раздражает… Если он обнаруживает людей, виновных в обмане и наглости, людей, которые подкладывают яд в его рис, чтобы он заболел и умер, он никогда не убивает и не бьет их. Он прощает всех, кто причиняет ему зло…потому что он хочет стать Буддой и хочет перенести все существа через океан страданий перерождения» [13, с. 55]. Разумеется, нельзя принимать каждое слово этой надписи буквально. Но совершенно ясно, что эта набор конкретных политических лозунгов, а не безответственная болтовня впавшего в религиозную манию юродивого.
Реальность политики Лю Таи подтверждается тем, что за 23 года своего правления он не только сохранил, но и несколько расширил свои владения (за счет Пре и Нана). В государстве не наблюдалось признаков экономического упадка. Напротив — энергично велось дорожное и иное строительство; были установлены тесные дипломатические и культурные связи с далекой Шри Ланкой. И главное, грозный южный сосед — Аю-тия, несмотря на угрожающую утечку беглых рабов через сукотайскую границу, при его жизни ни разу не решился вторгнуться в Сукотаи, хотя в тот же период войска Рамы Тибоди I наносили тяжелые поражения более крупным государствам — Кампучии и Южной Бирме (Пегу). В этом случае, пожалуй, роль личности в истории заметна гораздо больше, чем в случае Рамы Камхенга, который выполнял задачи времени, а не отстаивал уходящее прошлое.
