Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ты говоришь слишком умно! — заявила Инга. — И, по-моему, произносишь чужие слова. Неужели ты стал читать умные книги?! Это поразительно!

— Не язви! У тебя не получится! — буркнул Леха. — Тебе было плохо со мной?

Инга изумленно вытаращила глаза:

— Тогда почему я здесь?

— Потому что сучка! — буркнул Леха.

— А ты кто?

— А я сволочь! Мы уже, помнится, обсуждали с тобой этот вопрос! Скажи, а ты не боишься забеременеть? Ведь мы никогда не предохранялись! Или у тебя есть свои собственные средства? Спираль, например?

Инга смутилась:

— Нет… В общем, не боюсь… Почти…

— А-а, вот оно что! — протянул Леха. — Я почему-то так и думал! Не можешь рожать? Рано же ты оскудела, девка! А знаешь, умные люди говорят, что если у женщины нет детей, она плохой человек!

— А болезнь? — прошептала Инга, не поднимая глаз.

— Болезнь? Да ведь никакая болезнь просто так человеку не посылается. Это кара, расплата!

— Дурак! — крикнула Инга. — Дурак и мерзавец! — И вскочила: — Ладно, пообщались, повидались — и хватит! Я пошла!

Она выскочила в прихожую, но Леха догнал ее и больно схватил за руку:

— Ты куда? Я тебя не отпускал. Пойдешь, когда разрешу. Не раньше! Послушай меня! Мы с тобой страшные грешники! Мы пошли не тем коридором! Но все еще можно исправить и искупить, пока не поздно! Нужно пойти в церковь, к батюшке. И ходить туда постоянно. Это единственное, что нас может спасти. У верующих есть опора даже в камере-одиночке, я им завидую! В этом мире становится все меньше и меньше добра, ты не заметила? Потому что он без веры! Я этого не понимал и о себе не задумывался, да вот мать перед смертью… Ты ведь не знаешь, я недавно мать похоронил, последнего мне близкого на Земле человека, потому и жениться решил, все не так одиноко… А то с тоски начну выть, как голодный волчара! Так вот мать, умирая, просила меня одуматься и совесть свою в порядок привести. Пока не поздно!

— Лешка, ты сбрендил! — горячо зашептала Инга со всей убедительностью, на которую была способна. — Ты был простой и понятный! И голодный, какими всегда бывают молодые волки. А теперь ты будто состарился, хотя внешне непохоже. Эта заумь не для тебя, она тебе не подходит. Какая вера? О чем ты? Это не твое, сразу видно, такие рассуждения не про тебя! Во всяком случае, сейчас. Может, потом, позже, не знаю… Почему нельзя сохранить и оставить все по-прежнему? Как было раньше? Я бы приходила к тебе в твои свободные дни… И все пошло бы по-анапски, только не на песке, а на диване.

Леха слушал ее и молчал, и это Ингу воодушевило.

— Поцелуй меня! — попросила она и прижалась к нему так плотно, что, казалось, даже воздух не в состоянии проникнуть между ними. Подняла к нему полуоткрытый рот… — Поцелуй и отнеси в комнату! Ну, при чем тут твоя свадьба, невеста и прочие глупости? Ты ошалел от любви к ней? Мне почему-то не кажется… Свадьба и любовь слишком часто далеки друг от друга… Лешка…

Инга загадала: если он поцелует, они снова будут встречаться. И очень долго… Все время, пока Инга будет учиться в Москве…

Леха больно стиснул ее плечи и закусил ей нижнюю губу. Инга едва не заорала от боли, еле сдержалась и ликующе затопала. Она выиграла, победила! Молодой волк снова достался ей! И теперь останется с ней навсегда.

Он сгреб ее в охапку, отнес в комнату и швырнул на диван. Щелкнула и разлетелась молния на джинсах. Инга не успела раздеться, как Леха злобно, словно больше всего на свете ненавидел женские тряпки, рванул ее платье… Спасибо, что не разорвал…

В общежитие Инга вернулась утром и тотчас завалилась спать.

21

— Это вы? — почтальон увидел Илью и затормозился.

Маленький, сутуловатый от тяжелых сумок с газетами и журналами, замученный непогодой и безденежьем, со слезящимися от ветра глазами, он остановился возле Ильи и запричитал:

— Такая красивая женщина! Такая красивая! Кто же это ее и за что? Люди просто озверели, просто выродились! А вы что здесь делаете?

— Стою, — пожал плечами Илья.

— А-а, понимаю! Пришли еще раз увидеть страшное зловещее место. Это ужасно! Такая молодая! Такая красивая!

— Ее убили не здесь, — пробормотал Илья. — Милиция установила. Сюда ее просто подбросили. Поближе к дому. Плохая инсценировка…

— Да что вы говорите?! — всплеснул руками почтальон. — Это ужасно! Такая молодая!

— Погибают в любом возрасте, — Илья хмуро почесал нос.

— Да, конечно! — поспешил согласиться почтальон. — Как, наверное, все оплакивают ее смерть! Тот солидный человек, такой вальяжный, представительный, с бакенбардами, в очках с толстыми стеклами… Он был тогда с ней в ЦДЛ… Как же его звали?.. А-а, ну да, она называла его Вадим.

— Ка-ак? — ошарашенно прошептал Илья.

— Вадим. Она так его называла. А вы его знаете? Такой красивый мужчина…

— Впрочем, мало ли на свете мужчин с таким именем, — сам себя успокоил Илья. — С бакенбардами? В очках с толстыми стеклами?

— Да, — охотно подтвердил почтальон. — Он очень плохо видит.

— Почти слепой, — злобно пробурчал Илья.

— Что вы говорите?! — снова всплеснул руками почтальон. — Это ужасно! Такой видный, красивый человек — и почти слепой! И ничего нельзя сделать?

— Ничего! — прошипел Илья. — Он таким родился на свет!

— Вот несчастье! — запричитал почтальон. — Почему люди должны мучиться?

— По кочану! — буркнул Илья.

— Да, конечно, мы все грешники! — вновь охотно согласился почтальон. Смешной и забавный человечек… — Страшные грешники! За то и расплата! Но такие молодые! Это ужасно! Простите, мне надо бежать!

Он кивнул и поспешил дальше — худой, неловкий, пригибающийся к земле…

Илья задумчиво посмотрел ему вслед.

…К концу подходило их анапское тридцатиградусное лето. Курортники наслаждались жарой и одновременно спасались от солнца, как могли. Кто торчал под деревцами и без конца хлестал фанту. Кто не вылезал из теплого до противности моря. А Илья с Лидочкой и Ингой, собрав вещички, махнули обратно в Москву.

Там тоже оказалось знойно, асфальт нагрелся на августовском солнышке, и в пустынном общежитии жарило невыносимо. Инга не появлялась, у нее уже завелись дела в Москве, и Лидочку такое положение дел очень устраивало. Илья валялся на кровати в одних цветастых трусах-"семейниках". Лидочка часто бегала в холодный душ, а по комнате шлепала в коротком зеленом сарафанчике, свободном, как мешок. Сбоку желтели крупные буквы "АБВГ", очевидно, для осваивающих азбуку.

Делать было особо нечего. Телевизора они не завели. Только целыми днями работала магнитола, услаждая слух мелодиями от русской попсы до космик-транса. Илья и Лидочка так привыкли к радио, что никогда его не выключали, даже ночью и уходя.

Новый учебный год начался для Ильи неприветливо. Ему сразу припомнили все хвосты и прогулы. Такой знак показался неожиданным и недобрым.

За лето Илья немного преобразился. Его мордашка слегка залоснилась и зарумянилась от обедов тетки. Он помягчел и рассчитывал жить не тужить с милой и смешной, забавно и простодушно надувающей губы Лидочкой, но грянул гром со стороны администрации института.

Илья попытался поговорить с ректором, запоздало понимая, чем обернулась его показная нарочитая гордость. Он давно уже ничего не делал. Число его прогулов зашкалило за сотни. Теперь надо молить ректора, ничего другого не остается.

Илья таскался за ним хвостиком, маленький и хвостатый, но ректор, едва заметив заядлого хвостиста, ловко отваливал в сторону. Тогда Илья подловил ректора в коридоре и подбежал, останавливая. Но ректор резко ответил, что ему некогда. Обо всем с Охлыниным уже говорено, и добавить нечего.

А потом неожиданно в гости заявилась Сима… Лидочка была дома одна: Илья ушел в институт на последние переговоры о дальнейшей своей судьбе.

Лидочка уютно устроилась с ногами на стуле перед компьютером. Весь день с утра она от безделья раскладывала пасьянс "Косынку". Наконец он сложился, и торжественные победные змейки залясали на экране монитора. В это время в дверь осторожно постучали, и неуверенно вошла незнакомая худенькая девица с растерянными глазками. Модно и дорого одетая.

45
{"b":"181506","o":1}