Можете мне не поверить, но до того как приступить к этой главе, я на протяжении 38 лет никогда не смотрел полностью видеозапись этого матча. Может быть, пережитое тогда потрясение не позволяло мне это делать, может быть, я боялся разочароваться видеокартинкой, которая, как я уже говорил, не способна передать и малой доли колоссальной энергетики того противостояния. Так или иначе, я никогда всерьез не анализировал возможных игровых вариантов сборной СССР в те последние секунды игры и только сейчас готов это сделать. Сразу же оговорюсь: прекрасно знаю, что история не терпит сослагательного наклонения, и более всего я далек от мысли упрекать кого-то в неправильности принятых решений. Это была такая игра, в которой любое решение, сохранявшее шанс на победу, было подвигом.

 Итак: Модестас Паулаускас увел мяч в правый угол площадки. В этот момент перед ним открылись сразу несколько вариантов развития событий. Первый: отдать пас Сашке Белову под прорезание с последующим броском из-под щита, поскольку Форбс, опекающий Сашку, стал выдвигаться навстречу Моде, и трехсекундная зона практически свободна. Второй: сделать пас Сашке, пройдя немного вниз, дополнительно убив пару секунд. Третий: бросить с прыжка самому, потому что Сашка держит Форбса насмерть, в то же время занимает выгодную позицию для борьбы за подбор. Четвертый: пройти под щит, убивая время. Именно так и поступил Модестас — видимо, решил не рисковать.

 Игра перемещается на левый край. Модя отдает Саканделидзе, тот мне, я возвращаю Паулаускасу. Еще несколько секунд сгорели. Мы можем пытаться и дальше тянуть время, но в этот момент Модестас видит, как прекрасно открывается под щитом Сашка, и немедленно дает ему точный пас.

 Наш центровой находится в выгодной позиции для атаки кольца, но ему мешает американец. Бросок из-под щита неточен, мы уже готовы вернуться в оборону, но Сашка каким-то невероятным образом подбирает этот отскок! Мяч снова наш! Это — победа!

 Я успеваю взглянуть на табло. До окончания матча — шесть секунд. Нет никаких шансов, что мы выпустим мяч из рук и дадим американцам хотя бы пересечь центральную линию. В непосредственной близости от Сашки находятся по меньшей мере три наших игрока — матерые, опытные волки, с вновь загоревшимися глазами, знающие, что сделать с мячом в эти шесть секунд. Наконец, Сашка может сам обхватить мяч и стоять, не отдавая его сопернику, пока арбитр не свистнет, — на розыгрыш спорного уйдет еще пара секунд, и победа наша!

 Идеальным вариантом в этой игровой ситуации было отдать в пол пас Жару, который совершенно один стоит под кольцом американцев. Вариантом похуже — дать пас в борьбу Паулаускасу: это, как минимум, еще несколько секунд и, скорее всего, фолы на Моде. Наконец, самый «рабочий» вариант. Буквально в двух метрах вверх от А. Белова у боковой линии, совершенно свободный, стоит его однофамилец, способный сделать с мячом все, что угодно, но убить эти злосчастные шесть секунд.

 Сколько же раз я потом мысленно проигрывал эту ситуацию! Всего несколько секунд отделяют нас от великой победы. Американцы проиграли, они уже ничего не успеют, как бы мощны они ни были. Получив мяч, я готов его хоть под майку засунуть, но не дать соперникам к нему прикоснуться. Я прекрасно умею подставляться под фолы и с линии уже точно больше не промахнусь.

 Наш успех зашатался несколько минут назад, когда мы не смогли вытерпеть жесточайший прессинг соперника, да и нервное напряжение сказалось. Но теперь справедливость восторжествовала. Мы были достойны победы в этом матче, и было бы нечестно, если бы мы проиграли. Все!

 Такие мысли пронеслись у меня в голове, пока я стоял, полностью собранный на борьбу, ожидая паса однофамильца. Уже сейчас, задним умом, я понимаю, что и утрата лучших игровых вариантов, и чудовищная ошибка Сашки, и все предыдущее развитие событий совершенно закономерны. Это следствие нечеловеческого напряжения, которое мы выдерживали на протяжении 49 минут 54 секунд этого матча. Сейчас понимаю. Но тогда.

 Падая за лицевую линию, глядя мне прямо в глаза, Александр Белов отдает дикий по неточности и нелогичности пас куда-то по диагонали в сторону Саканделидзе.

 Это была катастрофа. Сако абсолютно не был готов к приему того мяча, у него, думаю, и в мыслях не было, что такое игровое решение может прийти Сашке в голову. Его окружают американские игроки, немедленно рванувшие на перехват. Один отсекает нашего защитника от мяча, другой — Даг Коллинз — прерывает передачу, завладевает мячом и стремительно несется к нашему кольцу.

 В этой ситуации сборная СССР висела на волосок от абсолютной и уже непоправимой гибели. Если бы Сако невероятным усилием не догнал Коллинза и не столкнул его с траектории движения под самым нашим щитом, шансов у нас уже не было бы. Время после забитого мяча тогда не останавливали, и 3 оставшиеся секунды матча ушли бы как раз на то, чтобы подобрать мяч и ввести его в игру. Временем на атаку мы бы уже точно не располагали.

 Саканделидзе спас ситуацию, сохранив для нас пусть эфемерный, но шанс. Приложил он Коллинза от души, тот улетает под стойку и долго лежит на паркете, получая медицинскую помощь, а на деле, конечно, приводя в порядок дыхание перед штрафными бросками. Бросками, которые с величайшей вероятностью принесут его команде новую олимпийскую победу.

 Когда Коллинз встает, глаза у него злые и решительные. Крайне мало шансов, что он промахнется. Тем не менее Кондрашин не потерял присутствия духа в этот момент, когда в одно мгновение рухнуло дело всей его жизни. Рухнуло как никогда близко к своему счастливому и заслуженному осуществлению, по вине человека, которому он доверял больше всех. Но Петрович — профессионал, он будет биться до конца. И в паузе между бросками Коллинза звучит сирена, извещающая судей в поле о том, что советский тренер попросил тайм-аут.

 Коллинз забивает оба. США впервые в этой игре выходят вперед — 50:49. В зале происходит что-то невообразимое. Ликование американцев и их болельщиков не поддается описанию. В этой суматохе никто, включая игроков сборной СССР, не обращает внимание на то, что время после второго броска Коллинза запущено. Тайм-аут нам не дали.

 За много лет игры в баскетбол я хорошо изучил свои возможности и знал, что могу довести мяч до средней линии за 1 секунду. Еще одна — на приближение к трехсекундной зоне и выход на ударную позицию. Наконец, последняя секунда — на бросок. Я знал, что успею. В баскетболе мяч считается забитым, даже если он влетел в сетку после сирены. Главное, чтобы бросок был выполнен до нее.

 Я бросаюсь вперед и, к своему изумлению, едва приблизившись к центру площадки, слышу сирену. Она не может быть сиреной об окончании игры, три секунды явно не прошли. А, вот в чем дело. Петрович заставил судейский столик остановить игру, вырвал-таки зубами свой тайм-аут. Если бы не он, неизвестно, чем бы все завершилось.

 Американцы протестуют, но пока еще не слишком яростно. Таймаут — святое право команды, и они знают это. Кроме того, они верят в свою победу. Теперь это их игра. Мы, будучи профессионалами, это тоже понимаем. Потрясенные и опустошенные, мы подходим к своей скамейке.

 Наверное, это был самый необычный тайм-аут за всю мою спортивную карьеру. Я очень плохо помню, что происходило в течение этого минутного перерыва. Думаю, большинство советских игроков — тоже. Даже на видеозаписи видно, что команда разбрелась вокруг скамейки, Кондрашин яростно втолковывает что-то только А.Белову и Едешко. Я тоже стою чуть поодаль, поэтому не слышу знаменитые кондрашинские: «У нас вагон времени. Успеем выиграть и еще раз проиграть». Я понимаю, что если как-то и можно спасти игру, то только удачным розыгрышем через «больших». У меня в данной ситуации может быть только одна роль — оттягивать на себя игроков соперника, которые еще помнят о моей способности бросать по кольцу. Еще, может быть, страховать подбор.