Возможность вплотную соприкоснуться с такими мастерами, перенять от них все лучшее, чего они достигли, стала еще одним безусловным плюсом моего пребывания в свердловском клубе. Только ради одного этого стоило бы бросить ненавистный «Лестех».

 Одним из подлинных профессионалов, мастеров баскетбола был лидер «Уралмаша» Александр Ефимович Кандель — уникальный человек, легенда. К моменту моего появления в Свердловске ему было около тридцати. При росте 195 см он обладал такой физической мощью и неординарностью игры, что легко играл основного центра в «Уралмаше», был 15-кратным чемпионом РСФСР, одним из самых результативных игроков в советском баскетболе, забивая по 30-40 очков за игру. В 1961-м Кандель в составе сборной СССР стал чемпионом Европы.

 Основной чертой его фирменного игрового стиля был знаменитый «крюк», которым он мог бросать с обеих рук и отовсюду — со штрафной, с «усов», с 5-6 метров. Накрыть его «крюк» не удавалось практически никому. Отчасти этот феноменальный бросок был выработан им не от хорошей жизни: относительно невысокий для центрового рост не позволял ему на равных биться с «большими» под кольцом, эффективно бросать он мог, только отойдя от опеки на некоторую дистанцию.

 Это был уникальный человек и в жизни. Еврей по национальности, Кандель в детстве играл на скрипке и с детства же сохранил необъяснимый страх по отношению к отцу. Чудовищная физическая сила, огромные плечи и бицепсы не вязались с этими чертами личности. Кандель долго не был женат и жил один в выделенной ему заводом двухкомнатной квартире, обстановкой которой были телевизор, две кровати с продавленными панцирными сетками и две двухпудовые гири. Спал он всегда с открытым окном под тонкой простыней даже при «-40» за бортом и своей физической мощью напоминал кряжистый дуб. Еще у Канделя были 21-я «Волга» (как у ветерана и основного игрока «Уралмаша») и. известное увлечение, с которыми и связано одно из моих наиболее ярких жизненных воспоминаний.

 Дело в том, что помимо слаженной, упорной игры, дружного коллектива «Уралмаш» тех лет имел также и другую славу, негативную. Как пили в этой команде, я никогда в своей жизни больше не видел. Это были не люди, просто былинные богатыри какие-то! В их обиходе рюмок не было, вот что я могу о них сказать. При тренере они пили коньяк под видом чая.

 Впервые я столкнулся с этой дружиной как раз на тех играх в Череповце, незадолго до памятного предложения о переходе в «Уралмаш». Около 10 утра после игры я по какой-то надобности заглянул в один из номеров гостиницы, где жили свердловчане, и с порога двери увидел такую картину: накрытая поляна (в 10 утра!), и уралмашевцы во главе с Канделем, чинно и строго сидящие вдоль нее, готовые начать.

 Я попытался немедленно исчезнуть, но не тут-то было. «Э, ты куда? — настиг меня голос Канделя, — а ну, иди к нам. Будешь?» Тогда надо мной еще довлели авторитеты старших товарищей, и отказаться я не сумел — быстро заглотил стакан и выскочил из номера. Не исключено, что этот утренний «декохт» сыграл свою позитивную роль в последовавшем приглашении Александра Ефимовича.

 Уже став игроком свердловской команды, я увидел весь трагизм алкогольной зависимости не только игроков, но и подавляющей части мужского населения города. Перед проходной машиностроительного гиганта была площадь, по окружности которой веером располагались распивочные и магазины, где из конусообразных колб, в которых тогда обычно продавали фруктовые соки, наливали портвейн. Они-то и принимали на себя первый удар завершившей трудовую вахту смены, далее городские кварталы с другими заведениями поглощали в себя все менее трезвых по мере удаления от площади работяг.

 Однажды, пробираясь через эти трущобы и проходя череду частных гаражей, из одного из них я неожиданно услышал сдавленный крик: «Серега! Давай сюда!» В автомобильной яме под 21-й «Волгой» сидел Александр Ефимович Кандель с двумя мрачного вида людьми и гнал самогон. Приготовленный напиток разбавлялся малиновым вареньем и немедленно выпивался.

 Пожалуй, это было самое тяжелое приключение в моей жизни. После чудовищного провала в памяти я очнулся на следующее утро в собственной кровати. Все мои вещи и кости, как ни странно, были целы, и только отвратительный запах самогона с малиновым вареньем пропитал меня, как казалось, насквозь. От ощущения этого запаха я не мог избавиться с месяц, а когда намного позднее впервые попробовал виски, немедленно снова вспомнил вкус самогона и невзлюбил шотландский напиток навсегда и лютой ненавистью.

 Забавно, что при могучем телосложении и еще более могучем характере Кандель, как я уже упоминал, до трепета боялся своего отца. Однажды Александр Ефимович экстренно вызвал меня к себе домой и в нескрываемом смятении объявил: «Отец завтра приезжает. помоги бутылки вынести из квартиры». Полночи мы с Канделем выносили на помойку пустые бутылки из полностью заставленной ими кухни.

 Поразительно, как фактический алкоголизм сочетался у этих игроков с бешеным здоровьем, профессиональным отношением к играм, невероятной волей к победе и спортивным мастерством. «Уралмаш» имел славу не только сильно пьющей, но, главное — сильной духом команды, в которой играли свободолюбивые, непреклонные, в хорошем смысле «безбашенные» люди, способные обыграть кого угодно и не разменивавшиеся на ерунду.

 В команде были и другие монстры — например, уже упомянутый мной Толя Еремеев; Вячеслав Новиков, чемпион Европы, как и Кандель; Николай Маркадеев; Лев Решетников — игрок сборной СССР, впоследствии закончивший белой горячкой. Вспоминаю, как выходили эти старые мастера на тренировку — расслабленно, вразвалочку, первый десяток бросков — все мимо кольца. Не теряя ни на йоту спокойствия и достоинства, небрежно бросали тренеру: «щас, щас пойдет». И, действительно, шло.

 Практически все эти игроки, обладая мощным потенциалом, прошли через соблазн предложений от других клубов, в основном столичных. Все они сохранили верность своей команде. Думаю, что важным мотивом для них был при этом подлинный, а не показушный патриотизм по отношению к родному городу, заводу, команде. Сплоченность коллектива, общая ответственность за результат, ощущение себя неотъемлемой и незаменимой частью командной игры, — все это создавало неповторимую атмосферу, ради которой, возможно, стоило пожертвовать отдельными предложениями. Впрочем, я с самого начала понимал, что это не мой путь. Мои амбиции простирались значительно дальше, и «Уралмаш» я рассматривал как этап игрового роста.

 Как я уже говорил, поначалу я немало натерпелся от «стариков» свердловской команды, особенно в первые полгода. Если ты не отдавал в игре пас кому-то из этих мастеров, находившемуся в атакующей позиции, твоей немедленной участью было одно — скамейка. Но. я молчаливо играл по своим правилам: бешено тренировался, а главное, когда предоставлялась возможность, забивал, забивал, забивал. В итоге через год моего пребывания в команде меня зауважали. Я нигде не прогнулся, не сломался, никого никогда не сдал, но и под дудку «стариков» не стал плясать, в том числе не разделил их увлечение спиртным. Кроме мяча и кольца для меня ничего не существовало. Чудо- богатыри поняли, что «чморить» меня бесполезно, к тому же моя игра все больше и больше становилась определяющим фактором успеха команды.

 В адрес команды «Уралмаш» я хочу сказать слова искренней благодарности. Воспоминания о ней у меня самые теплые. В команде не было непорядочности, нечестности, нездоровой конкуренции. Период жизни, проведенный мной в Свердловске, помог мне встать на ноги, снова обрести уверенность в себе, вырасти до больших результатов в спорте. С особыми уважением и теплотой я вспоминаю Александра Ефимовича Канделя и Юрия Георгиевича Густылева. Обоих уже нет в живых. Кандель, закончив играть, женился поздним браком и работал тренером «Уралмаша» и сборной РСФСР. Он умер в 2005-м. Густылев ушел еще в 1973-м, в неполные 50 лет. Нервные клетки, обильно растраченные во время матчей, как известно, не восстанавливаются.