- Стой! Что ты хочешь сделать? - в глазах распорядителя смешались страх и тревога. - Убить Дерево? Я не дам причинить вред Дереву! Оно красивое! Все соседи приходят, чтобы полюбоваться на Дерево! Больше ни у кого нет Дерева, только у меня. Я их кликну, если ты...

- Ходо, ты никогда не задумывался, почему дерево растёт именно здесь? - прервал я его тираду вопросом и тут же сам на него ответил. - Потому что в этом месте есть вода!

- Конечно, есть. Только глубоко, очень глубоко. У пустынной куланды корни очень длинные - много макасилей. Или даже касилей. Они уходят очень-очень далеко под землю, туда, где вода. Нужно рыть очень-очень глубокую шахту, чтобы до неё добраться! Земля сыпучая. Не добраться.

- Три макасиля.

- Что?

- До водяной жилы, - я ткнул пальцем вниз, - всего три локтя.

- Откуда знаешь?

- Знаю.

- Ты повредишь Дерево!

- Нет, я буду копать рядом.

На лице распорядителя Двора Ожидания отразилась борьба чувств. Иметь свой источник воды в таком городе - великий, почти непреодолимый соблазн. Но если я говорю неправду? Если потревоженные корни приведут к гибели Дерева? Но ведь - вода!!

- Это... Ну... Ладно, копай... Но знай, если Дерево умрёт, а воды не будет - гнев мой и соседей будет велик! Я позову соседей, я позову стражу!

- Пусти! - отстранил я его и прошёл в угол двора. Воду я чувствовал, она была, действительно, менее чем в полутора метрах от поверхности. Я скинул курточку, поплевал на ладони и принялся копать. Сначала дело двигалось медленно: сантиметров двадцать верхнего слоя почвы состояли из утоптанной и ссохшейся до почти каменного состояния глины. Дальше пошла какая-то песчаная субстанция, и работа пошла веселее. Однако грунт и в самом деле оказался очень сыпучим, и вместо ровной ямы постепенно образовывалась воронка. Твёрдый верхний слой постепенно начинал нависать карнизом, который вполне мог рухнуть вниз под тяжестью лежащей на нём вынутой земли, столпившихся вокруг людей и приплясывающего в нервном возбуждении распорядителя. Быть засыпанным мне, естественно, не хотелось. Пришлось вылезти из ямы, отогнать всех подальше, переместить выкопанную землю и расширить верхнюю часть.

Чем глубже становилась яма, тем шире расползался её верхний край, который уже начал подбираться к заборчику, огораживающему Дерево, за чем Ходо следил со всё возрастающим беспокойством. Но в это время я наконец услышал, как чавкнул под лопатой мокрый грунт.

- Ходо, у тебя есть бочка? - спросил я.

- Есть. У меня хорошая бочка, не протекает. Я в неё собираю дождевую воду.

- Тащи её сюда.

- Зачем? - насторожился он. - А вдруг ты её испортишь? Во что тогда я буду набирать воду?

- Ты что, не понимаешь? - вздохнул я по поводу его тупости. - Отныне у тебя всегда будет вода, тебе не нужно будет её собирать!

Ходо притащил деревянный бочонок, с большим недоверием подал его мне. Он болезненно поморщился и коротко всхлипнул, когда я ударом кулака высадил днище. Поставив бочку на источник, я принялся руками выгребать сквозь неё сырой грунт, одновременно осаживая её как можно глубже. Вскоре она ушла в землю на половину своей высоты и внутри начала скапливаться вода. Грязная, мутная, но такая бесценная здесь!

- Рани, есть чем воду очистить? - спросил я.

- Что ж мы, первый день в дороге? - чуть обиженно пожал плечами он. - Конечно, есть.

- Действуй.

- Вода... И правда, вода... В самом деле, вода... - суетился Ходо. - Какая радость!.. Горе-то какое!.. Что же мне теперь делать-то?

- Как это что делать? - удивилась Ти. - Радоваться, конечно!

- Радоваться? - переспросил он. - Нет, не радоваться. Меня выгонят отсюда, как только узнают про воду! Здесь сделают второй Источник Жизни. Яма большая. Такую яму не спрятать. А я придумал! Я закопаю яму. А захочется попить - снова раскопаю. Но потом опять закопаю. Придут стражники, спросят: "Кто тут копал?" А я скажу: "Я копал". А они спросят: "Зачем копал?" А я умный, я скажу: "Воды здесь совсем нет, это я собаку зарыл - сдохла и воняла!"

- Ограда вокруг дерева красивая. Это ты делал? - спросил я его.

- Я, - кивнул тот. - Я очень хорошо делаю стенки.

- У тебя камни есть?

- Есть. Много хороших белых камней. Я собирал их у Кошки Лоп, - ткнул он пальцем в сторону горы, - а потом таскал в сарай. Вот в тот сарай. Это очень тяжёлая работа - таскать камни. Сосед Виру хочет сделать свой дом больше. Как только Оба соизволят ниспослать дождь, мы будем месить много глины и строить стену.

- Выложи из камня колодец, - посоветовал я. - Тогда дырка будет небольшая, и ты сможешь её спрятать - что-нибудь положишь сверху.

- Это ты очень хорошо придумал, хитро придумал! - обрадовался он. - Только надо намесить много глины. Как только Оба снова ниспошлют дождь, я сделаю колодец!

- Зачем же ждать? - пожалел я убогого. - Возьми воду из колодца. Теперь у тебя вода есть всегда.

- Вода всегда... Всегда вода... - забормотал он и, бросившись в один из сараев, принялся таскать к яме куски мрамора. К тому времени, когда Ходо натаскал достаточное количество камней, уже стемнело, и ему пришлось сходить в свою лачугу, откуда он вернулся с маленькой чадящей лампадкой, при свете которой чуть ли не на ощупь принялся возводить колодец. С его молчаливого согласия я наблюдал за работой. Несмотря на некоторое слабоумие, мастером Ходо был замечательным: необработанные куски мрамора он подбирал так искусно, что кладка получалась ровная и изящная.

С наступлением темноты и Окотэра, и окрестности погрузились в сонную тишину, нарушаемую только обычными ночными звуками: шумом ветра, стрекотанием насекомых. И вдруг откуда-то из-за городских стен до нас донёсся вой, от которого, несмотря на душный вечер, по спине поползли мурашки. Этот вой не имел ничего общего с противным завыванием крысобак. Такого я никогда не слышал. В нём, чуть хрипловатом, переходящем неожиданно то на высокие, то на низкие ноты, было что-то дико-первобытное, страшное, неведомое - тот Ужас, что издревле таится в самых дальних ответвлениях пещер, в непролазных зарослях дремучих лесов. Это был даже не вой - это была Песня Смерти.

Ходо, едва заслышав вой, выронил из рук инструменты, упал на колени и, закрыв лицо измазанными в глине ладонями, съёжился, сжался в комочек, что-то забормотал-запричитал тихим писклявым голоском. Он продолжал долгое время оставаться в этой позе, хотя вой больше не повторялся. Я подошёл и тронул Ходо за плечо, отчего он нервно дёрнулся.

- Ходо! - позвал я.

Никакой реакции.

- Ходо, успокойся, тебе ничего не угрожает!

Всё та же неподвижная поза и лёгкое поскуливание.

- Ходо... Вода... Тебе надо спрятать воду...

Упоминание о драгоценной жидкости чуть привело несчастного в чувство. Он зашевелился, приподнял голову и, опустив руки, затравленно огляделся. Его перекошенное диким страхом лицо, перемазанное к тому же глиной, было жалким и смешным одновременно. Про такое зрелище говорят: без слёз не взглянешь.

- Ходо, что это было?

- С-с-сак-к-кум... - с трудом выдавил из себя он, стуча зубами. Я протянул Ходо флягу с очищенной водой, и он жадно припал к ней.

- Сакум? Это что за живность такая?

- Н-не живность... Д-демон... - в промежутках между глотками ответил он. - Сакум - демон п-пустыни. Сакум - вестник П-порочной С-смерти. Ежели он кого убъёт... или хоть бы у-укусит... тот никогда не-н н-найдёт Светлый Путь.

Я грустно призадумался. Ещё одна опасная тварь в дополнение к крысобакам. Как там Асур? Какая судьба его ждёт? Сумеет ли он выжить ночью на опасной Божьей Столешнице? Я попытался сконцентрироваться и наладить контакт с бепсом, однако, как ни старался, ничего не получилось. Неужели погиб? Жаль, очень жаль...

Колодец Ходо строил всю ночь, время от времени осеняя себя Святым Косым Крестом в Круге да прикладываясь щекой к нему же, нарисованному глиной на стене. К рассвету от моих раскопок осталось только небольшое, сантиметров сорок в диаметре круглое отверстие, аккуратно обрамлённое мраморной кладкой вровень с землёй. Рядом валялся большой каменный жёрнов, которым распорядитель собирался замаскировать своё бесценное сокровище. Всё остальное приобрело первозданный вид, но Ходо всё продолжал "наводить глянец" - утаптывать землю и заметать неровности маленькой метёлочкой из пучка сухой травы. Едва мы успели умыться и наскоро позавтракать (а умывались мы, по настоянию Ходо, в укромном месте, за сараем, чтобы не оставлять мокрых "следов преступления"), как за нами пришёл конвой - полудюжина мечников-бепо из числа городской стражи. Нас повели на местное ежеутреннее мероприятие - Вкушение Пищи Духовной. Ходо, беспокойно оглядываясь в тревоге за сохранность своего неожиданно обретённого достояния, поплёлся вслед.