После того, как Вельяминов закончил свой рассказ о Ермакове, в эфире еще долго сохранялась тишина, пока чей-то голос не задал вопрос, который возник, очевидно, у каждого, кто сейчас слушал Вельяминова.

– Подполковник, так это правда, что он один замочил половину личного состава «подразделения Л»?

– Правда, – сухо произнес Вельяминов и переключился на волну госбезопасности.

– Внимание, говорит подполковник Вельяминов. Я не знаю, какой вы приказ получили с Лубянки, но послушайте, что я вам скажу. Ни одна ваша машина за Кольцевую не поедет. Если ваши люди появятся на Новорязанском, они будут уничтожены. У меня все.

Вельяминов хотел переключить рацию, но из динамика послышался знакомый голос.

– Вельяминов, это полковник Вепринцев, вы должны помнить меня. Мы в курсе событий и не будем вам препятствовать.

Вельяминов из его слов сделал вывод, что сотрудники госбезопасности также прослушивали разговор Ремезова и для многих из них услышанное явилось неприятной новостью. Он не успел среагировать, когда к микрофону потянулся Савельев.

– Только попробуйте! Лучше проваливайте на Лубянку подмывать свои обосранные задницы!

Вельяминов шуганул напарника и отобрал у него микрофон.

– Вепринцев, я вас понял. И не нужно обижаться. Я знаю, что и в вашей конторе есть нормальные парни, хотя их могло быть значительно больше.

Совещание в кабинете Сергеева подходило к концу. Лычев к этому времени был уже совершенно не в состоянии что-либо понимать.

– Я могу сделать с ними все, что угодно, – сказал Сергеев Якимову. – Но интересы партии и государства превыше всего. Я этих подлецов так насадил на крючок, что они даже пошевелиться не смеют. Можно, конечно, списать их в расход, но какой в этом смысл? Их место займут другие и опять начнут интриги плести. А эти теперь свои, ручные. И оппозиция у нас будет ручная. А без ручной оппозиции нам никак не обойтись…

Он подошел к Лычеву и хлопнул его по плечу.

– Ты теперь свой, Лычев?

Тот неуверенно кивнул.

– Будешь у меня шутом.

– Барри, ты вчера был прав. Русские действительно сошли с ума. В городе тотальная проверка документов, они усиленно кого-то ищут, а нас ни разу не остановили.

– Очевидно, машины с дипломатическими номерами их сегодня не интересуют, – медленно процедил Сандерс, ритмично двигая челюстями. – Это нам только на руку.

Рация в их машине была настроена на милицейскую волну, поэтому они оба встрепенулись, когда услышали сообщение об очистке Новорязанского шоссе.

– Барри, тебе не кажется, что мы крепко влипли?

– По самые уши, – мрачно кивнул Сандерс.

Он выбрался из машины и помочился на покосившийся столбик, на котором краской была выведена цифра «десять».

Сергеев вдруг остановился посреди кабинета и с испугом посмотрел на министра обороны.

– Николай Андреевич… А этот Ермаков, где он сейчас? Вы задержали его?

Маршал вопросительно посмотрел на Кандаурова, и тот поспешно доложил:

– Ермаков и Ремезов сейчас находятся на юго-восточной окраине Москвы. Наши люди контролируют ситуацию…

– Меня не интересует, что делают ваши люди! – взорвался Сергеев. – Ермаков почти три недели находился в психиатрической клинике. Все это время ему внушали, что он должен любым способом добраться до меня. Вы понимаете, что произойдет, если ему сейчас удастся скрыться?! Насколько я понял, он опасный человек.

– Я не думаю, что он опасен, – пожал плечами Кандауров.

– Мне плевать, что вы думаете! – перебил его Сергеев. – Немедленно задержите его, а если он попытается скрыться – уничтожьте! Это приказ, маршал!

Маршал неуверенно кивнул и направился к телефонам.

Когда рядом с посольской машиной остановилась «волга», сотрудники ЦРУ неторопливо выбрались наружу. К ним подошел высокий темноволосый человек в длинном светлом плаще и без головного убора.

Томас Моутли поежился под пристальным взглядом незнакомца, и в его памяти всплыли слова предупреждения, переданного для них лично самим директором ЦРУ: «Помните, это очень опасный человек. Будьте внимательны и осторожны, он ошибок не прощает. Но если вы не вытащите его, пеняйте на себя!»

После такого напутствия Моутли не очень хотелось вступать в разговор с незнакомцем. Он сделал над собой усилие и спросил недовольным тоном:

– Почему вы отказались от безопасного варианта? Теперь у всех нас могут быть проблемы. Мы разработали новый план, но с учетом возникших осложнений у нас нет сейчас стопроцентной уверенности в успехе.

Он помолчал немного, ожидая, что скажет на это незнакомец, но тот продолжал пристально разглядывать их. И в этот момент Моутли озарило.

– Послушайте, а вы случаем не тот ли майор Фомин, которого все разыскивают?

Напрасно сказал эти слова Томас Моутли, опытный сотрудник ЦРУ, работающий в Москве под дипломатическим прикрытием. Он подписал себе и своему другу смертный приговор.

Вельяминов с мрачным видом выслушал Кобозева и затейливо выругался. Напарник выдал ругательство вдвое длиннее и с гораздо более сильной эмоциональной окраской.

– Хорошо, я вас понял, Иван Никифорович. Ну а сами-то вы как считаете?

– Вельяминов, запомните следующее. Этот приказ я вам не передавал. Ясно?

– Ясно, Иван Никифорович.

Лицо Вельяминова просветлело, и он добавил:

– Предлагаю другой вариант. Когда вы передали приказ, было уже поздно что-либо предпринять. Ремезов с Ермаковым уехали, а мы после получения приказа отправились их искать. Звучит, конечно, глупо, но что нам остается делать? Короче, будем ваньку валять.

– Поступайте как знаете, – ровным голосом сказал полковник Кобозев. – Скажите Ермакову, что у него мало времени… Вельяминов?

– Да, я вас слушаю.

– Прощайте, Вельяминов. И вы, Савельев, прощайте.

– Не понял, Иван Никифорович?

Вельяминов озадаченно посмотрел на своего коллегу.

– Блажит полковник. Хотя по-человечески я его понимаю, за такие дела по головке не погладят.

– Нас тоже, – криво улыбнулся Савельев.

Они выбрались из микроавтобуса. Навстречу им из машины Ремезова вышел Ермаков. Они сошлись и некоторое время стояли молча.

– Ермаков, я принес плохие новости, – негромко сказал Вельяминов. – У нас на руках приказ остановить вас. Любыми средствами, понимаете?

Глаза Ермакова потемнели, но он ничего не сказал.

– Сейчас здесь такая кутерьма начнется, что вы даже не представляете, – продолжил Вельяминов.

– Они приказали убить меня?

– Да, – жестко произнес Вельяминов. – В том случае, если вы попытаетесь скрыться. Я хочу, чтобы вы об этом знали.

– И что вы собираетесь предпринять?

Вельяминову, при всем его богатом опыте, было очень трудно выдержать взгляд этого человека. Но он не стал отводить глаза в сторону.

– Ермаков, мы такие же армейские офицеры, как и вы. У вас есть полчаса времени. Это все, что мы можем для вас сделать. Вы уверены, что наша помощь вам не понадобится?

– Я справлюсь один, – раздельно произнес Ермаков.

– И учтите, – продолжил Вельяминов, – кроме Фомина, там могут оказаться и другие люди. В его команде четырнадцать человек и каждый из них чертовски опасен.

– Да, я знаю. Но это не имеет никакого значения.

На лице Ермакова появилась улыбка. Никогда прежде Вельяминову не доводилось видеть столь странной и загадочной улыбки.

– Желаю удачи, Ермаков.

Вельяминов протянул руку, и Ермаков ответил крепким рукопожатием.

– Ермаков, если понадобится наша помощь, дайте знать, – сказал ему на прощание Савельев. – Мы этим сучьим отродьям головы поотрываем!

Сергеев отнял трубку от уха, и лицо его приняло скорбное выражение.

– Мужайтесь, товарищи. Только что скончался наш дорогой и горячо любимый соратник по партии…

Он опустил трубку на рычаги и посмотрел на Якимова.

– Помнишь тот разговор на даче? Забудь! Мы уже проскочили поворот. Пора столкнуть эту телегу с горы. И если она развалится, то мне теперь на это совершенно наплевать!