Птичий народ загрустил. Все притихли, задумались. И вдруг маленький пронырливый чирок проговорил в тишине:

— Я не верю беркуту. Я не верю, что на всём огромном Севере нечего есть. Я не верю, что там стоит вечная ночь.

Беркут рассердился и закричал:

— Тебе ли, маленькая птичка с маленьким умом, раскрывать рот! Не веришь — сам слетай на далёкий Север! Только вот назад вряд ли вернёшься…

Стало смеркаться. Беркут полетел в своё гнездо. Маленький чирок в сумерках полетел вслед за ним, притаился рядом с его гнездом и начал чутко слушать. Он знал, что дома беркут скажет правду. И вот что он услышал.

— Ну, мой друг, — говорил беркут жене, — нам привалила большая удача! Готовься в дорогу, детей готовь, завтра и отправимся. Ах, какие благодатные земли, оказывается, лежат на Севере! Летом там не жарко, лесам нет конца-краю, рек-озёр не пересчитать, а уж корма-добычи столько, что никто такого и во сне не видывал!

— Значит, весь птичий народ завтра отправляется на благодатный Север? — спросила жена беркута.

— Нет, мы полетим туда одни, — ответил беркут. — Птичьему народу я сказал, что те места для жизни непригодны. Мы одни полетим в благодатные северные края, мы расплодимся там на несметных кормах, мы будем владыками необозримых просторов!..

— Ах ты… — не выдержал чирок, но тут же закрыл рот.

— Что это? — встрепенулся беркут. Он так сильно вздрогнул, что гнездо сорвалось и полетело вниз.

Чирок притаился. Беркут его не заметил, было уже темно. Поздно ночью, когда все уснули, чирок тихонько улетел. А наутро, едва взошло солнце, он собрал всех птиц на сходку.

— Слушайте меня, уважаемые птицы, — сказал он. — Всё, что вчера вам говорил беркут, — неправда! Земли на Севере благодатные, есть там леса и луга, реки и озёра. А корму там столько, что никому из вас и не снилось!

— Откуда ты это взял? — закричали птицы. — Почему мы должны верить тебе, а не господину беркуту?

— Я сидел вчера вечером рядом с его гнездом, — сказал чирок, — и слышал, что он говорил жене. Ей он сказал: «Собирайся, завтра полетим на Север». А вас, птицы, почтенный беркут обманул. Я немного испугал его, почтенный беркут вздрогнул, гнездо его сорвалось и упало вниз.

Птицы закричали:

— Если чирок говорит правду, надо выбрать другого предводителя, который слетал бы на Север и не обманул бы нас.

В это время медленно и степенно пришёл на сходку сам беркут. Птицы спросили:

— Как вы спали, почтенный господин?

— Ох, плохо, — ответил беркут. — Среди ночи гнездо моё сорвалось, пришлось мне спать на земле.

Птицы переглянулись. Чирок, оказывается, говорил правду.

И тогда они беркуту сказали так:

— Почтенный господин, ты опечалил нас вчерашним рассказом. Опечалил, но надежды нашей не убил. Тебе, наверное, не повезло, ты, наверное, попал в плохие места. Мы думаем, что, если лететь туда, откуда дует прохладный ветер, можно найти благодатную землю. Теперь мы пошлём на Север другую почётную птицу, выберем другого предводителя. Тебя это не обидит?

Что ответить беркуту? И он сказал:

— Нет, не обидит.

Тогда сказали журавлю:

— Почтенный журавль! Теперь тебе мы доверяем стать нашим предводителем, тебе доверяем слетать на Север, поискать хорошие земли. Ты видный и красивый, умный и осторожный. Крылья у тебя большие — летаешь хорошо, ноги у тебя длинные — бегаешь хорошо. На земле ты поешь червей, а на болоте — лягушек. Лети на Север, почтенный журавль, принеси нам хорошие вести.

Журавль гордо вышел вперёд и говорит:

— Вы правильно сделали, птицы, что выбрали предводителем меня. Я доволен. Я полечу.

И тогда вперёд выскочила маленькая уточка. Она закричала:

— Что вы делаете, уважаемые птицы? Кого вы выбрали? Вы, наверное, выбирая предводителя, смотрите на длину носа? Что вы в журавле нашли? Длинные ноги, длинная шея и громкий дурацкий крик. Журавль — самая глупая птица: ни ума, ни памяти! У первого болота он забудет о нас, налопается лягушек и вернётся!

Услышав такие слова, журавль кинулся на уточку и давай колотить её своим длинным крепким клювом. Он переломал ей крылья и ноги и совсем бы убил, да народ заступился. Журавля оттащили. Утка сказала:

— И это называется: каждый волен на сходке сказать, что думает… А нельзя, оказывается, говорить слабому против сильного. Вот, смотрите, птицы, какого умного и справедливого вожака вы себе выбрали.

— Да, ты не прав, журавль, — сказали птицы. — Не надо было так горячиться, не надо было начинать драку. Утка говорила грубо, мы бы её наказали. Надо бы лишить тебя звания предводителя, да жаль, нет другого, достойного…

— Как это нет достойного? — закричала утка. — Вот сидит богатырь орёл. Он и по имени господин![103] Кто видит так далеко? Кто летает так высоко? Кто великодушен, как он?

Птицы сказали:

— А ведь правильно говорит маленькая утка. Он самый умный, он самый лучший.

Выбрали орла, попросили его слетать на Север. Орёл скоро вернулся и сказал:

— Земли там благодатные, лето не жаркое. Ни одно яйцо там не протухнет, ни один птенец не погибнет. Всем нам надо на лето улетать на Север.

И птицы полетели в наши привольные северные земли. С тех пор они прилетают к нам каждое лето. Правда, журавль не летит далеко на север, туда, куда утки. Беркут прилетает, но прячется по лесам.

Жила, говорят, когда-то давным-давно маленькая старушка Бэйбэрикэн. Было у неё пять коров. Эти коровы сами паслись в широком поле. Пошла однажды старушка искать своих коров и нашла красивую пятисуставную хвощ-траву.

— Возьму эту траву, отнесу домой, пусть она станет моим ребёнком, — сказала старуха. Она бережно выкопала хвощ-траву; с корнем вытащила, ни корешка, ни веточки не повредила, домой принесла, на подушку положила, одеялом укрыла.

И пошла доить коров. Вдруг слышит: в юрте тонко звякнули бубенчики, а потом напёрсток упал. Старушка вскочила, молоко пролила, вбежала в юрту, отвернула одеяло — на подушке хвощ-трава лежит, всё как было, трава травою. Вышла старушка, села доить корову — опять звон: тонко звякнули бубенчики, а потом иголка упала. Старушка опять вскочила, опять молоко пролила, вбежала в юрту, отвернула одеяло — на подушке хвощ-трава лежит, как прежде. «Что же это звякало? — подумала старушка. — Не для того же звон был, чтобы я молоко опрокидывала!» И опять ушла доить коров. И опять вскоре услышала звон: тонко звякнули бубенчики, а потом ножницы упали. Старушка в третий раз вскочила, пролила молоко, вбежала в юрту, а там на одеяле сидит красавица: лицо её как белый мрамор, глаза как халцедон,[104] брови как два чёрных соболя, которые лежат, касаясь друг друга лапками. Обрадовалась старушка Бэйбэрикэн, сказала:

— Теперь у меня есть дочь!

Стали они жить вдвоём, вместе доили коров.

Однажды в тех местах охотился удалой Харжит-Берген, сын Хан-Харах-тойона. Увидел он белку выстрелил — не попал. Погнался за белкой. Стрелял в неё с утра до захода солнца, а попасть не мог. Вот белка взлетела на лиственницу возле юрты старушки Бэйбэрикэн. Удалой охотник опять выстрелил. Стрела упала в дымник юрты. Харжит-Берген закричал:

— Эй, старуха! Вынеси стрелу!

Нет ответа. Ещё громче закричал охотник:

— Выходи, старуха! Я — Харжит-Берген, сын Хан-Харах-тойона! Я жду стрелу!

Опять нет ответа. Влетел охотник в старухин дом! А когда влетел — увидел красавицу, краше которой нет на свете: лицо её как белый мрамор, глаза как халцедон, брови как два чёрных соболя, которые лежат, касаясь друг друга лапками.

Харжит-Берген остолбенел и долго не мог прийти в себя. А потом выбежал из юрты, вскочил на коня и поскакал домой.

— Отец, мать! — закричал он дома. — Я видел в юрте маленькой старушки Бэйбэрикэн, которая пасёт пять коров, несказанную красавицу! Посватайте мне эту девушку!