Природа не терпит пустоты. Пустующий дом тоже необычен и, можно сказать, противоестествен. Поэтому стоит ли осуждать мышей, которые, использовав благоприятные обстоятельства, почувствовали себя хозяевами в доме, во дворе и в саду. Впрочем, они и летом не бедствовали: полные животы набивали сладким горошком, росшим на грядках, грызли поспевающую морковь и падалицу под яблонями, трудились над косточками терновника.

Во дворе под дерном мыши прокопали густую сеть ходов, о чем свидетельствовали вздыбленные бугорки земли. Задолго до того, как люди собрали урожай, мыши до отказа набили свои кладовые. Самые крупные и белые горошины, самые спелые бобы, отборные семена цветов, семенные коробочки и стручки — все, что понадобится долгой зимой, прилежно распределили по сортам и величине.

Жизнь была хороша, но вовсе не застрахована от стихийных бедствий: перед наступлением холодов начались дожди. Несколько дней кряду лило как из ведра. Гнезда подмокли, многие ходы затопило. Ничего не поделаешь, пришлось переселиться в дом. Мыши прорыли ходы и норки под крыльцом и фундаментом и унесли с собой зимние запасы.

Старый бродяга пасюк — обыкновенная, серая, бурая или амбарная крыса тоже попала сюда во время злосчастного затопления. Нашла сухое местечко, чтобы привести в порядок намокшую шерстку, и мягкий уголок для отдыха. Крысе так здесь понравилось, что у нее пропала охота бродяжничать.

В какой-то степени этому способствовали обнаруженные ею продуктовые запасы.

Крыса провела два-три сражения с другими обитателями дома, дала им почувствовать остроту своих зубов и устроила себе зимнюю квартиру за картофельными закромами.

Где появилась одна крыса, туда и другие пожалуют — одна бродяжка найдет другую, и образуется новая семья. Так было и здесь.

Пожалуй, так вполне можно было бы назвать покои, в которые пробрались горностаи, следуя по следам, представлявшим для них несомненный интерес. Позволительно предположить, что нашим зверькам никогда еще не выпадала возможность бродить по фортификационным сооружениям, темным проходам и убежищам какой-либо крепости. Поэтому они с таким большим любопытством и почтением приступили к поискам, сулившим ценные находки.

В казематах, а точнее, в подвалах под домом были проведены изрядные земляные работы, прорыты просторные ходы. Одна крысиная дорожка вела вверх но столбу в комнату. Крыса прогрызла дыру в полу. Горностаи по очереди просовывали в нее нос. Несколько раз заглядывали, прежде чем решились выскочить в комнату. Какое совпадение! Крысиная дыра оказалась им впору.

Помещение было просторное. Когти так громко стучали по полу, что зверькам самим становилось страшно. Но тут они обнаружили мягкую матерчатую дорожку, скакать по которой было приятно и звука не слышно. Комнат оказалось несколько. Через приоткрытую дверь они прошли из одной комнаты в другую, а там и в третью. Повсюду стояли какие-то предметы — и мягкие, и жесткие с гладкой поверхностью. Горностаи обследовали их сверху и снизу.

Мыши оставили в комнатах следы, от которых исходил резкий, раздражающий запах. Собственно, были но только следы — было нечто большее. Горностаи тотчас установили, что где-то здесь и те, от кого этот запах исходит. Это приятно возбуждало. Они отправились на поиски — пробежали по комнатам, с пола прыгнули на стул, со стула на стол, со стола на комод, с комода на диван, с дивана снова на пол и через порог в спальню, где с разгона вскочили на кровать, так что пружины заскрипели в матраце. И все же тех, кого они искали, здесь не оказалось. Пришлось продолжить поиски в других местах.

В людские логова горностаи никогда еще не попадали, так же как и люди, жившие здесь, никогда раньше горностаев не видели. А жаль, что визит прошел без свидетелей.

Впрочем, чтобы ни у кого не было сомнений, чтобы из-за отсутствия вещественных доказательств необычное посещение не осталось незамеченным, горностаи оставили возле двери свою визитную карточку — каплю помета. Правда, маленькую, но все равно ее должны обнаружить.

Затем они снова пролезли под пол. И тут же нашли ход в подвал.

Здесь было тепло, сквозь тусклое оконце пробивался зимний свет. Хотя для горностаев он не имел никакого значения — они одинаково хорошо ориентировались как днем, так и ночью, как при свете, так и во тьме.

Через секунду раздался отчаянный вопль… и тут же затих. Горностаиха схватила за шиворот мышку-норушку.

Крысы тотчас учуяли опасность. Зашевелили усами, подняли кверху носы — понюхали, вбирая воздух, послушали, поводя ушами, и бросились врассыпную. Мыши тоже пустились наутек — исчезли в бесчисленных ходах под полом и над потолком.

Старая крыса, у которой гнездо было выстлано стружками, паклей и бумажными обрывками, юркнула под закром. Под полом подвала она устроила подкоп, соорудив там себе склады, столовую и разные подсобные помещения. Широкие возможности поживиться предоставляли также картофельные закрома и свекольный бурт. Все находилось в пределах досягаемости, всякая еда в изобилии: надкусила и бросила морковку, выела середину свеклы, погрызла и оставила картофелину, — никаких усилий для розыска, никаких забот о завтрашнем дне.

А теперь приходилось все это покидать. Крыса была опытная, знала, что делать. Одного страха мало, чтобы дожить до старости. Надо быть мудрой и хитрой: соображать, кого опасаться и избегать, а кому задать жару, отбросив стыд и сомнения, никого не терпеть рядом, не раздумывая вонзать зубы в холку каждому, с кем можешь справиться. До сих пор старая крыса чувствовала себя здесь хозяйкой, всех гоняла от пищи, цапая за нос, кое у кого откусила хвост, а кое-кого прикончила. Но на этот раз, как говорится, грозный меч навис над ней самой.

Горностай не чета коту-мурлыке, который предпочитает пассивную охоту и ждет, лениво жмуря глазки, когда добыча попадет ему в лапы. Горностай не выжидает, а неустанно преследует и, настигнув, сразу же душит. Горностай и ласка наводят на крысу ужас. Почему? Откуда она о них знает? А вот знает, хотя никогда и не видела. Собственно, увидеть горностая для крысы вообще означает последний раз видеть белый свет и закрыть глаза навеки. На протяжении тысяч и тысяч поколений крысы завещали своим потомкам основополагающую мудрость: горностай несет смерть.

Наверное, поэтому крысе показалось, что под закромом не достаточно надежное место. Она бросилась в дыру, ведущую вон из подвала, и тут, к великому ужасу, обнаружила погоню. При свете двух холодных зеленоватых огоньков горностай охотился за ней в темной норе, пролезая везде, где пробегала крыса, и ни па шаг не отставал, скорее, нагонял…

Больше старую крысу уже никто не видел.

Горностаи не имели сколько-нибудь серьезных оснований уходить из забытого людьми дома и запорошенного снегом сада. Напротив, им здесь очень понравилось к великому огорчению прежних обитателей.

Дел хватало и днем, и ночью. Можно было не беспокоиться о том, бушует ли во дворе метель или светит солнце, сияют ли в холодном небе звезды или подтаивает и капает с крыш. Где бы еще их ждали такие охотничьи радости, где еще найти такое укромное пристанище — зароешься в сено, свернешься калачиком и посапывай на полный желудок.

Человек, его жилые и подсобные постройки всегда привлекают горностаев. А зимой особенно. Во время охотничьих вылазок они проносятся по дворам, оставляют свои следы на снегу вокруг ферм и амбаров с зерном. Однако, если один заметит хоть малейшую опасность, он тут же предупреждает второго тревожным возгласом — и оба мгновенно исчезают. Собственно, исчезнуть зимой для горностая и ласки не представляет никакого труда попробуй на белом снегу разглядеть белоснежного зверька!