То ли косой очень тихо жевал травку, то ли ветер дул в другую сторону и его не было слышно, то ли пряный аромат цветущего клевера и ромашек отбивал запах самого зайчонка, — трудно сказать, в чем тут дело, только встреча оказалась неожиданной и для горностая. Наверное, поэтому он несколько замешкался, прежде чем бросился вдогонку за косым, который удирал, прыгая вправо и влево.

Зайчонка еще мог бы спасти бешеный бег без оглядки и скачков по сторонам, стремительный бег по прямой такими длинными прыжками, какие только позволяют ноги, и не по густой росистой траве, а по широкой свободной тропке, где ничто не тормозит движения. А уж потом, оторвавшись от погони, петлял бы, сколько душе угодно, дабы запутать следы и сбить преследователя с панталыку, а там кружным путем, глядишь, и на прежнее место вернулся бы.

Однако зайчонок, молоденький и глупый, даже предположить не мог, что в это солнечное, пахнущее клевером и ромашками весеннее утро ему грозит опасность, не сообразил, что оказался на краю гибели, когда хищник вышел прямо на него и теперь наступает на пятки.

Зайчишка вприпрыжку пустился по полю. Горностай встал во весь рост, заглянул поверх шаровидных головок клевера и полетел за ним стрелой, а через какую-нибудь минуту уже висел у него на холке.

Однако заяц не мышь, которой достаточно разок щелкнуть по затылку. Заяц так просто не сдается.

Он со всего размаха брякнулся о землю и вместе с горностаем перекувырнулся. Задними ногами, защищаясь, заехал тому по морде, пытаясь окорябать и сбить его с себя. Не очень-то много успел зайчонок. Его отважная самозащита не могла противостоять охотничьему пылу горностая. Заяц сделал еще одну попытку освободиться, собрав последние силы, но их оказалось недостаточно. И на помощь со стороны надежды не было. Да и кто бы встал на его защиту?

Разве что мать. Но она давно забыла о своих детенышах. Зайцы вообще не долго заботятся о потомстве, предоставляя ему возможность расти самостоятельно. К тому же природа так создала зайца, что он не может нападать на врага, он вынужден затаиться в случае опасности или спасаться бегством.

Может быть, зайчонок просил пощады, надеялся смягчить сердце хищника жалобными стонами?

Однако слишком наивно ждать милости от горностая, равно как питать надежду на то, что он упустит добычу, на след которой напал и которую в состоянии одолеть. Зайчонку на роду написано кружить по полям, питаться клевером и расти до тех пор, пока на него не наткнется горностай. И тут ничего не поделаешь — хищник живет на мясе. Ни волк, ни лиса, ни ласка, ни горностай клевера в рот не берут, хотя он и отдает медом.

И все-таки нельзя сказать, что на бедственные вопли зайчонка никто не обратил внимания. Его зов услышала лисица, мышковавшая на другом краю того же поля многолетних трав. Она навострила уши, точно определила азимут и прямиком направилась по нему неспешной рысцой. Она вообще остро реагировала на малейшие звуки. Стоило где-то пискнуть мышонку, как лисица уже накладывала на него лапу; случалось отбившемуся косуленку позвать мать — лисица тотчас поспешала «утешить» его; точно так же и сейчас: оставив свои дела, бросилась она «на помощь» попавшему в беду зайчонку.

Вытянув хвост, бежала она своим пружинящим шагом через поле как раз в том направлении, где горностай справлял поминки по зайчонку.

И тут поспела лисица. Горностай еще прежде услышал, как она принюхивается и шелестит на бегу травой. Попытался было удрать с добычей, но заяц не крыса, которую взял в зубы и беги на все четыре стороны. Далеко ли ты уйдешь от лисицы, если станешь волочить тяжелый трофей по земле, хотя бы все силы на это положив. Скорее, надорвешься и сам ноги протянешь.

Лисица явилась с таким видом, словно ей принадлежали исключительные и безраздельные права на зайца. Горностай злобно зарычал, однако бросил свою ношу и отступил. Отступил лишь настолько, чтобы лисица его не достала. А той и дела не было до горностая: сразу кинулась к зайцу. Зажала его в пасти и решила уйти на другое место. Но не тут-то было — горностай пересек ей путь и стал носиться вокруг. То отходил, то приближался, норовил ухватить зайца за ухо. С пустым желудком и переполненным обидой сердцем маленький хищник, раззадоренный вкусом крови, готов был выцарапать лисице глаза.

Горностай довел лисицу, своего врага, до такого состояния, что та, едва добравшись до кустов, стала второпях заглатывать куски не жуя. Кости хрустели в ее пасти, и этот звук мучительно резал сердце горностая: какая несправедливость — один ловит, другой лопает!

Однако лисица тешилась не долго.

Маленький живчик с хутора Вийре заливался утром возле ольшаника. Горностаю и видеть его не надо было — он всех деревенских собак различал по голосам. Эта частила, как ни одна другая.

На хуторе Пыллу держали гончую. Она круглый год сидела на цепи, а если ненароком вырывалась на волю, прямым ходом неслась в лес и поднимала своим криком на ноги всех зайцев, косуль и кабанов. Большая овчарка с хутора Пихла лаяла редко, и ее нечего было бояться диким зверям: она занималась делом — пасла скотину. Моська из дома возле деревенской околицы была хотя и голосиста, но так разъелась, что не могла догнать никакого зверя. На хуторе Ваарику жил жесткошерстный терьер с обрубком вместо хвоста — гроза лисиц, барсуков и енотов, — залезавший в самые глубокие норы и загрызавший насмерть всех, кто ни попадется. Летом его со двора не пускали, зимой же хозяин ходил с ним на охоту, взяв на поводок.

Пес с хутора Вийре, которому позволяли бегать где угодно, потому что никто не ждал от него гадостей, по воле случая наткнулся на следы лисицы, ведущие через клеверное поле к месту гибели зайчонка. Пес пустился по ним и успел вовремя — от косого кое-что осталось.

Лисица оторвала еще один кусок и потрусила прочь, держа его в пасти и задрав хвост выше головы.

Песик не стал преследовать лисицу, но проявил интерес к тому, что осталось от зайца после ее трапезы. А осталось, прямо скажем, не так уж много: задняя нога, голова с длинными ушами, да еще клочки шерсти, валявшиеся тут и там. Все остальное не избежало печальной участи, уготованной всякой добыче.

Резво виляя хвостом, пес тщательно обнюхал место происшествия. Выбрав в качестве вещественного доказательства заячью ногу и зажав ее во рту, будто трубку, он вскинул голову и торопливо побежал домой, дабы продемонстрировать свой трофей.

И действительно, его появление тут же заметили.

— Няссу, что это ты притащил? — в испуге воскликнула хозяйка хутора. Пес, которого звали Няссу, замахал хвостом, что следовало истолковать так: будьте добры, взгляните сами!

Дальше произошло то, что Няссу никак не мог предвидеть.

— Стыда у тебя в глазах нет! — напустилась на него хозяйка. — Шатаешься неизвестно где, да еще зайчат задираешь!

И прежде чем пес сообразил, что дело плохо, хозяйка отняла заячью ногу и так огрела его по спине, что у него искры из глаз посыпались. На беду бедному песику, хозяйке под руку попалась жердинка, которой гоняли кур, забравшихся в огород. Она схватила ее и прописала Няссу по первое число.

Он взвыл от боли.

— А-а, ты еще вопишь, мерзкий пес! Что, тебя плохо кормят? На, понюхай! — Хозяйка стала водить заячьей лапой под носом собаки, — И запомни на всю жизнь: зайцев трогать нельзя!

Она снова пустила в ход жердинку, не обращая внимания на скулеж Няссу.

— Понял теперь, за что тебе трепку устроили? — осведомилась хозяйка.

В ответ пес заскулил еще жалобнее.

После трижды повторенного урока Няссу посадили на цепь.

За какие прегрешения? Едва ли Няссу хоть сколько-нибудь это понимал. Каково было собачьему сердцу? Очень трудно понять людей. Ведь он служил им верой и правдой, а его выставили на позор.

На взгляд горностая, небольшая выволочка этому пустомеле в самый раз, даже если в данном случае он и не виноват. Сам глупый, а важности хоть отбавляй, сует нос не в свое дело, кто бы ни шел мимо, каждого облает. Так ему и надо.