— Вы встречаетесь тут с братом?

— Да, — сказал Ленокс. — Немного погодя.

— Передавайте привет. Старина Эдмунд! Мы вместе учились в университете.

Печальная минута миновала. Они обменялись рукопожатием, и Сомс направился в зал заседаний.

После беседы с Сомсом Леноксу нечем было заняться. Всего через час плюс-минус несколько минут ему предстоял завтрак с братом, так что возвращаться домой смысла не имело. И он решил прогуляться.

Новый снег был уже утоптан, и город вновь обрел замызганный вид, однако воздух был чистым, хоть и холодным, но не чересчур. Он решил пройтись вдоль реки.

Через каждую пару сотен ярдов в этой части Лондона была лестница, ведущая от тротуара вниз к Темзе. По одной из них Ленокс спустился, оказавшись у самой воды на маленькой, окаймленной низкими деревьями аллее, куда более тихой и спокойной, чем оживленная улица вверху.

Вода была серой и быстро струилась, унося смерзшиеся льдинки, опушенная по краям снегом. Несколько птиц носились над самой водой, и Ленокс остановился посидеть на скамье и посмотреть, как они почти задевают маленькие волны. Небо было серым, река была серой. Все это было тем, что он любил, но тут внезапная боль в месте ушиба вернула его в реальный мир.

Вскоре настало время второго завтрака, и он медленно пошел назад, поглядывая на здание Уайтхолла.

Интерес Ленокса к политике уходил в прошлое, насколько хватало памяти. Отец леди Джейн часто занимал свое место в Верхней Палате, где Ленокс и леди Джейн с галереи для посетителей смотрели, как он произносит речи, и Ленокс оставался равнодушен к атрибутам власти, его завораживала сама власть. После школьных уроков о монархах и более глубокого знакомства с историей в Харроу он поражался тому, как Палаты Парламента контролируют судьбы его соотечественников. Диспуты, которые он читал в газетах, редко бывали возвышающими, иногда очень низменными, но порой блистательными. Он рос с идеалом великого государственного мужа в душе — Бэрк, Фокс, Пиль и Пальмерстон. И еще, взрослея, он чувствовал, что оказался в на редкость удачной эпохе, когда и Дизраэли, и Гладстон — оба обретали силу вождей. Это была эпоха дебатов.

Но было это очарованием издалека. Братья всегда знали, что членом от Маркетхауса будет сэр Эдмунд. Им всегда был баронет. Чарльз, полагал их отец, приобретет поместье вблизи Ленокс-хауса или — в случае абсолютной необходимости — дом в Лондоне. Но так или иначе, досуг явится ему утешением за несбывшуюся карьеру.

Тем не менее, порой, когда Ленокс оказывался среди знакомых членов или конфиденциально беседовал с братом или полдесятком политиков, знакомых ему с детства, ему приходило в голову, что все-таки у него остается шанс, все-таки он сможет заседать в Парламенте. Он знал, что их умы, пусть в данный момент и более приспособленные к политике, в конце-то концов, были не острее его собственного. Он чувствовал, что вполне подойдет для этих обязанностей.

Однако пока ему было довольно прохаживаться в кулуарах власти, выспрашивать у брата сочные кусочки сведений, читать газету на сон грядущий и здороваться с Дизраэли на званых вечерах или с Расселом в чьем-нибудь загородном доме, куда оба были приглашены — частично вращаться в политических кругах.

Не важно, не важно. Текущее дело — вот что имело значение. Он пошел в направлении входа для членов, а затем в «У Беллами» с низкими окнами и старинными портретами, чтобы повидаться с братом.

Изначально Ленокс не сомневался, что захватит Сомса врасплох и расспросит его так, что он ни о чем не догадается. Но все вышло не так, и это насторожило Ленокса. И к тому же Сомс держался так странно. То, как он раздраконил репутацию Даффа, тревожное смущение, которое вызвали у него некоторые вопросы, и настойчивость, с какой он утверждал, что никто из них не окажется причастным, когда истинные факты выйдут на свет.

Но уж конечно, не Сомс, завсегдатай клубов, с которым Ленокс был шапочно знаком не один десяток лет, с тех пор как он учился в университете с Эдмундом. Нет, причиной его запинок, смущенной неловкости и нездоровой бледности было вино.

Ленокс сидел в ожидании брата, и наконец тот вошел в столовую. Оба заказали по куску горячего пирога с дичью под соусом, жареный картофель и горошек. Сэр Эдмунд, пребывавший в бодром настроении, так как скоро должен был вернуться в деревню, заказал после завтрака бутылку портвейна, и они с приятностью распили ее, беседуя не о расследованиях, а о племянниках Ленокса, отличных ребятах, и о разных мелочах, касающихся поместья: о жалобах управляющего и о ферме Дарроу, самой большой арендованной ферме на их земле. В распоряжении сэра Эдмунда был приход, и он не знал, то ли продать его тому, кто предложит самую большую сумму, то ли по умеренной цене родственнику их матери, и оба решили, что получить приход должен родственник с тем, чтобы он переселился в Маркетхаус.

Их занимали вопросы вроде этих, какие могут обсуждать братья, истинно близкие друг другу, и они поговорили о визите Чарльза на Рождество.

— Я надеялся съездить на Ривьеру, знаешь ли.

— Ах, Чарльз, твои вечные планы! Помню, в прошлом году намечалась Португалия, если бы ты не занимался делом Мейера, немца… И я помню твои недолгие мечты о поездке в Америку.

— Ну-ну! В один прекрасный день…

— Очень может быть! — Сэр Эдмунд засмеялся. — Но не стоит снова загораться надеждой. Удовольствуйся поездкой в деревню, мы сможем поохотиться, знаешь ли. Мне наконец удалось убедить Крампа (дворецкого в Ленокс-хаусе с незапамятных времен), что камины должны топиться по-настоящему, пока кто-нибудь еще не спит. Но ты бы подумал, будто я предложил устроить костер из фамильных портретов!

Ленокс рассмеялся вместе с братом.

— Знаешь, я так предвкушаю эту поездку! Повидать Молли и мальчиков.

— Ну, они постоянно жалеют, что ты не навещаешь нас чаще. Особенно мальчики.

— Да, — сказал Ленокс и улыбнулся своим мыслям. — Куда ты направляешься сейчас?

— В комитет по закону и порядку. Доклад Королевской академии о запрещенных ядах.

Ленокса осенила мысль.

— Кто в палате ответственен за это?

Эдмунд прикинул.

— Молодой Джеймс Хилари, Дафф, Александр Адамс. По-моему, эти трое.

— Дафф? — На миг Ленокса охватило разочарование. Не поэтому ли у Даффа был мышьяк? Но если да, зачем покупать его в частной аптеке? Уж конечно, Академия снабдила бы их образчиками.

Поговорив еще несколько минут, Эдмунд и Ленокс встали и пошли назад ко входу для членов, оставляя за собой закусочную, чайную комнату и карточную комнату.

— Ты останешься в Палате весь вечер? — спросил Ленокс.

— Придется. Жуткая докука, конечно. Но им это будет по вкусу.

— Не обменяться ли нам ролями? Я предоставлю тебе задачу расспросить Даффа.

— Ньютона Даффа? — Сэр Эдмунд поморщился. — Ну, может быть, пока отложим обмен? А! Вот и он.

Оба увидели, что Дафф, член Палаты Общин, расположился на диване в обычно пустующей шахматной комнате, окруженный бумагами, которые словно расшифровывал.

— Хочешь, чтобы я проводил тебя туда? — спросил сэр Эдмунд вполголоса.

— Да, пожалуй. С тем же успехом можно заняться этим прямо сейчас.

— Как ни неприятно.

— Спасибо, что напомнил мне, милый братец.

— Я ведь только сказал. Идем.

Они вместе направились к Даффу, но Леноксу пришлось покашлять, прежде чем суровый член Палаты удостоил их взглядом.

— Мистер Дафф, — сказал Ленокс, — мы несколько раз встречались, но, полагаю, вы вряд ли помните…

— Я помню.

Возникло неловкое молчание.

— Ну, а мне пора, — сказал сэр Эдмунд, тряхнул руку брата и ушел.

Дафф вновь уставился на свои бумаги.

— Могу ли я на минуту присесть? — спросил Ленокс.

— Ну что же. Да, раз уж вы должны. Я зашел в эту комнату, ища уединения.

Наступила новая пауза. Жесткие темные глаза Даффа беспощадно сфокусировались на Леноксе. Волосы у него тоже были темные, зачесанные назад. Его отличали сильный подбородок и худощавая фигура человека, у которого в жизни мало удовольствий, кроме работы.