1919 Ваза Мудрый ученый, старик, вазу от пыли очистив, Солнцем, блеснувшим в глаза, был, как огнем, ослеплен. Трижды обвитый вокруг лентой классических листьев. Чистой лазурью небес ярко блестел электрон [6], В мире не вечно ничто: ни мудрость, ни счастье, ни слава, Только одна Красота, не умирая, живет. Восемь минувших веков не тронули вечного сплава, Вечных небес синева в золоте вечном цветет, 1919 Весной Я не думал, чтоб смогла так сильно Овладеть моей душою ты! Солнце светит яростно и пыльно, И от пчел весь день звенят кусты. Море блещет серебром горячим. Пахнут листья молодой ольхи. Хорошо весь день бродить по дачам И бессвязно бормотать стихи, Выйти в поле, потерять дорогу, Ввериться таинственной судьбе, И молиться ласковому богу О своей любви и о тебе. 1920 «Словно льды в полярном море…» Словно льды в полярном море, Облака вокруг луны. На широком косогоре Пушки темные видны. У повозок дремлют кони. Звонкий холод. Тишина. В сон глубокий властно клонит Полуночная луна. И лежу под небом льдистым, Озаренный до утра Золотистым, водянистым, Жарким пламенем костра. 1920 Арбуз Набравши в трюм в Очакове арбузов, Дубок «Мечта» в Одессу держит путь. Отяжелев, его широкий кузов Густые волны пенит как-нибудь. Но ветер стих. К полудню все слабее Две борозды за поднятой кормой. Зеркальна зыбь. Висят бессильно реи. И бросил руль беспечный рулевой. Коричневый от солнца, славный малый, В Очакове невесту кинул он. Девичья грудь и в косах бантик алый Ему весь день мерещатся, сквозь сон. Он изнемог от золотого груза Своей любви. От счастья сам не свой, На черном глянце спелого арбуза Выскабливает сердце со стрелой. 1920 Прибой Крутой обрыв. Вверху — простор и поле. Внизу — лиман. Вокруг его стекла Трава красна, пески белы от соли И грязь черна, как вязкая смола. В рапной воде, нагретые полуднем, Над ржавчиной зеленого песка Медузы шар висит лиловым студнем, И круглые сияют облака. Здесь жар, и штиль, и едкий запах йода. Но в двух шагах, за белою косой, — Уже не то: там ветер и свобода, Там море ходит яркой синевой. Там, у сетей, развешанных для сушки, В молочно-хрупкой пене, по пескам, Морских коньков и редкие ракушки Прибой несет к моим босым ногам. 1920 Слепые рыбы Всю неделю румянцем багряным Пламенели холодные зори, И дышало студеным туманом Непривычно-стеклянное море. Каждый день по знакомой дороге Мы бежали к воде, замирая, И ломила разутые ноги До коленей вода ледяная. По песчаной морщинистой мели Мы ходили, качаясь от зыби, И в прозрачную воду смотрели, Где блуждали незрячие рыбы. Из далекой реки, из Дуная, Шторм загнал их в соленое море, И ослепли они и, блуждая, Погибали в незримом просторе. Били их рыбаки острогою, Их мальчишки хватали руками, И на глянцевых складках прибоя Рыбья кровь распускалась цветами. 1920 Воспоминание Садовник поливает сад. Напор струи свистят, треща, И брызги радугой летят С ветвей на камушки хряща. Сквозь семицветный влажный дым Непостижимо и светло Синеет море, и над ним Белеет паруса крыло. И золотист вечерний свет, И влажен жгут тяжелых кос Той, чьих сандалий детский след Так свеж на клумбе мокрых роз. 1920 Одуванчик Сквозь решетку втянул ветерок Одуванчика легкий пушок — Невесомый, воздушный намек. Удивился пушок. И сквозной Над столом закачался звездой. И повеял свободой степной. Но в окно потянул ветерок За собою табачный дымок. А с дымком улетел и пушок. 1920 «Легко взлетают крылья ветряка…» Легко взлетают крылья ветряка, Расчесывая темные бока Весенних туч, ползущих по откосу. И, распустив стремительную косу, В рубашке из сурового холста, Бежит Весна в степях необозримых, И ядовитой зеленью озимых За ней горит степная чернота. вернуться Электрон — так в древности назывался сплав золота и серебра. (Прим. автора.) |
