1915 Крейсер Цвела над морем даль сиреневая, А за морем таился мрак, Стальным винтом пучину вспенивая, Он тяжко обогнул маяк. Чернея контурами башенными, Проплыл, как призрак, над водой, С бортами, насеро закрашенными. Стальной. Спокойный. Боевой. И были сумерки мистическими, Когда прожектор в темноте Кругами шарил электрическими По черно-стеклянной воде. И длилась ночь, пальбой встревоженная, Завороженная тоской, Холодным ветром замороженная Над гулкой тишью городской. Цвела наутро даль сиреневая, Когда вошел в наш сонный порт Подбитый крейсер, волны вспенивая, Слегка склонясь на левый борт. 1915
Молодость Чуть скользит по черной глади лодка. От упругой гребли глубже дышит грудь. Ночь плывет, и надо мною четко Разметался длинный Млечный Путь. Небо кажется отсюда бездной серой, Млечный Путь белеет, как роса. Господи, с какою чистой верой Я смотрю в ночные небеса! Путь не долог. Серебристо светит Под водой у берега песок. Крикну я — и мне с горы ответит Молодой звенящий голосок. Я люблю тебя. Люблю свежо и чисто. Я люблю в тебе, не сознавая сам, Эту ночь, что движется лучисто, Этот свет, что льется с неба к нам. 1915 Суховей Июль. Жара. Горячий суховей Взметает пыль коричневым циклоном, Несет ее далеко в ширь степей, И гнет кусты под серым небосклоном. Подсолнечник сломало за окном. Дымится пылью серая дорога, И целый день кружится над гумном Клочок соломы, вырванной из стога. А дни текут унылой чередой, И каждый день вокруг одно и то же: Баштаны, степь, к полудню — пыль и зной. Пошли нам дождь, пошли нам тучи, боже! Но вот под утро сделалось темно. Протяжно крикнула в болоте цапля. И радостно упала на окно Прохладная, увесистая капля. Еще, еще немного подождем. Уже от туч желанной бурей веет. И скоро пыль запляшет под дождем, Земля вздохнет и степь зазеленеет. 1915 «Степной душистый день прозрачен, тих и сух…» Степной душистый день прозрачен, тих и сух. Лазурь полна веселым птичьим свистом. Но солнце шею жжет. И мальчуган-пастух Прилег в траву под деревом тенистым. Босой, с кнутом, в отцовском картузе, Весь бронзовый от пыли и загара, Глядит, как над землей по тусклой бирюзе Струится марево полуденного жара. Вот снял картуз, сорвал с сирени лист, Засунул в рот — и вместе с ветром чистым Вдаль полился задорный, резкий свист, Сливаясь в воздухе с певучим птичьим свистом. С купанья в полдень весело идти К тенистой даче солнечным проселком: В траве рассыпаны ромашки на пути И отливает рожь зеленоватым шелком. 1915 Вечер («В монастыре звонят к вечерне…») В монастыре звонят к вечерне, Поют работницы в саду. И дед с ведром, идя к цистерне, Перекрестился на ходу. Вот загремел железной цепью, Вот капли брызнули в бурьян. А где-то над закатной степью Жужжит, как шмель, аэроплан. 1915 Зной В степном саду, слегка от зноя пьян, Я шел тропинкою, поросшей повиликой. Отец полол под вишнями бурьян И с корнем вырывал пучки ромашки дикой. Миндально пахла жаркая сирень, На солнце лоснилась трава перед покосом, Свистел скворец, и от деревьев тень Ложилась пятнами на кадку с купоросом. Блестящий шмель в траве круги чертил, И воздух пел нестянутой струною, И светлый зной прозрачный пар струил Над раскаленною землею. 1915 «Средина августа. Темно и знойно в доме…» Средина августа. Темно и знойно в доме. На винограднике сторожевой курень. Там хорошо. На высохшей соломе Я в нем готов валяться целый день. Сплю и не сплю… Шум моря ясно слышен. Как из норы, мечтательно гляжу На хуторок в тени сквозистых вишен, На жнивье, на далекую межу. Склоняю голову. Вокруг лепечут листья. Сердито щелкает вдали пастуший кнут. И золотисто-розовые кисти Дрожат от тяжести и жадно солнце пьют. 1915
Вечер («Синеет небо ласково в зените…») Синеет небо ласково в зените, Но солнце низкое сквозь пыльную листву Уже струит лучей вечерних нити И теплым золотом ложится на траву. На винограднике, в сухом вечернем зное, Кусты политые горят, как янтари. И как земля тиха в ее степном покое, И как в степи поют печально косари! Дышать легко. И сердце жизни радо. И все равно куда и как идти. Мне в этот вечер ничего не надо. Мне в этот вечер все равны пути. |
