1916 Действующая армия Ранение От взрыва пахнет жженым гребнем. Лежу в крови. К земле приник. Протяжно за далеким гребнем Несется стоголосый крик. Несут. И вдалеке от боя Уж я предчувствую вдали — Тебя, и небо голубое, И в тихом море корабли. 1917 Румфронт «Зеленым сумраком повеяло в лицо…» Зеленым сумраком повеяло в лицо. Закат сквозит в листве, густой и клепкой. У тихого обрыва, над скамейкой, Из тучки месяц светит, как кольцо. Зеленым сумраком повеяло в лицо. От моря тянет ласковый и свежий Вечерний бриз. Я не был здесь давно У этих сумеречных, тихих побережий. У мшистых скал сквозь воду светит дно. И все как прежде. Скалы, мели те же, И та же грусть, и на душе темно. От моря тянет ласковый и свежий Вечерний бриз… Я не был здесь давно. 1917 Капли В каждой капле, что сверкает в распустившихся кустах, Блещет солнце, светит море, небо в белых облаках. В каждой капле, что сбегает, по сырой листве шурша, Синей тучи, майских молний отражается душа. Если будет вечер светел, если будет ночь ясна, В темных каплях отразится одинокая луна. Если ты плечом небрежным куст заденешь, проходя, Капли брызнут ароматным, крупным жемчугом дождя, И повиснут на ресницах, и тяжелый шелк волос Окропят весенней влагой, влагой первых, чистых слез. В каждой капле — сад и море, искры солнечной игры… Хорошо быть чистой каплей и таить в себе миры! Кассиопея Коснуться рук твоих не смею, А ты любима и близка. В воде, как золотые змеи, Скользят огни Кассиопеи, Ночные тают облака. Коснуться берега не смеет, Журча, послушная волна. Как море, сердце пламенеет, И в сердце ты отражена. 1918 «Томится ночь предчувствием грозы…» Томится ночь предчувствием грозы, И небо жгут беззвучные зарницы. Довольно бы всего одной слезы, Чтоб напоить иссохшие ресницы, Но воздух сух. Подушка горяча. Под стук часов томится кровь тобою, И томен жар раскрытого плеча Под воспаленною щекою, 1918 В трамвае Блестит шоссе весенним сором, Из стекол солнце бьет в глаза. И по широким косогорам Визжат и ноют тормоза. Люблю звенящий лет вагона, Бурьян глухого пустыря И тяжесть солнечного звона У белых стен монастыря. 1918 На яхте Благословенная минута Для истинного моряка: Свежеет бриз и яхта круто Обходит конус маяка. Захватывает дух от крена, Шумит от ветра в голове, И жемчугами льется пена По маслянистой синеве. 1918 Журавли Мы долго слушали с тобою В сыром молчании земли, Как высоко над головою Скрипели в небе журавли. Меж облаков луна катилась, И море млело под луной: То загоралось, то дымилось, То покрывалось темной мглой. Тянуло ветром от залива, Мелькали звезды в облаках, И пробегали торопливо То свет, то тень в твоих глазах. 1918 В переулке В глухом приморском переулке Шаги отчетливо звучат. Шумит прибой глухой и гулкий, И листья по ветру летят. Осенний ветер — свеж и солон, Неласков пепел облаков. И я опять до краю полон И рифм, и образов, и слов. Иду. И ветра дуновенье Несет ко мне дары свои: И трезвый холод вдохновенья, И мимолетный жар любви. 1918 Звезды («Глубокой ночью я проснулся…») Глубокой ночью я проснулся, И встал, и посмотрел в окно. Над крышей Млечный Путь тянулся, И небо было звезд полно. Сквозь сон, еще с ресниц не павший, Сквозь слезы, будто в первый раз, Я видел небосклон, блиставший Звездами в этот поздний час. Увидел и заснул. Но тайной, — Среди ночей и звезд иных, — Во мне живет необычайный, Живой, хрустальный холод их. 1919 Пушкину Зорю бьют. Из рук моих Ветхий Данте выпадает. А. Пушкин Легко склоняются ресницы, В сознанье тонет каждый звук, Мелькают милые страницы, — И Пушкин падает из рук. Быть может, и твоя обитель Тиха была, и дождь стучал, Когда из рук твоих, учитель, Бессильно Данте выпадал. И так же на крылах прохлады К тебе слетал счастливый сон, И красным золотом лампады Был майский сумрак озарен. |
