Мы выпили, и я предложил Хари:

— Пойдем на вокзал сгоняем, возьмем мой сидор с барахлом да бухаловом еще затаримся, раз масть пошла.

Вышли из хаты, на улице поймали такси и поехали на вокзал. «Волка» отпускать не стали. В камере хранения я забрал сумку, и с этим же «волком» мы стали рыскать по «тупикам», затарились выпивкой, едой и приехали на хату. Снова вдвоем с Хари сели за стол, он включил магнитофон. Под музыку мы продолжили «двигать от всех страстей». Но на этот раз поговорить нам толком не пришлось. Подвалила шобла ребят с девушками. Мне они тоже привели и обрадовали прямо с порога.

— Дим Димыч, это тебе подарок.

Телка с ходу подрулила ко мне, села рядом и, нагло разглядывая меня, сказала:

— А ты, дядя, ничего. А любить ты умеешь? И есть чем?

От такого «душевного» обращения ко мне сразу я немного опешил даже. Но быстро сориентировался, решил «играть» в таком же ключе и достойно выйти из этой ситуации. Улыбаясь и чтобы не обидеть девушку, я взял ее руку и засунул в свой карман брюк, как раз тот, который изнутри был сильно порван, и ласково сказал:

— Попробуй, помацай мой снаряд. Может, подойдет?

А сам стал наблюдать за девушкой. По мере того как ее рука опускалась все ниже по снаряду, я видел, как глаза девушки делаются все шире и шире и отвисает подбородок.

— Ну что? — спросил я.

— О Боже ты мой, мамочка родная, — испуганно прошептала девушка.

— Тогда надо приступать к делу, — сделал я вывод после ее слов.

Встал из-за стола, подхватил «биксу» на руки, понес в другую комнату и положил на кровать. Дальше было делом техники: прикрыл дверь, включил магнитофон, раздел девушку и сам разделся. Девушка с трепетной жадностью стала целовать мне грудь, живот и ниже. А потом, потом «забил снаряд я в пушку туго», но тут игра плохая вышла, как будто я всадил ей дышло. Телка заорала нечеловеческим голосом, за дверью раздался дружный хохот кодлы «шировых», а я сказал:

— Тише, дура, расслабься и лежи, как дрова.

Девушка стала скулить все тише и тише и окончательно успокоилась. Трахались мы часа полтора почти без остановок. После этого поднялись, шутя, я сказал:

— А ты, дурочка, боялась, только юбочка измялась. Пойдем, а то компания, наверно, ждет результата.

— Ты, дядя, шутник, оказывается. Хороши ваши дурацкие шутки, если полчлена оказались в желудке, — довольно улыбаясь, ответила «бикса».

Шатаясь, мы пошли в ванную комнату. Помылись, привели себя в порядок, оделись, вышли в большую комнату и подвалились к компании за столом. Себе и девушке я налил по стакану водки, сказал:

— Давай за встречу и знакомство выпьем, только до дна.

Я выпил стакан, она осилила половину. Немного закусив, я снова налил себе, предложил Лиле, так звали девушку — мы с ней только сейчас познакомились, — выпить на брудершафт.

После этой дозы Лилька закосела, стала болтать лишнее.

— Наконец-то мне мужчина настоящий попался. Раньше все слюнтяи да гомики попадались. А это настоящий мужчина.

Я стал толкать Лильку в бок, говорить:

— Ну, во-первых, на конец ты мне попалась, а во-вторых, Лиля, прекрати болтать лишнее, а то расхвалишь меня и твои подруги тоже захотят попробовать. А я-то не железный, вдруг уломают? Тогда что?

Она сообразила немного, ответила:

— И то правда, Дима. Так и увести могут.

Потом Лиля стала рассказывать про себя, про родителей своих. Отец у нее, оказывается, профессор, а мать — врач. Живут они в достатке, ни в чем не нуждаются. И живет она в свое удовольствие. Я слушал Лильку, а сам думал: «Вот, родители у тебя образованные, а ты самая настоящая блядь, только, может, почище и поопрятнее уличных. Неужели родители ничего не знают о твоей жизни? Была бы моей дочкой, так убил бы, наверно. Я и сам-то по происхождению дворянин, но если бы ты, дура, узнала, что я убийца, бандит-рецидивист и нахожусь сейчас в бегах, то не знаю, как бы ты отнеслась к такому известию. В общем, не известно, кто кого стоит». Но я не стал испытывать судьбу и отпугивать девушку, поэтому, пораскинув уже захмелевшими мозгами и не найдя ничего лучшего, сказал ей с серьезным видом:

— Ты знаешь, Лиля, а я внук полковника Кудасова. Может, слышала о таком? Он в армии генерала Деникина служил начальником контрразведки.

Мое сообщение произвело на публику хорошее впечатление. Разговоры за столом смолкли, все уставились на меня, как бы заново увидев. А я продолжал «гонять подливу»:

— Я прибыл на Родину из-за кордона, чтобы помочь стонущему от коммунистов народу вернуть отобранную свободу и независимость. Хари может подтвердить мои полномочия, — кивнул я в сторону Хари.

Он сделал многозначительный кивок и сказал:

— Да, господа, это так.

Тут я вспомнил, что Хари только вчера говорил всем, что мы с ним «чалились» на «особняке» в «Долине смерти». Но подумал: уж если я сам забыл об этом, то «шировые» тем более. Поэтому продолжил:

— Кстати, господа, я не представился. Прошу извинения. Я Дмитрий Кудасов, ныне подполковник ЦРУ. Позавчера ночью я с группой диверсантов был выброшен с «боинга» в районе Тарту. А сегодня, господа, я с вами сижу за одним столом, — сказал я, а для большей убедительности нагнулся, из своей сумки вытащил десантный автомат, взял его за ствол, протянул к дальнему концу стола и рукояткой, как кочергой, зацепив бутылку с шампанским, подвинул ее к середине стола. Взял бутылку и разлил содержимое по фужерам.

Все сидели затаив дыхание, кто-то выключил магнитофон. А я, почесав автоматом себе спину и бросив его в угол комнаты на матрац, сказал:

— Господа, я предлагаю выпить за свободную Эстонию. Ваша помощь скоро потребуется. Родина с надеждой смотрит на вас. Зиг хайль!

Раздались робкие «зиг, зиг», потом все разобрали фужеры, стали чокаться и пить. А я продолжил свой монолог и еще долго «гонял подливу», так уж у меня масть покатила. В конце своей речи, обращаясь к Лильке, я сказал:

— А тебя назначаю своим личным ночным секретарем. Все гениальные мысли меня посещают ночью. Еще думаю, но это опосля, внедрить тебя в «сучий парламент» (административные органы), чтобы иметь полную информацию, что там еще затевают менты и коммуняки. Будешь нашей Матой Хари.

В этот момент я почувствовал, как, видимо, в знак признательности за столь высокое назначение рука новоиспеченной Маты Хари полезла в карман моих штанов. Но на интимный диалог с ней в данный момент я был не расположен, поэтому поднялся из-за стола, жестом поднял Хари, и мы вышли с ним на улицу. Хари, улыбаясь, сказал:

— Ну, Дим Димыч, в натуре ты молодец. Я узнал еще одну сторону твоего таланта. Если бы я не знал тебя по зоне столько лет, я бы сам все принял за чистую монету. Ты так красиво «чесал по бездорожью», что я уверен, ни одна блядь не усомнилась в истинности твоих слов.

— Да уж, Хари, вдохновение так нашло, на лирику и поэзию потянуло. Конечно, я мог и Швейком представиться, бравым солдатом. Но был бы не тот кайф, естественно. До Джеймса Бонда тоже не дотягиваю. Жалко, Хари, у тебя гитары нет, а то бы я выдал сейчас лучшие номера. Кстати, твою молодежь я, случаем, не сильно «нашарохал» (напугал)? А то я еще хотел припороть для дела, что хата твоя заминирована и так запросто мы ментам не сдадимся, но не стал. Сдернуть могли бы все.

— Насчет парней и девушек, Дим Димыч, ты не переживай, это такая публика, сейчас еще шоркнутся и закайфуют по-черному, тогда им хоть атомную бомбу в хате взрывай. А гитара у соседа через дорогу есть, семиструнная, сейчас сделаю, — сказал Хари.

Пошел к соседу, принес гитару, я поднастроил ее, и мы вернулись в хату. Сели с Хари за стол, выпили водки, и я спросил у ребят, что им сыграть.

— Про нас что-нибудь, — сказал кто-то из «шировых».

Про «шировых» в лагерном фольклоре песен было мало. Разве что у Володи Высоцкого была песня, где есть слова: «Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше, сорок душ посменно воют — раскалились добела… вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться…» Так это про сумасшедших. Хотя и эти «морфушники» (морфинисты) далеко от них не ушли.