— Этот подойдет, — сказал я, держа в руке советский «ТТ».
Цыган дал мне запасную обойму, я заплатил двести рублей и пошел к выходу.
— Парень, я тебя запомнил, из-под земли достану, если будешь лишнего «ля-ля» языком делать. Понял? — сказал напоследок цыган.
— Понял, все ништяк, — ответил я.
Павлика на улице не было. Я обошел весь «Привоз», но и там его не нашел. «Сявка, видно, перемохал, как дело до ствола дошло, и сбежал, — подумал я, — ну да ладно, черт с ним».
В конце «Привоза» я увидел много цыган, они сидели отдельными группами и пили кофе. Подошел к одной группе, где пели песни под гитару, и сел рядом.
Вечерело, было тихо и тепло, солнце садилось за горизонт. Цыганская песня разносилась далеко за «Привоз». Цыгане так хорошо пели, даже сердце у меня стало щемить и что-то подкатило к горлу. Когда цыгане кончили петь, то обратили внимание на меня, стали спрашивать, откуда я, кто такой. Я сказал, что я из России, с востока и в Одессе первый раз. Попросил гитару, взял несколько аккордов и запел:
Ночь, тишина слегка туманит свет.
Любимая, прости меня, бродягу.
Ложусь я спать, а сна все нет и нет,
Я до утра, наверно, спать не буду…
Когда я кончил петь, цыгане стали меня хвалить, просить еще спеть, налили кофе, кто-то сказал:
— Водки принесите.
Я вытащил сотню, кинул на круг со словами:
— И закусить чего-нибудь.
Цыгане наперебой стали кричать:
— Возьми деньги, ничего не надо, мы тебя угощаем.
Ко мне подошла старая цыганка, все называли ее «мать Мария», присела рядом, сказала:
— Сынок, я смотрю, ты хоть и молод, но хлебнул, видимо, изрядно. Кто ты, откуда?
Рассказал я про детдом, про крейсер, про «малолетку», про Ванинскую зону, откуда недавно освободился, а сейчас гуляю.
— Правильно, сынок, работать ты всегда успеешь. Сначала погулять надо как следует.
Мы пили, ели; подошли другие цыгане с гитарами. Три гитары заиграли цыганочку, а я выскочил в круг и стал плясать, вошел, в раж, а цыгане кричали, подбадривали меня. После моего танца по табору пошел слух: «Вот молодец парень, как танцует здорово». Потом выходили молодые цыганки, пели, плясали. Уснули все глубокой ночью, мне кто-то принес одеяло, подушку.
Проснулся утром, солнце было уже высоко, голова разламывалась на восемнадцать частей. Цыгане давно уже встали. Ко мне подошла вчерашняя старая цыганка, вся в кольцах золотых, серьгах, бусах и браслетах, протянула полстакана водки:
— Похмелись, сынок, вижу, голова болит. Уж больно вчера мне понравилось, как ты пел и плясал, получше многих наших цыган. Запомни, если трудно будет или задержишься где поздно, приходи к нам ночевать. Покушать и крыша тебе всегда будут. Скажешь, что идешь к матери Марии.
3
И я ушел в город, походил по «Привозу» в надежде встретить Павлика, но так и не встретил. Пошел в столовую, поел, попил пива. Зашел в скверик по малой нужде, сел на лавочку передохнуть и немного прикемарил. Проснулся я от голосов, были уже сумерки. На соседней лавочке шел базар: двое парней разговаривали между собой. Один сказал:
— Кумар меня долбит, прямо невмоготу. Надо что-то придумать.
— А где башли взять? Только хату молотить и этого подлючего жида. Сколько товару мы отдали ему за бесценок, а как коснулось, что мы на голяке, так он: «Деньги вперед гоните, в долг не даю». Сука он, — ответил второй.
Я поднялся с лавочки, подошел к ребятам.
— Об чем базар держите? Я помогу. Вы дайте только наводку.
— Ты что, парень. Там дед у него вооруженный, телохранитель, — сказал первый.
— Но это моя забота. Долбить буду я. Ствол без дела ржавеет в кармане. Одно только условие: что возьмем — пополам. И желательно транспорт найти.
— Годится, — ответил второй.
Одного парня звали Юзик, другого — Алик.
— У меня кент один с машиной. Сидите здесь, я мигом, — сказал Юзик и ушел.
Через полчаса Юзик вернулся:
— Пошли.
Мы вышли за «Привоз», уже было темно. Стояла «Победа». Мы сели и покатили. Не доезжая до дома, вышли из машины, подошли к особняку на берегу моря.
— Здесь греки раньше жили, — пояснил Юзик. — Я сейчас вызову.
Он постучал, за дверью послышались шаги, и хриплый голос спросил:
— Кто?
— Я, Юзик. Товар принесли.
Заклацали замки, дверь приоткрылась. На пороге стоял высокий крепкий старик. Я вскинул пистолет и два раза выстрелил старику в живот. Рука старика дернулась к пистолету за поясом брюк, но так и зависла в воздухе. С глухим выдохом «ох!» старик, как мешок, рухнул на пол.
Я перепрыгнул через старика, выдернул у него из-за пояса пистолет, точнее, барабанный револьвер и ломанулся в комнату. В кресле за письменным столом сидел хозяин с вытаращенными от ужаса глазами. Не раздумывая, рукояткой пистолета я ударил его по голове. Тело мужчины обмякло, голова завалилась набок. Я подошел к двери, сказал ребятам:
— Все готово, приступайте к делу.
Те как-то нерешительно вошли в комнату. Главное я сделал, остальное дело техники и чутья, пусть теперь они поработают. Я пока нигде не оставил ни одного отпечатка пальцев. Это был мой первый серьезный экзамен после Ванинской зоны, до этого были только зачеты. Да оно и понятно: не кодекс же строителя коммунизма я изучал под руководством Фунта и Сибиряка.
— Если не хотите сделать ментам подарок, поменьше везде лапайте руками. Посмотрите, может, какие перчатки где валяются. И без нервов, от нервов все болезни, один триппер только от удовольствия, — поучал я ребят по ходу дела.
В прихожей нашли перчатки, надели. Я показывал, где шарить. Нашли большие упаковки с морфием, шприцами, в перине шестьдесят пять тысяч денег. Алик не выдержал:
— Юзик, давай ширнемся, невмоготу, кумар зае…
— Ладно, — сказал я, — только по-быстрому.
Трясущимися руками наркоманы набрали шприцы, ввели в вены морфий. Я видел, как их бледные, искаженные ломкой лица постепенно стали распрямляться, в глазах появился живой блеск. Когда они окончательно раскумарились, я заставил их еще раз обшмонать квартиру. Но больше ничего не нашли. Деньги сложили в наволочку от подушки, упаковки с морфием завернули в простыню.
— Все, уходим, — сказал я, — хозяина тоже в машину. Отвезем в катакомбы.
— Мы думали, он тоже готовый, — сказал Юзик.
— Слушайте, что я говорю. Можно, конечно, и хозяина добить, и никаких свидетелей. Но запомните: я никогда не добиваю, не в моих правилах. Тем более, он вообще был безоружный и не представлял нам опасности, другое дело — старик. А хозяин, попомните мои слова, вам еще не раз пригодится.
Машину подогнали поближе к дому, погрузили упаковки с морфием, вытащили из хаты хозяина и засунули в багажник. Поехали к катакомбам, предварительно закрыв хату на ключ.
Вход в катакомбы закрывала толстая железная дверь с большим колесом на ней. Я покрутил колесо, открыл дверь. Ребята затащили торговца наркотиками, дверь снова закрыли, сели в машину и поехали в город.
— Едем до Капы на Молдаванку, — сказал Юзик шоферу.
Мы приехали на блатхату до Капы. Там было уже несколько девушек и парней, пили сухое вино. Увидев нас, они очень обрадовались.
Я отозвал в сторону шофера «Победы», дал ему десять тысяч, сказал:
— Ты свободен.
Шофер взял деньги и укатил.
Партию упаковок с морфием я разделил пополам, поделил деньги и сказал:
— Сейчас я уеду, а завтра приеду.
Забрав свою долю, я ушел. Поймал такси, доехал до «Привоза» и пошел к цыганам. Нашел мать Марию, отозвал в сторону.
— Мать Мария, у меня несколько упаковок морфия, надо загнать.
— Я все сделаю, сынок, можешь на меня положиться.
— На вот еще тысячу рублей, я хочу угостить цыган и немного повеселиться в этот вечер. А сейчас с часок хочу поспать.
— Я все устрою, — сказала цыганка.