Важно, что при таком сценарии события будут развиваться стремительно, не оставляя времени на реакцию.

Столь же важно и то, что наша техносфера все более приобретает планетарный, глобальный характер. Практически все страны мира получают значительную часть необходимых продуктов по экспорту, то есть закупают их в других странах. Специализация идет и по странам, и это еще более объединяет техносферы отдельных популяций. Как и всякая специализация, этот процесс экономически очень выгоден и эффективен. Он быстро развивается и в перспективе может превратить экономику планеты в единое целое. Динамика международного торгового обмена — хороший показатель темпов развития этого процесса и по данным ООН за период 2004–2007 гг. скорость роста мировой торговли товарами вдвое превышала скорость роста мирового производства [48]. У такой глобализации экономики много достоинств, но так же, как всякая специализация, она таит в себе опасность “эффекта домино”, при котором нарушение в какой-нибудь экономической ячейке стремительно распространяется по всей экономике планеты и разрушает ее.

Наш предок мог обеспечить себя и семью, пока был в состоянии работать. Проблемы кооперации его не беспокоили. Он один выполнял весь технологический процесс и сам устранял все сбои. Но даже в том случае, когда он не справлялся с трудностями, голод грозил только его семье, а не всему племени. В этом кардинальное отличие современной ситуации от той, которая была до развития промышленного производства. Хрупкость нашей техносферы очень ярко видна на примере крупных городов — мегаполисов, в которых уже сегодня живет значительная часть населения планеты*. При плотности населения в несколько тысяч человек на квадратный километр** город может функционировать только благодаря сложной многоуровневой системе жизнеобеспечения. И система эта должна работать непрерывно, безотказно и эффективно. Чтобы уничтожить современный мегаполис, вовсе не надо сбрасывать на него ядерную бомбу — достаточно разрушить, например, систему канализации. Миллионы людей просто задохнутся в собственных нечистотах и разбегутся из города. И произойдет это практически моментально — за 5–6 дней. Причем в наш постиндустриальный век бежать им будет некуда: сельское население, которое когда-то составляло 80-90 % населения страны, теперь составляет меньше половины процента, и принять потоки горожан оно просто не в состоянии.

*) В Англии и России в городах с населением более 500 тыс. человек живет более 25%

от общей численности населения страны В трех самых больших городах Японии (Токио — 31,7 млн., Осака — 12,1 млн…Нагоя — 5,3 млн.,) живет 40 % населения страны. [49].

**) Плотность населения Москвы порядка 6,2 тыс. чел / кв. км.; Лондона — 4,8 тыс.

чел / кв. км, Каира -11,5 тыс. чел / кв. км.; Нью-Дели— около 10,3 тыс. чел / кв. км.[49].

Развитие атомной энергетики резко повышает «хрупкость» техносферы. Как показывает пример Чернобыльской АЭС авария даже на одном блоке атомной станции может иметь тяжелые глобальные последствия. Авария на этой АЭС вызвала много тяжелых экологических, хозяйственных и социальных последствий. Но по счастью одно из самых страшных последствий удалось предотвратить. После разрушения конструкций реактора его активная часть (а это около 200 тонн обогащенного урана) спеклась в единый блок. За счет радиоактивного распада этот блок разогрелся до высокой температуры и стал буквально прожигать поддерживающие его конструкции [50]. Аварийно возведенная под ним многометровой толщины бетонная плита со встроенной системой охлаждения позволила предотвратить погружение блока в грунт. В противном случае при погружении на достаточную глубину раскаленный блок мог бы достичь водоносных слоев и создать на тысячелетия радиоактивный пароводяной гейзер, который бы за короткое время сделал Землю необитаемой.

Даже менее страшные аварии на атомных станциях и хранилищах радиоактивных отходов могут, не вызывая всемирного Апокаплисиса, привести к долговременному экономическому и социальному параличу целых регионов. При высоком уровне глобализации экономики это может вызвать цепную реакцию разрушения техносферы.

Очевидно, что в современной техносфере есть специальные средства, повышающие надежность ее работы, — например, многократное дублирование всех производственных и организационных компонентов. Однако принципиальная опасность именно хрупкого ее разрушения остается, так как эта опасность заложена в самой структуре с глубокой специализацией и высоким уровнем взаимозависимости. “Несущая способность” техносферы велика, но не бесконечна. При росте населения демографическая нагрузка на нее возрастает, повышая вероятность хрупкого разрушения.

Принципиально важно то, что до начала разрушения техногенной оболочки каждая отдельная особь будет находиться в состоянии комфорта, и  центральный мозг не будет получать от нее настораживающей информации. А после обвала техносферы в центральный мозг будет передаваться такое количество сигналов о неблагополучии, что ответом будут срочные и крупномасштабные меры по сокращению численности популяции.

Хотя работа супермозга и затруднена необъективностью получаемой им информации, некоторую коррекцию жизнедеятельности особей Homo sapiens он все же проводил и проводит. Так, похоже, что он дает сигналы на сокращение численности и в ответ на сообщения о массовом дискомфорте, и просто из-за резкого роста численности популяции.

При анализе исторического развития народов хорошо видны циклические изменения в жизненном уровне и общем состоянии популяции. В истории есть многочисленные примеры того, как при достаточно высоком уровне общественного и технологического развития популяция вдруг срывается в состояние, которое можно смело назвать катастрофой. Почему и как это происходит? При низком уровне технологии и простой социальной структуре орды повышение демографического давления сразу ощущалось супермозгом, например, через средний уровень потребления членов орды.

При малом превышении допустимого уровня демографического давления для возвращения к равновесию достаточно было небольших регулирующих воздействий. Например, понижались уровни фертильности и инстинкта самосохранения, несколько повышалась агрессивность — это приводило к уменьшению рождаемости, войнам и поискам новых мест жительства (то есть провоцировало «миграционный бросок»). Малые и вовремя замеченные отклонения быстро исправлялись, и утраченное равновесие восстанавливалось достаточно безболезненно.

Совершенно другая ситуация возникла после того, как Homo sapiens получил интеллект и его технологический и социальный уровень достаточно вырос. Повышение производительности труда всегда связано с повышением уровня специализации, а это означает, что каждая особь в социальном коллективе тесно связана с другими, и потеря этой связи угрожает всему коллективу. Кроме того, любая достаточно высокая технология производства средств потребления требует некоторой производственной инфраструктуры (например, систем ирригации), без которой она не может функционировать. И специализация, и высокая технология — это средства, при помощи которых Homo sapiens создает искусственную среду, которая позволяет ему размножаться, скрывая от центрального мозга, что демографическое давление и давление на окружающую среду растет. Но из-за этого давления искусственная среда обитания, созданная Homo sapiens, становится все более хрупкой, и эта хрупкость — зародыш катастроф. Как это может проявляться в жизни общества? Когда технологические возможности производства средств потребления близки к исчерпанию, ситуация становится очень неустойчивой. Относительно небольшие неблагоприятные отклонения (ряд неурожаев, геологические катастрофы и т. п.) приводят к частичному разрушению производственных связей и инфраструктуры, что вызывает непропорционально сильное падение жизненного уровня.

Это в свою очередь, приводит к лавине сигналов центральному мозгу об остром демографическом неблагополучии.