Вот почему нацистский Генеральный консул и шумные эсканады эсэсовцев в Монте-Карло были отправлены в область истории. Когда же в 1949 году в связи с кончиной князя Луи трон перешел к Ренье, то это стало еще одной из причин забыть и простить. «Сам Ренье пока еще не проявил необходимой силы характера и других лидерских качеств», — докладывал Альберт Клаттенберг, младший консул США в Ницце, просвещая Вашингтон относительно положения вещей в Монако на конец 1955 года.

Княжество оставалось «рассадником слухов, скандалов и взаимной соседской неприязни». Однако всегда оставалась надежда, что «энергичная молодая супруга, наделенная организаторскими способностями… сумеет изменить сегодняшнюю ситуацию к лучшему».

Ренье и Грейс провели большую часть своего медового месяца в плавании вокруг Корсики. Они «на все сто» использовали свою яхту, чтобы исследовать уединенные пляжи и бухточки, где им не мешали посторонние взгляды. Это было для них той самой разрядкой, в которой они нуждались после нервотрепки предсвадебной недели. Грейс плохо переносила качку, а старинная яхта раскачивалась, как скорлупка, лишь только море начинало штормить. Грейс почти все время тошнило, однако вполне вероятно, это виной тому была не только морская качка. Когда Грейс вернулось в Монако в конце мая, врачи подтвердили ее подозрения.

«У меня будет ребенок!» — радостно докладывала она Джуди Кантер, Мари Фрисби и остальным своим подругам, чьи адреса ей были известны.

Грейс выполнила первую и, в некотором роде, важнейшую из своих новых обязанностей с завидной скоростью. Может, подобная мысль покажется кому-то грубой, но для Грейс беременность в тот момент составляла высшую цель.

— И я, и княгиня несказанно рады этому обстоятельству, — заявил Ренье своим подданным второго августа, — и хотели бы поделиться нашей радостью. В свете этой новости, столь важной для меня и для вас… я прошу вас проникнуться доверием к моему выбору, который я сделал ради будущего Монако, прошу рас помнить, что наше княжество выстояло и выстоит лишь при том условии, если его суверенный князь обладает полной и неограниченной властью.

Став одной из половин «биологического уравнения», князь возложил на себя новые обязанности. И тонкий политический ход, коим и являлось приведенное выше заявление, был вызван и теми трудностями, с которыми Ренье столкнулся во вновь избранном Национальном Совете где главным «бунтовщиком» был возлюбленный его сестры Жан-Шарль Рей, с которым Ренье рассорился незадолго до этого.

И Ренье, и Рей не разговаривали друг с другом на протяжении почти шести лет.

«Я встречаюсь с ним на площадке для гольфа, — рассказывал Рей в интервью Колин Кросс, репортеру лондонской «Дейли Экспресс».

— Мы смотрим друг на друга, но не заговариваем. Вам может показаться глупым, что двое взрослых мужчин ведут себя таким образом, но это так».

Грейс предстояло сделать много покупок для новорожденного, и ей хотелось заняться ими в тех магазинах, которые она знала лучше всего. Вот почему в сентябре 1956 года она снова оказалась в Америке, одновременно гордая и смущенная столь быстрыми последствиями свадьбы, состоявшейся не далее как пять месяцев назад. Когда Грейс вместе с Ренье появилась в Нью-Йорке, в руках у нее была подозрительно большая, почти квадратная сумка, которую они купили перед этим вояжем в парижском универмаге «Гермес». Так ее и сфотографировали с сумкой в руках (Грейс предусмотрительно держала ее перед собой, прикрывая ею, словно щитом, уже заметный животик). Сумка эта являлась частью багажа, предназначенного для переноски уздечек и другого снаряжения для верховой езды, и с тех пор получила название «Сумка Келли» (нынешняя цена оригинала из «Гермеса», выполненного из кожи ящерицы, — 7131 доллар 57 центов).

Рядовому американскому репортеру было трудно рассыпаться мелким бисером перед девушкой с Генри-авеню. «Миссис Ренье», — именно так обращались к Грейс некоторые из них, когда они с князем нанесли визит вежливости в Белый дом. Однако остальная страна пришла в восторг, узнав, что она в положении. Визит в Америку князя с княгиней, чьи владения были величиной в квадратную милю, привлек к себе большее внимание, нежели визиты президентов Италии и Мексики, посетивших Вашингтон незадолго до этого. Жизнь и удивительные приключения Грейс, в некотором роде, стали частью истории каждой американской семьи.

— Мне сказали, что меня может мутить по утрам, — пожаловалась Грейс Ольге Кертис в интервью, ставшим достоянием всей Америки, — но от меня скрыли, что меня может тошнить весь день.

Газеты сообщили, что княгиня уже поправилась на двадцать шесть фунтов.

— Мой врач говорит, — не без юмора призналась «будущая мать», — что я слишком много ем. Что касается имени ребенка, то мы подыскиваем имена, которые одинаково хорошо звучат как по-английски, так и по-французски.

Америке не терпелось разделить радость по поводу беременности «своей» княгини, как это было во время помолвки и бракосочетания, однако Грейс дала ненавязчиво понять, что обязана теперь хранить верность Монако.

— В прошлый сезон Океанографический музей привлек на сто тысяч посетителей больше, чем казино, — хвастливо сказала Грейс Хедде Хоппер, пытаясь поразить собеседницу статистическими выкладками, словно лично являлась главой департамента туризма Монако. — Монакские гостиницы за первые два месяца после бракосочетания приняли пятнадцать тысяч туристов — то есть на три тысячи больше, чем в прошлый сезон.

Ренье и Грейс купили детскую одежду и прочие принадлежности в магазинах Пятой и Мэдисон-авеню, а затем снова прошлись по обеим улицам из конца в конец, набивая полные сумки новыми электрическими бытовыми приборами, которые еще не достигли Европы. Они хотели модернизировать свой дворец, а еще у них была идея построить себе загородный домик где-нибудь в горах под Ля-Тюрби. Они упаковали все вещи из квартиры Грейс на Пятой авеню. Старинную французскую мебель заколотили в ящики, чтобы отправить в обратное путешествие через Атлантику. Ну и конечно, Грейс с Ренье проводили время так, как это удалось им в самый лучший из вечеров свадебной недели: они отдыхали в кругу ее друзей, держа тарелки с закусками на коленях, и предавались воспоминаниям. Даже удалось уговорить Ренье попробовать свои силы в шарадах.

«Будьте добры, не пользуйтесь туалетом, пока поезд стоит не станции», — вытащил для себя задание князь.

«Я тогда подумала: «Нет! Только не это!» — вспоминает Том Гинзберг, муж Риты Гам. — Однако Ренье присел на корточки и сыграл сцену как заправский актер».

В один из выходных дней перед отъездом в Европу Грейс с Ренье и друзьями отправились к Марселю Пальмаро на Лонг-Айленд. Пальмаро был консулом Монако в Нью-Йорке. На земле лежали опавшие листья, и Грейс шла, подбрасывая носками туфель сырую листву. Вид у нее был задумчивый.

— Как я люблю осень, — произнесла она, — эту пору, этот запах опавших листьев, эту грязь, это буйство красок!

— Мне всегда вспоминается начало школьных занятий, — произнесла Каролин Скотт.

— И еще футбол, и свидания с мальчишками, и первые поцелуи, — продолжала Грейс, предаваясь меланхолии.

Девчонка с Восточного побережья внезапно загрустила по опавшим листьям и промозглому туману. Затем так же неожиданно она сменила тему разговора, словно опасаясь, что окружающие могут подумать, что ее не радует возвращение в Монако. В апреле отплытие Грейс на борту «Конституции» представлялось головокружительным и безоглядным прыжком за океан. Теперь же, чуть больше полугода спустя, княгиня уже более скептически смотрела на жизнь во дворце высоко над морем.

«Ей, бедняжке, пришлось там хлебнуть горя в первое время, — вспоминала Мэри Фрисби-Рэмбо. — Просто удивительно, сколько народу пыталось ставить ей палки в колеса!».

Во дворце имелся камергер, в чьи обязанности входили подача к столу вин, столового серебра, а также сервировка. Он сопротивлялся малейшей попытке Грейс хотя бы слегка изменить существующий распорядок.