Альфреду Хичкоку уже давно не давала покоя одна соблазнительная фантазия: он представлял себе, как сидит на заднем сиденье такси с потрясающе красивой, но холодной как лед блондинкой и совершенно неожиданно этот лед начинает таять у него на глазах превращаясь в жаркие объятия и ворох сброшенного шелкового белья.

— Когда рядом с вами такая женщина, можно ожидать всего что угодно, — заявил режиссер и в который раз мысленно облизал губы, представив себе встречу с той, кого он называл Снежной Королевой. — Англичанка, немка с севера Германии или шведка — подчас они выглядят как школьные зубрилки. Но стоит их распалить, как они… Господи, они вас изумят, уверяю вас. Куда интереснее открывать секс в женщине, чем терпеть, когда его обрушивают на вас, хотите вы того или нет.

В основе хичкоковских фильмов, будораживших душу и пользовавшихся колоссальным успехом, лежало убеждение режиссера, что вещи по сути своей вовсе не то, чем нам кажутся. Порок — по Хичкоку — мог проявить себя при самых неожиданных обстоятельствах, и импресарио, как правило, выбирал героинь, способных удивить зрителя, когда тот не ждет никаких сюрпризов. Начиная с Вирджинии Валли, главной героини его первого немого фильма 1925 года, и кончая Ингрид Бергман, снявшейся в трех из его триллеров, хичкоковские героини играли интригующую двусмысленность красоты и соблазна — «алхимию», превращавшую видимую непорочность в испепеляющую страсть. Грейс Келли как нельзя лучше укладывалась в эту схему.

Когда режиссер впервые увидел Грейс в «Полдне», то изрек следующий вердикт относительно ее игры:

— Как мышка.

Что, между прочим, заключало в себе комплимент, поскольку эта оценка исходила из уст мастера неожиданности. «Как мышка» для Хичкока было положительным понятием. Когда же ему показали растрепанную Грейс в пробе Грегори Ратоффа, это только стимулировало: полет его фантазии. У Хичкока на осень 1953 года был запланирован новый фильм «Наберите номер убийцы» — детектив-триллер, киносценарий к которому написал на основе своей пьесе Фредерик Нот. Действие происходит в тесной лондонской квартирке. Хичкок разглядел в Грейс заблудшую, но совершенно наивную героиню-англичанку, ту же самую Линду Нордми из «Могамбо» по ее возвращении домой, в Северный Кенсингтон.

«Актриса, подобная ей, дает режиссеру известные преимущества, — пояснял позже Хичкок. — Он может позволить себе снять более откровенную любовную сцену, если в ней играет леди, а не потаскушка. С простой актрисой это будет сама вульгарность. Но если в тех же обстоятельствах занята леди, сцена может получиться волнующей и прекрасной».

Когда весной 1953 года Грейс вернулась после съемок «Могамбо», Хичкок выразил желание лично встретиться с ней. Она так разнервничалась, узнав о предстоящей встрече с живой знаменитостью, что едва не лишилась дара речи.

«Это одновременно ужасно и смешно, когда чувствуешь, что твои мозги отказываются соображать, вспоминала она позднее. — Фред Циннеманн и Джон Форд были великолепными режиссерами, но Хичкок уже почти превратился в живую легенду — единственный в Голливуде режиссер, чье имя наряду с Сесилем Б. де Миллем на афишах шло впереди имен кинозвезд. «Психо» и «Птицы» были еще впереди, однако Хичкок уже прославился умением снимать мистику и юмор такими нашумевшими картинами, как «39 ступеней», «Леди исчезает», «Саботажник».

Грейс с первого взгляда понравилась режиссеру. Ее робость и сквозившая в манерах почтительность пришлись по душе мэтру, который тем и был знаменит, что умел манипулировать всеми, кто делал с ним картину. Хичкок предложил Грейс главную женскую роль в своем новом фильме «Наберите номер убийцы», где ей предстояло сыграть изменницу — жену Рея Милланда. Грейс была единственной женщиной во всем актерском составе. А так как Хичкок снимал фильм для «Уорнер Бразерс», то, чтобы взять напрокат актрису, ему пришлось вести переговоры с МГМ. В МГМ запросили двадцать тысяч долларов за шесть недель съемок и таким образом неплохо нагрели руки на сделке (в те дни подобная процедура была привычным делом). Грейс тоже получила неплохие дивиденды. Ей не только причитался второй по величине после Милланда гонорар но и вдобавок ко всему ее месячное жалованье возросло до тысячи двухсот долларов. Для двадцатитрехлетней актрисы, имевшей за плечами лишь две «полузначительные» роли, это было весьма и весьма неплохо. Однако перед тем, как ей начать сниматься в фильме «Наберите номер убийцы», Грейс пришлось выполнить одно оставшееся обязательство перед телевидением — сыграть жену художника и натуралиста-орнитолога Джона Джеймса Одюбона, роль которого исполнял знаменитый французский актер Жан-Пьер Омон.

Жан-Пьер Омон как нельзя лучше подходил в кандидаты для нового увлечения Грейс. Красавец-француз, прошедший войну сорокадвухлетний вдовец, он произносил диалоги с легким и одновременно изящным французским акцентом. Более молодой, стройный и щеголеватый, чем Морис Шевалье, Омон являл собой тип неотразимого сердцееда. Ему уже доводилось играть вместе с такими звездами, как Джинджер Роджерс и Эва Габор. Когда же в начале 1953 года Эн-би-си предложила ему роль Одюбена в постановке телетеатра «Гуд Йеар» «Путь орла», актер тотчас поинтересовался, кто из актрис будет играть его жену.

— Одна молоденькая и очень красивая девушка, — сказали ему, — и она как раз заканчивает сниматься в Африке с Кларком Гейблом и Авой Гарднер.

Когда Омон прибыл на свою первую встречу с Грейс Келли в расположенный рядом с Бродвеем танцзал, который Эн-би-си арендовало для репетиций, он меньше всего ожидал увидеть белые перчатки и очки в роговой оправе. Грейс пребывала в своем колючем — «не смей-приближаться-ко-мне» — настроении. Она только что вернулась из Лондона и все еще глубоко переживала внезапный разрыв с Кларком Гейблом. В намерения молодой актрисы вовсе не входило, чтобы ее снова подобрали, а затем отбросили за ненадобностью.

— От нее исходил какой-то космический холод, — вспоминает Омон. — Она была хороша, очень хороша, но при этом очень и очень строга.

«Не надейтесь, — казалось, всем своим видом заявляла Грейс своему неотразимому французу-партнеру, — моя персона не станет для вас легкой добычей».

Ведущий актер предположил, что не совершит преступления, если будет обращаться к своей неприступной партнерше по имени.

— В Голливуде люди нашей профессии, привыкли обращаться друг к другу по имени с самой первой минуты. Никто не винит в этом ничего дурного.

Однако мисс Келли и знать не хотела подобных вольностей.

— Первое время я был для нее исключительно мистер Омон. Она не желала обращаться ко мне иначе на протяжении двух или трех дней.

От француза не ускользнуло, как взгляд Грейс в считанные секунды способен от небесной голубизны измениться до холодного стального блеска.

Омон попытался пустить в ход все имеющиеся у него обаяние и обходительность, но, увы, безрезультатно. Ему помогло объявление на стене, вывешенное администрацией танцзала (по вечерам помещение снова превращалось в обычное место отдыха). Оно призывало публику относиться друг к другу терпимо и дружелюбно. «Дамы, не обижайте джентльменов! В конце концов, мужчины — тоже люди».

— Вот я и сказал ей: «Мисс Келли, не желаете ли прочесть вот это?» Грейс расхохоталась. Лед был сломан. Мы с ней стали настоящими друзьями.

А кроме того, еще и любовниками.

«Никто из нас двоих не был девственником», — говорит Жан-Пьер Омон, который, будучи стопроцентным (до мозга костей) французом, не может взять в толк, как это отношения между двумя взрослыми человеческими особями не могут включать здоровую порцию секса.

Летом 1953 года Грейс и ее партнер по телесериалу наслаждались любовью и счастьем, играя супругов Дюбон как на экране, так и в жизни.

Шутливые орнитологические восклицания (вроде «Посмотри, дорогая, гребенчатый мухолов!») стали неотъемлемой частью их разговоров.