Сибирский пряник
Большим и для малых ребят сказки*
Посвящаю С.П. Ремизовой-Довгелло
Сибирские сказки
Про крота и птичку*
Якутская
Положили уговор крот и птичка: крот обещался пустить зимою птичку в свою нору и поделиться от своих запасов, птичка обещалась, когда по весне вода зальет кротову нору, пустить к себе крота в гнездо на корм и отдых.
Пичужка сдержала слово. И крот из всей ее добычи выбирал только то, что по душе ему было. Так дружно провели они весну и лето.
Осенью, еще до снега, крот, по уговору, пустил птичку в свою нору, но кормил ее отбросом, больше корешками, и изголодавшейся птичке грозило помереть бедной смертью.
В отчаянии, не видя выхода, воскликнула несчастная птичка:
— Как это так! Я тебе отдавала одно только лакомое, а ты — что негоже. На будущий год — врозь!
— Тварь неблагодарная! Ты расточала всю зиму мои запасы и ты еще смеешь!
И крот когтями ударил по темени птичку.
С той поры и летает над землею птичка — кровавый королек, а крот каждую весну, как только вода зальет его нору, выходит на холмик и сидит под ивой, дрожа.
Стожары*
Якутская
Говорит однажды богатый Кудунгса, по прозвищу Огненный рот, старому своему шаману Чакхчыгыстаасу, что значит Трескучий камень.
— Эй, ты, старый хрыч, откуда берется зимняя стужа?
— А! — отвечает шаман, — это дыхание той вон звезды, что огнем бороздит небеса.
— Эй, ты, ну, конечно, надо разрубить ее нить.
— А! — отвечает шаман, — конечно, я постараюсь, только надо мне два хороших топора.
И по слову Кудунгса дали шаману два крепких роговых топора.
* * *
Пятого дня новой половины месяца Сосны, по-нашему на Ивана Купалу, шаман камлает.
Он велел закрыть окна и двери, строго-настрого запретил, — даже носа не смей высовывать наружу! Двум крепким детинам приказал попеременно разжигать огонь. А сам надел волчью доху, шапку с рогом, туго завязал себе рот.
И семь дней и семь ночей без устали камлает шаман.
Нечем дышать от жары, а нет места на нем — весь покрыт инеем, и сосульки текут, леденея. На руках его рукавицы из передних лапок волка, а палец мерзнет, как сук. Топоры же его, роговые, от лезвия и до проуха, затупляясь, стираются.
И каждый раз, как ударит шаман топором, огонь звезды с шумом и брязгом рассыплется.
Семь дней и семь ночей рубил шаман и расколол большую звезду на семь звезд.
* * *
Стуча громко в бубен, шумно нисходит шаман на землю.
И ропщет, указывая на хлевное окно:
— Негодная баба высунула харю, и потому не осилил звезду. Однако ж месяца на два я убавил морозу.
С той поры студеные стожары из звезды, подобной луне полнолунной, на семь звезд раскололись, как огни из большого огнива.
Серкен-Сехен*
Якутская
Вещун земли и мира,
добрый советчик богатырей,
сын старой царицы Тынгырыын,
а по отцу из рода Одун, — Ревущий.
Штаны на нем — брюшко синей белки,
шуба — беличья спинка,
пояс — бельи обрезки,
шапка — белий затылок,
навески — бельи ушки,
шейный кушак — бельи хвосты,
сапоги — бельи задние лапки,
рукавицы — передние беличьи лапки,
посох — костяная трава.
А дом его — на росстани дорог — пень дуплистый.
А жена его старуха — от уха до брыл семь заплатков.
Сам с ноготок,
борода по пупок.
голени — деньги,
руки-ноги — усики.
А звать-позывать вещуна:
Дедко
Серкен-Сехен!
Судьба*
Карагасская
Жил в своей юрте один бедняк Тутарь. Оленей у него было мало, юрта старая, и ни одна кыс (девушка) не хотела выйти за него замуж.
Горько задумался Тутарь о своей горькой доле и решил продаст он оленей, юрту и займется торговлей.
И распродал Тутарь добро, выехал к русским в деревню, купил три коня и товару на три коня. Навьючил коней и назад в тайгу торговать.
Первую ночь заночевал Тутарь в тайге. А ночью волк задавил коня и разбросал товар. Встает поутру Тутарь: конь задавлен, товар испорчен, и тут же волк стоит, смотрит.
Рассердился Тутарь, взял ружье, застрелить хотел волка. А волк стоит, зубы оскалил, хвостищем машет, смотрит.
«Нет, не буду стрелять!» — подумал Тутарь.
И собрал он остальных коней и поехал дальше.
На вторую ночь волк опять задавил коня и товар испортил, а сам не уходит.
Еще больше рассердился Тутарь, прицелился в волка. А волк стоит, зубы оскалил, хвостищем машет, смотрит.
«Нет, не буду стрелять!»
И поехал Тутарь дальше уж с одним конем.
А в третью ночь волк задавил последнего коня и весь остальной товар испортил.
Тут уж Тутарь себя не помнит, схватил ружье, прицелился, только вот собачку нажать. — А волк стоит, зубы оскалил, хвостищем машет.
И опустил Тутарь ружье.
«Нет, не буду стрелять!»
Тогда волк подошел совсем близко и говорит по-человечьи:
— Ты — добрый человек, Тутарь, иди назад в свою юрту, будет у тебя всего много — и оленей и зверя много добудешь.
И пошел.
А был этот волк сама судьба: не хотел, видно, Бог, чтобы Тутарь купцом стал.
Бросил Тутарь торговлю и стал жить опять в своей юрте, и всего у него стало много — богатым человеком сделался Тутарь.
Три брата*
Карагасская
На Уде реке, повыше Буртуш-айа, есть небольшое озеро — есть ли оно там еще или нет, не знаю. А когда ни души еще не было на белом свете, вышли из озера три брата. И стали братья подумывать, чего бы себе промыслить для корму — не было тогда ни ловушек, ни капканов, ни ружей.
Вот собрали братья в лесу хмелю, сплели из хмеля сети и стали сетями рыбу ловить. Наловили рыбы много и насытились.
Так и жили братья.
Стал большой брат упрекать братьев, что работают плохо.
— Едят много, а работать не хотят. И повздорили братья.
— Не хочу с вами жить! — сказал середний брат и ушел в лес и там обернулся медведем.
— И я вас не хочу больше видеть! — сказал меньшой и ушел в землю, такой черный: обернулся в корень медвежий.
Остался один большой брат, он и был карагас. И живет человек на земле, убивает брата медведя, а медведь ест корень медвежий — брата.
Люди и звери*
Манегрская
Прежде были огонь и вода.
