…до полвека лет — простоявший — у гроба Господия… — В «Повести о тютюне» древний старец живет «75 лет в пещере, что зовется Аравией», и выходит на свет только для того, чтобы «пойти поклониться святому гробу Господа нашего И. Христа» (С. 86).

…на Судимой горе па самой плеши… — Место действия Гоносиевой повести имеет множество прототипов Так, в «Повести о тютюне» демон Галаф сеет табак на горе Кармиле. Но «судимой» горой, безусловно, является Афон (Святая гора), на котором в ожидании Страшного суда православные иноки спасаются во множестве скитов и монастырей. (В ремизовской повести пародируется монастырский быт, а механизм пародии предполагает замену большого па малое, множественного на единичное, поэтому здесь фигурирует только один монастырь.) Сам Ремизов в поздних мемуарах подчеркивал, что его повесть рассказывается от лица монаха-святогорца (см., например: Ремизов А. О происхождении моей книги о табаке. С. 43). Наконец, судной горой, в древности предназначавшейся для казней, является Голгофа (череп). Причем свое название она получила «вероятно, по сходству <…> с формою черепа» (Библейская энциклопедия. М, 1891. С. 167). То есть может ассоциироваться с плешью. Но Ремизов подразумевает в этом пассаже и другой, абсценный смысл слова «плешь» (головка члена), намекая тем самым на «заветный» характер своей повести.

…кроме молитвы, ничего не помнили и ни крошки в рот не брали ~ квасу не пили — а питались лишь от благоухания своего… — Контаминация нескольких пародийно переосмысленных пассажей из «Сказания…» инока Парфения. Так, рассказывая о жизни в русском монастыре на Афоне, он пишет: «Каждый день исповедуют свои помыслы отцам своим духовным. Каждую неделю причащаются Св. Тайн Тела и Крови Христовой. Пищи же употребляют весьма мало. <…> всегда бывает в простые дни одна пища вареная, а другая что-либо из овощей: или соленые маслины, или ино что. Свою часть мало кто съедает. Иногда поставляют и вино, но мало кто его пиет, и то пополам с водою. <…> Квасу же и не знают какой он есть» (С. 195–196). А про Молдавского князя и господаря Скарлата Каллимаха, с помощью которого построен этот монастырь, сообщает: «<…> князь сам был великий постник, не ел ни рыбы, ни сыру, ни деревянного масла, не пил ни чаю, ни кофею, ни вина; только и пищи употреблял теплую воду с медом и хлебом» (С. 220). Знаменательно, что жесткое ограничение в пище и питье, в том числе отказ от кваса и даже воды, описывается и у протопопа Аввакума (см. «О том: как постились Пустозерские узники — Аввакум, Лазарь, Федор и Епифаний»). В другом месте Парфений подробно рассказывает о «невиданной в России» афонской традиции «обретения» (т. е. изъятия из могилы) костей через три года после погребения. По этим костям определяют степень святости усопшего старца: «Которых кости обретаются желтые и светлые, яко восковые или елейные, противного запаха не испущающие, а иногда и благоуханные, те признаются за людей богоугодных» (С. 189, курсив мой. — И. Д.).

…играючи с небесными птицами, зверями и зайцами. — Отсылка к Нагорной проповеди (Мат. 6, 26); такое использование Священного Писания восходит у Ремизова к традиции святочного кощунства.

Било — доска и колотушка, набат. Парфений отмечает, что на Афоне к вечерне благовестят и «по-русски» — в колокол, и «по-святогорски» — колотят в доску (С. 112).

Вервие — т. е. веревка.

Медуза мордастоногая — Медуза Горгона, взгляд которой обращает в камень; ее голова окружена волосами из шевелящихся змей.

…утешая ~ гласом своим сладкопесневым — «Сладкопеснивые» в источниках называются сирины, а не Алконост. См. примечание Ремизова на С. 536.

…открывались нетленные мощи… — Парфений упоминает в своей книге многие случаи «открытия костей» и подробно описывает один из них, когда во время всенощной «из сухой кости, из главы, из тех отверстий, где были уши» истекло «неизреченное благоухание», так как при жизни этот инок любил слушать слово Божие (С. 191).

Рака — ковчег для мощей. На Афоне они не помещались в раку, а складывались в специальные открытые стеллажи — костницы.

…хоть топор повесь… — Далее излюбленный Ремизовым прием — реализация этой метафоры.

Угомон — покой, тишина, отдых, сон, про последний говорят: «угомон тебя возьми».

…песоподобный монах Саврасый… — Имя Саврасия восходит, скорее всего, к гиппониму Савраска (кличка лошади светло-гнедой с желтизною масти) и указывает как на его половую мощь, так и на связь с нечистой силой (лошадь в фольклорной традиции посвящена водяному). Ссылка на «песоподобие» — типичный для Ремизова прием ложной мотивировки.

Так ни кожи, ни рожи, высокий и постный, одна челюсть большая, другая поменьше, а нос громадный… — Портрет Саврасия заимствован из «Повести о тютюне». Древний старец так описывает демона Галафа: «встретил я на пути высокого мужа одна челюсть была у него больше, другая меньше и нос громадный» (С. 86). Кроме того, Ремизов актуализирует здесь не только основное, но и эвфемистическое значение слова «нос». Подробнее об этом лейтмотиве в его творчестве см.: Безродный М. Генезис лейтмотивов у А. М. Ремизова // Русская филология. Вып. 5: Сб. с гуд науч. работ филол. фак. Тарту, 1977. С. 98–109.

Вретище — одежда из грубого холста, рубище.

Поналетят мухи — и почнут ходить… — В «Кукхе» этот мотив Ремизов возводит к рассказу Розанова: «летом после обеда прилег на диван в халате, замечтался, и села сюда муха и стала ходить, не согнал — ходит и ходит» (С. 22).

Улива — здесь: жидкость, синоним «кукхи» в ремизовской «обезьяньей» терминологии.

…зря Саврасиево действо… — Намек Ремизова на название собственной пьесы «Бесовское действо над некийм мужем, а также смерть грешника и смерть праведника, сиречь прение Живота со Смертью» (1907), разоблачающий перед «посвященными» истинную сущность Саврасия.

Хитон — в библейские времена нижняя одежда у священников, которая надевалась на голое тело, как рубашка, и была с рукавами; в Библии так иногда называется и одежда вообще.

…пришла зима, установился санный путь… — Отсылка к русским метеорологическим реалиям. Однако и Парфений, отмечающий, что, когда в России «бывает зима, холод, мороз, во святой Горе Афонской, напротив, самый приятный воздух, трава зеленая и цветы цветут», рассказывает о случившемся здесь десятидневном снегопаде (С. 168).

В келий у Саврасия стояла печурка… — Парфений между прочим замечает, что в кельях на Афоне «печей нет, только некоторые русские себе поделали» (С. 196).

Этими мравиями он и пользовал плешь… — В «Кукхе» Ремизов упоминает о том, что в Исповеднике (Чине исповедания) содержится рассказ «о падении с мравием, и о проч. из монастырской практики» (С. 22). Кроме того, в этом пассаже «игра» с эвфемистическим смыслом слова «плешь» и словом «пользовать» в значении «лечить».

Нюх. — Старец Нюх наделен в ремизовском повествовании чертами св. Василия Великого из второй буковинской легенды о табаке. Подробнее об этом см. ниже. Имена старцев — Нюх и Дух — тоже намек на благоуханное дьявольское зелье.

Акафист — церковное хвалебное песнопение в честь Госпола, Богоматери и святых.

…до Великого Четверга — Страстей Господних — То есть до четверга на последней, Страстной неделе Великого поста.

Заголя зад… — Далее, несмотря на то что действие происходит под Пасху, описывается кощунственная оргия, которая сродни именно святочным беснованиям с их «блудосмесительным» смыслом. Так, игумен, наигрывающий на сопели, уподобляется скомороху. Здесь же в неявной форме упоминаются и маски («кошачьи морды строят», «собачьи морды строят»). И все собравшиеся в храме, включая старца Нюха, исполняют бесовский танец «козловак».

Четверговая свеча — ее зажигают в храме во время чтения страстей Христовых в Великий Четверг на Страстной неделе Великого поста, а затем стараются с огнем донести до дома, где зажигают от нее лампады; этой свече приписывают особое значение: ее дают в руки умирающим, зажигают во время грозы, трудных родов и т. д.