— Я составлю тебе компанию, — объявил Вацлав, встречая гостя.

— Ты будешь есть? С каких пор у тебя проснулся аппетит?

— У меня зверский аппетит. Я не принимал опий, — поделился он.

— Поразительно! Право, это чудо. Что-то должно было произойти…

В столовой появилась служанка, разносящая блюда, а за ней и хозяйка, ведущая к столу детей.

— Прошу не беспокоить нас, — остановил их Вацлав.

— Но дети, Вацлав! Ты оставишь их голодными? Как можешь ты так…

— Я же сказал, оставьте нас. Поедите на час позже. — Он набросился на еду, а Юлиус наблюдал, как исчезает с тарелок свиное жаркое, кнедлики, квашеная капуста, жареный в сухарях сыр.

— Что произошло?

— Да брось, они уже доложили тебе, что я привел в дом девушку.

— Так ты влюблен? Любовь подвигла тебя на отказ от губительной привычки, внушила тебе чувство жизни? Вернула румянец на щеки? — он потянулся к черной бутыли на столе, внимательно разглядывая этикетку.

— Извини, но я не угощу тебя этим. Это мое лекарство. Его глоток проясняет голову. После обеда мы прогуляемся.

— Так где же она, эта девушка? — Юлиус налил из графина сливовой водки.

— Я хотел обсудить с тобой ее содержание.

Юлиус застыл с рюмкой в руке.

— Открой ей в банке счет, пусть переводят на него ежемесячно, скажем, полторы тысячи крон.

— Неплохое жалование для сиделки, — Юлиус поставил нетронутую рюмку обратно на стол.

— Я думаю, ей не придется долго сидеть у моей постели, рассказывая сказки. Одним глотком этого бальзама она подняла меня на ноги, и теперь я буду ее таскать повсюду…

— Так это твоя прихоть, развлечение?…

— Да, она настолько странная, что может развлечь меня одним словом. Как тебе такое: «Курильщик горит на два часа дольше»?

— Где, в аду?

— То же спросила моя тетка. А она отвечает: «В крематории!» Представляешь? Она постоянно говорит какие-то нелепицы, абсурдные, дикие вещи принимает за истину.

— Ты развлекаешься с сумасшедшей? Так где же твоя безумная сиделка?

— Стеф занята покупками одежды.

— Стеф?

— Она австрийка.

В дверь постучали, мурлыкающий голос поинтересовался:

— Можно? — Она вошла, кивнула Юлиусу в знак приветствия. Он вглядывался в черты девушки и не мог понять, чем она могла привлечь Вацлава — скучающего оригинала, пока она снова не заговорила: — Теперь я одета, и могу прокатить вас на автомобиле, что стоит в гараже, — Стеф уселась за стол, взяла булочку и намазала ее вареньем.

Юлиус наблюдал, с каким аппетитом она ест, рассматривал ее костюм: неброский, но элегантный. Обычная бродяжка, какой видел ее Вацлав, имела непростую судьбу.

— Я же тебе говорил! Она прокатит нас на автомобиле… Водит автомобиль, боже!

Девушка пожала плечами и обратилась к Юлиусу, словно оправдывая эмоциональность Вацлава:

— К жизни возвращает лишь необыкновенное. Поэтому для Вацлава находить во мне странности просто необходимо, а ведь я просто женщина…

— Вацлав всегда был человеком скандала, — Юлиус с удовольствием поддержал беседу. Девушка оказалась отнюдь не проста, держалась с ним на равных. — Ему нравилось терроризировать собою порядочное общество. Но весь азарт, все его игры — в прошлом, и позабыты.

— Скончавшийся скандал дает хороший материал для вскрытия, — поощрительно улыбнулась Моника, но странная фраза заставила Юлиуса опомниться.

Они спустились в гараж, где суетился механик. Девушка надела синие очки, уселась за руль. Спустя минуту они выехали на улицу. Автомобили в Праге были редкостью, испуганные лошади шарахались в сторону, но Стеф уверенно вела машину. За синими стеклами очков терялся ее взгляд. Казалось, попутчики перестали существовать для нее, единственной реальностью были город и дорога.

— Что вы ищете рядом с Вацлавом? — спросил Юлиус. Он устроился на сиденье рядом с ней, Вацлав сел позади и из-за гула улицы не мог слышать его вопроса.

— Что может нищая вроде меня искать в нем? Денег, конечно. Спустя короткое время я выйду за него замуж и буду обеспечена на всю жизнь. Вацлав оригинал, не побоится связать со мной жизнь. Сейчас я не могу позволить себе голодать, я беременна.

Юлиус расхохотался.

— Боже мой, он был прав. Я в жизни ничего подобного не слышал!

— Но вы думали так. Думали так обо мне.

— Для меня более важно то, что вы поставили его на ноги, что вы спасли его…

Девушка улыбнулась, пустые глазницы очков на миг оборотились к нему.

— Я рада, что у Вацлава хоть кто-то есть, что кто-то беспокоится о нем. Что до спасения, то я могу побороться с природой, но не с судьбой. Вацлаву отмерен короткий срок, по его руке это видно. Здесь нужен совет более сведущего, чем я. Например, Мадлены с Золотой улочки.

Сиделка оказалась, и правда, сумасшедшей!

Моника стояла перед витриной кондитерской, чьи чудесные десерты и воздушные пирожные когда-то мучили ее, голодную, своей прекрасной недоступностью. Прошло всего два месяца, ни мармелад, ни халва не прельщают ее более. Она может позволить себе быть разборчивой, думая о здоровье носимого под сердцем ребенка.

Предновогодняя суета овладела Прагой. На каждом углу в бочках били хвостами карпы, в витринах магазинов сидели девушки в национальных одеждах и мастерили рождественские игрушки. Пушистый снег плавно опускался на мостовую и тут же таял.

Моника обернулась к Вацлаву. Он светился здоровьем, рано состарившееся лицо разгладилось, в глазах появился молодой блеск. Он мог позволить себе конную прогулку по зимнему парку, строил планы о путешествиях и каждый день рвался в окружающий мир, голодный по впечатлениям. Вечерами их ждали уютные кофейни, ресторанчики с трехсотлетней историей, темное пиво и обжигающий глинтвейн, театр марионеток. А с утра Вацлав увозил Монику в окрестности Праги, к дворцу, где в Маскарадном зале бродит призрак принца Джулио, к замку Дукс, где Казанова вместе с графом Валенштайном увлекались оккультизмом.

Вдвоем им было хорошо, но никогда, никогда больше она не посмеет забыть, что ее друг прежде всего мужчина. Пускай сейчас он играет в эту игру, истинные чувства, желания вскоре испортят придуманную картинку.

— Я хочу посмотреть твой замок, — попросила Моника.

— Он обветшал, я не был там очень давно…

— Поедем! Завтра. Сообщи всем, собери чемоданы.

— Хорошо. Хоть я и умру там со скуки.

Умру… Вернувшись, они, хохоча, поднялись по лестнице.

— Ты будешь спать?

— Сначала сигарета.

— А мне не хочется курить. Надеюсь, твой бальзам не сделает из меня монаха, — он придвинулся ближе, легко коснувшись губами ее лба.

— Ты слишком здоров для монаха, слишком здоров… Здоровым людям хочется любви…

Вацлав зарылся лицом в ее волосы, но Моника отвернулась.

— Попроси Юлиуса найти себе здоровую девушку, лучше из деревни.

— Но мне нужна ты, Стеф, мне ты нужна, — он взял ее лицо в ладони, повернул к себе. — Не могу поверить этой чопорности, ее нет в тебе!

— Вацлав, внемли совету. Деревенская девушка — все, что тебе нужно. Меня тебе придется ждать несколько месяцев. Я беременна.

— Беременна! Господи, меня привлекли к тебе странности. Но сейчас уже начали раздражать!

— Я рада, что вылечила не только твое тело, но и разум, — она зашла в комнату и закрылась.

Через минуту она услышала крик:

— Клара! Где бальзам?! Клара!

Вскоре сонный голос ответил:

— Дети разбили эту бутылку, Вацлав. Мы убрали в комнате, стекла выбросили.

— Как дети могли оказаться у меня в комнате?! Как они посмели зайти?!

— Служанка убирала постель, они вбежали… Да что ты сердишься из-за какой-то почти пустой бутылки. Вчера приходил господин Янг. Он принес твой заказ. Он там, на столе в голубой комнате.

— Янг принес опий? Но мне не нужен опий. Откуда он знает наш адрес? Ты за ним посылала?

Моника вышла из комнаты:

— Успокойся, Вацлав. У меня осталась еще бутыль. Будь аккуратней, храни понадежней, — и ее глаза встретились с темными глазами Клары.