Чуть позже их разбудил грохот — будто вдалеке выстрелили из пушки. Затем что-то похожее на взрыв послышалось рядом с палаткой, и они поняли, в чем дело: кокосы, сорванные ветром, падали с большой высоты на землю. Тур испугался, что такой орешек попадет кому-нибудь из них в голову, и они решили передвинуть палатку{76}.
Но больше всего их мучили появившиеся с наступлением темноты агрессивные комары, которые не знали жалости. Молодожены спугнули собаку и передвинули палатку, но от комаров им убежать не удалось.
Три дня они расчищали заросшую террасу от травы и деревьев, а на четвертый приступили к постройке хижины из веток и листьев. Но тут внезапно появился Иоане. Увидев, что они делают, он стал улыбаться и качать головой. Он, как мог, объяснил им, что из листьев хижину строить нельзя — ее разрушит первый же дождь или затопчут дикие лошади, которые водятся на острове.
Норвежцам понравился Иоане. Его морщинистое лицо постоянно расплывалось в улыбке. Иоане был средних лет, в нем чувствовалась сила, и при необходимости он ловко взбирался на пальмы и хлебные деревья. Вся одежда Иоане состояла из белых шортов и соломенной шляпы. Тем не менее, Туру казалось, что в нем есть что-то аристократическое, указывающее на королевское происхождение. Кроме того, Иоане был большой шутник. Тур и Лив быстро прониклись к нему доверием.
Иоане сказал, что дом следовало строить из бамбука, если они хотят, чтобы стены и крыша защищали и от дождя, и от животных и всяких тварей, которые могут приползти из джунглей. Если они пожелают, он может привести помощников из деревни, и дом будет готов в два счета. Тур понял, что имеет дело с экспертом по части возведения туземных жилищ, и кивнул в знак согласия, хотя, конечно же, он был готов обойтись без посторонней помощи. Иоане пришел в восторг — видно было, что покладистость Тура пришлась ему по душе; на следующий день он привел на террасу двух мужчин и трех женщин, одна из которых была его женой.
Но прежде, чем начать работы, нужно было договориться об оплате, поскольку даже в раю рабочая сила не была дармовой. Тур знал, что дневной заработок на Таити составляет семнадцать с половиной франков, а поскольку Фату-Хива была такой же неотъемлемой частью Французской Полинезии, как и Таити, то, соответственно, на нее распространялись те же условия.
Впрочем, на деньги в деревне покупать было нечего, и Иоане не стал скрывать, что вместо денег они с удовольствием примут подарки. Именно он принес чемоданы Тура и Лив на королевскую террасу и по дороге успел ознакомиться с их содержимым — мужским костюмом, свадебным платьем, нижним бельем, микроскопом, спичками и медицинскими сосудами. Настоящими сокровищами из внешнего мира были для него спички и консервы из говядины и лосося. Не говоря уж о ручных часах, которые Тур положил в один из чемоданов. Иоане, оказывается, все время думал об этом маленьком тикающем чуде.
Постройка маленькой бамбуковой хижины заняла куда больше времени, нежели обещали туземцы, — целых три недели: за это время мужчины нарубили бамбук и поставили каркас, а женщины сплели крышу и стены из листьев кокосовой пальмы. Трудились они с охотой, но с еще большей охотой отдыхали и угощались рыбой и поросятами, которых приносили с собой из деревни; наевшись до отвала, они всякий раз укладывались часок поспать. Они были довольны собой, и, собственно, их можно было понять: жалование текло бесперебойно, а впереди маячила реальная перспектива получить подарки из чемоданов!
Тур вполне мог потерять терпение, и, конечно же, не из-за денег, которые он должен был ежедневно платить. Но он решил не торопить туземцев. С полинезийцами, решил он, нельзя обходиться так, как с «примитивными неграми», где было достаточно ударить кулаком по столу и изобразить Бвану[14],{77}. Если Тур хотел сохранить дружеские отношения с «коричневыми», как он называл Иоане и его народ, он должен был предоставить им «свободу действий». Тур и Лив хорошо понимали, сколь важно установить хорошие отношения с жителями Фату-Хивы, рядом с которыми они собираются жить.
Может быть поэтому Тур в конце концов и не смог отказать Иоане, когда тот захотел получить в подарок его наручные часы. Это решение далось ему с большим трудом. В тот момент, когда Хейердал отдал часы, он лишил себя возможности символически разбить их о камень.
Ведь Тур считал, что часы воруют время. Ему надоело спешить по их команде. Если он хотел вернуться к природе — в мир, который существовал до появления современных людей, то он должен был разделаться с понятием времени. Он считал, что лучше всего это сделать под звук «бьющегося стекла и рассыпающихся шестеренок»{78}. С самого первого рассвета древние люди определяли время по положению солнца на небе. Этими же «часами» хотел пользоваться и Тур Хейердал.
Наконец, маленькая бамбуковая хижина площадью два на три метра была готова. Молодожены получили возможность справить новоселье в джунглях, и Тур решил, что настал подходящий момент, чтобы «упразднить» время и разбить часы о камень. Именно сейчас шестеренки должны были разлететься на все четыре стороны, именно сейчас стрелки должны были отделиться от циферблата, чтобы никогда больше не показывать время. Должен был начаться новый отсчет времени, который уже не зависел о того, какое сегодня число, не говоря уж о том, какой сейчас год. Но Иоане выпросил у него часы и, когда он ушел, Тур понял, что упустил неповторимый момент для введения нового порядка. Он думал об этом не только в те дни, но и намного позже. Даже полвека спустя он писал: «Я никогда не мог простить Иоане и себя самого за то, что позволил ему уберечь мои часы от ужасной судьбы; он оставил меня с нереализованным жгучим желанием, которое так никогда и не исполнилось»{79}.
Иоане, получив часы, превратился в ребенка. Он, конечно же, должен был узнать, как они выглядят внутри, — и в конце концов, не в силах более противостоять соблазну, туземец открыл часы. Увы, заставить их ходить он больше не смог. Поэтому наручные часы не смогли украсть время у Иоане, и это послужило для Тура некоторым утешением.
Первые недели первобытной жизни на королевской террасе прошли в радости. Кукушка будила их на рассвете, и, пока Тур и Лив обнаженные, смеясь, окунались в родник, который они назвали Источником Королевы, в джунглях начинали петь и другие птицы. Завтракали они рано — с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь кроны деревьев; на завтрак у них были бананы и другие фрукты. Потом Тур, подобно первобытному мужчине, отправлялся на поиски пропитания, а Лив оставалась дома и занималась хозяйством. Ее главной задачей было поддерживать огонь в очаге.
Тур хотел отправиться на Фату-Хиву без какого бы то ни было снаряжения. Все необходимое он собирался сделать на месте из подручного материала. Даже лекарства он брать не хотел{80}. Но на Таити ему настоятельно рекомендовали взять с собой хотя бы мачете и кастрюлю. Нехотя он согласился на это, про себя решив, однако, что они расстанутся с ножом и кастрюлей, как только научатся обходиться без них.
— Обязательно научимся! — сказала весело Лив. — Мы не сдадимся{81}.
Прожив на острове недолгое время, они поняли, какими наивными они были еще совсем недавно. Обойтись каменными рубилами и деревянным молотком не удалось — нож (как, впрочем, и кастрюля) оказался жизненно важным предметом. Постепенно Лив научилась готовить на углях. Но рацион на основе печеных кокосов, бананов и тропического клубня таро, близкого родственника картофеля, быстро им наскучил, а с помощью кастрюли она могла легко разнообразить блюда. Кроме того, некоторые растения были съедобными только в вареном виде.
