Белые и туземцы сталкивались лицом к лицу на пляжах Тихого океана еще со времен Магеллана, и многое в их поведении определялось предрассудками. За что, собственно, было туземцам благодарить белого человека? За болезни? За церковные проповеди? За деньги, которые стали чуть ли не вторым богом после Христа? В свое оправдание Тур Хейердал мог сказать, что преследует совершенно иные цели, нежели его предшественники — мореплаватели, миссионеры и купцы. Он не станет ничему учить полинезийцев. Наоборот, он сошел на их землю, чтобы учиться у них самому.

Первой шаг навстречу им сделала одна старуха. Тур и Лив выучили на Таити несколько полинезийских слов, но когда старуха начала свою речь, понять ничего не смогли. Певучий язык показался им знакомым, но слова звучали для норвежского слуха как поток сплошных гласных. Тур пожал плечами и рассмеялся. Это подействовало. Морщинистое лицо старухи растянулось в улыбке, и вскоре смех передался всем, кто собрался вокруг гостей.

Старуху прежде всего заинтересовала Лив. Белых людей она видела в своей жизни предостаточно, но все белые, прибывавшие на остров, были моряками и посему мужчинами. Но белая женщина? Это, должно быть, переодетая девушка с Таити. Старуха несмело протянула палец и провела по щеке Лив. Белая краска не стерлась — выходит, перед ней стояла настоящая девушка. Смеху не было конца.

Молодую пару с шумом отвели в деревню. С ужасом Тур и Лив обнаружили, что многие из жителей страдают слоновой болезнью или проказой. Их первым желанием было как можно скорее убежать в джунгли, чтобы не заразиться^{72}.

Внезапно Тур обнаружил, что исчез багаж, но он решил не придавать этому значения. В голове роились другие, куда более серьезные мысли; кроме того, большая часть содержимого чемоданов теперь казалась бесполезной. Ценность представляли разве что химические сосуды и растворы, предназначенные для консервации насекомых и мелких пресмыкающихся.

Деревня состояла, если не считать одного деревянного строения, из нескольких хижин, сооруженных из бамбука и веток кокосовых пальм. Между ними бродили куры, высунувшая язык собака тщетно пыталась найти прохладу в тени хлебного дерева.

Посреди деревни стоял крепкий деревянный дом с крышей из гофрированного металла — это был очевидный символ богатства. Перед ним яростно жестикулирующая толпа остановилась.

Из дверей вышел человек и подошел к Туру и Лив. Заговорив по-французски он пригласил их войти. В этом человеке, сообщившем, что его зовут Вилли Греле и он префект острова, было, как показалось Туру, что-то европейское.

Оказалось, что это Греле позаботился о багаже. Чемоданы, незаметно унесенные с пляжа парой его помощников, стояли в доме на полу. Греле пригласил Тура и Лив переночевать у него. Они с удовольствием согласились.

Уже вечерело, и вскоре солнце огненным шаром скатилось в океан. Когда тьма сгустилась, Греле зажег свечи, и они продолжили разговор.

Он хотел знать, почему они здесь оказались, и молодожены рассказали о своих планах. Греле удивился: никогда у него не было таких странных гостей; может быть, поэтому он слушал больше, чем говорил. Впрочем, Тур постепенно понял, что Греле вообще не особенно разговорчив, — похоже, префект очень стеснялся. Это не помешало ему проникнуться интересом к их проекту и предложить свою помощь. В верхней части спускавшейся к их деревне долины, которую местные жители называли Омоа, Тур и Лив должны были, по его уверениям, найти то, что они ищут. Там фрукты растут повсюду, а люди появляются редко. Уже на следующий день он попросит своего зятя показать им дорогу.

Было уже довольно поздно, когда путешественники, наконец, улеглись спать. Правда, сон превратился в мучение, потому что в течение дня солнце так нагрело железную крышу, что дом Греле превратился в печку. Ворочаясь в поту, Тур думал, зачем нужна эта железная крыша? В его размышлениях между кровельным железом и цивилизацией стоял очевидный знак равенства^{73}. Они с Лив построят хижину без досок и кровельного железа, стены и крыша их дома будут дышать.

Зятя Вилли Греле звали Иоане Нахеекуа. С восходом солнца он пришел, чтобы показать чужеземцам путь в верхнюю часть долины. Лив и Туру не хотелось оставаться в деревне — их план предусматривал жить по возможности уединенно. Они прошли по деревне и направились в джунгли. Вскоре на пути попалась маленькая речка, они пошли вдоль нее, поднимаясь все выше и выше, и через некоторое время речка превратилась в ручеек.

Везде сквозь заросли Тур замечал остатки старых жилищ. Когда-то долина была густо населена. Но европейцы принесли с собой болезни, с которыми туземцы не смогли справиться, — например, слоновую болезнь. В деревне было множество людей с ногами, похожими на бревна. Когда Тур и Лив прибыли на Фату-Хиву, здесь оставалось лишь несколько сотен жителей.

Наконец, они добрались до родника, который давал начало ручью.

— Здесь, — сказал Иоане и ткнул пальцем в листву. Тур и Лив разглядели что-то, похожее на террасу. — Здесь вы будете жить. Здесь жил последний король Фату-Хивы.

Последний король? Но какое дело Туру до времени? Их путешествие пришло к той точке, где кончалось будущее и начиналось прошлое.

Иоане происходил из королевского рода. Бабушка его дедушки была королевой при последнем короле, которого низложили французские колонизаторы. Но хотя иностранцы и отняли у них остров, они не конфисковали королевскую собственность. С тех пор она передавалась по наследству и теперь принадлежала Иоане. Тур подумал, что если уж местные короли считали эту террасу пригодной для жизни, то она сгодится и для них с Лив. В этот торжественный момент он не мог не вспомнить библейский миф о сотворении мира; разница была лишь в том, что Адаму и Еве пришлось покинуть райский сад, а он и Лив вошли в него^{74}.

За аренду террасы, однако, следовало назначить плату. И хотя Тур не мог примириться с мыслью, что деньги играют определенную роль и здесь, за тридевять земель от цивилизации, он подумал, что 50 крон в год — сумма незначительная. За эти деньги им разрешили брать материалы для хозяйства, и, кроме того, они могли есть сколько угодно любые фрукты, какие только найдут в округе. А природа здесь была чрезвычайна щедра к человеку. Везде висели кокосы, бананы, апельсины, лимоны, манго, папайя и вдобавок ко всему этому — загадочные плоды хлебного дерева. Здесь были даже заросли кустов кофе. И ванили.

День клонился к вечеру. Иоане попрощался. Тур и Лив разбили маленькую палатку, в которой собирались спать, пока не построят дом. Они разожгли костер и в знак своего превращения в людей каменного века сломали последнюю спичку. Теперь они должны были поддерживать тлеющие угли, а если угли все же погаснут — разжигать новый огонь с помощью двух палочек из гибискуса. Лив испекла на огне плод хлебного дерева. Он оказался на удивление вкусным.

Хлеб насущный. Они жили тем, что могли собрать с деревьев и кустарников. Бананы, плоды хлебного дерева и кокосовые орехи составляли основную часть рациона. У палатки, где они жили первое время

Полные восторга от своего нового места пребывания, они забрались в палатку. Но прошло не так много времени, как нервы молодых супругов подвеглись испытанию. Они только заснули, как их разбудил хруст ломающихся ветвей. Кто-то явно находился снаружи! Хруст послышался снова, и они представили себе «мстительного туземца, который стоит у палатки с копьем или, может быть, с поднятым над головой камнем». Может быть, в ком-то из туземцев все еще давала о себе знать кровь каннибалов?^{75}

Оказалось, что это всего лишь собака, прибредшая из деревни.