Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Было слышно, как тревожно засвистел паровоз, как залязгали буфера, заскрипело железо.

— Грузимся! Раненых вперёд!

Красноармейцы с довольным хохотом полезли в вагоны и теплушки, занимали платформы со шпалами, карабкались на крыши. Зашипел пар, состав основательно дёрнулся — и покатил.

Пару раз поезд делал остановку, к вагонам бросались мешочники — и тут же ретировались, не желая иметь в соседях Красную армию. Толкаясь, им на смену набежали деревенские бабы — крестьянки меняли печёную картошку, молоко и ягоды на сапоги, мыло и соль. Правда, Авинов этого не видел — всю дорогу до Инзы он проспал, приткнувшись в уголку ободранного, прокуренного пульмана.

3

Новым главкомом Востфронта Троцкий назначил Вацетиса, и тот первым делом наорал на Тухачевского, матеря командарма за сдачу Симбирска. Наштарм Захаров разговаривал с главнокомандующим по телефону, вытянувшись во фрунт, бледнел, краснел и чеканил натужно: «Да, товарищ главком… Нет, товарищ главком». Тухачевский же сидел с каменным выражением лица.

Когда Захаров бережно положил трубку, командарм разлепил плотно сжатые губы:

— Симбирск будет взят двадцать пятого июля![74]

Раскатав карту, он укрепил её углы чернильницей, пепельницей и бюстиком Вольтера.

— Наступление должно вестись по концентрическим в отношении Симбирска линиям, — холодно проговорил Тухачевский, водя пальцем по изрисованной бумаге. — Соблюдая одновременность занятия рубежей и постепенно сокращая фронт, необходимо к моменту атаки глубже охватить оба фланга противника…

…Из штарма Авинов возвращался растревоженным, но сытым — Гай расстарался, накрыл стол. И кур жареных натащил, и сала, и хлеба горячего. Любил шикануть начдив, бурлила кавказская кровь.

«Дорогие товарищи! — сказал он, поднимая гранёный стакан с самогонкой. — Кровь героев не пропала даром, она отдана победе пролетарских войск над буржуями. Мы покроем себя неувядаемой славой, как и положено настоящим борцам за народное счастье. Вперёд, на борьбу с ненавистными слугами капитала!»[75]

Пили стоя.

Вниманием Кирилла завладели два «фармана», кружившиеся в небе, — у 1-й Революционной появились свои красвоенлёты.

Проходивший мимо старик-железнодорожник тоже поглядел на аэропланы, а после спросил будничным голосом:

— Чай, не признали, ваш-сок-родь?

Штабс-капитан замер с бухающим сердцем. Хотел сглотнуть, да в горле пересохло.

— Кузьмич? Ты?

— А то, — заулыбался Исаев. — Послали меня к вам связным, ваш-сок-родь. Вота, паровозником вырядили! Разведка — это вам не хухры-мухры. Кхым-кхум… В обчем, ежели чего передать надо, то я завсегда.

— Надо, Кузьмич! — сказал Авинов с прочувствованностью. — Очень надо!

…Двумя часами позже старый «машинист паровоза» убыл на скором в Сызрань.

4

Со станции Чуфарово было рукой подать до Симбирска, тут-то и скопились потрепанные, прореженные дивизии 1-й Революционной.

— Храбрецы мои! — кричал Гай, приколов Георгия к петлице. — Горжусь вашими победами и верю, что будете достойны великого звания революционера и сумеете честно биться и умереть, как ваши славные товарищи, за нашу дорогую рабоче-крестьянскую Республику! На вас смотрит вся Советская Россия и ждёт побед![76]

Мужики-красноармейцы отвечали вяло.

Кирилл Авинов прошёлся туда-сюда, поглядывая на вокзальные часы. Чудо, но те шли, хоть и спешили.

Тут же толклись начдивы, наштадивы, наштарма, комэска, комполка — ждали штабной поезд Тухачевского. А дождались серого чудища «Предреввоенсовета». Бронепоезд, в дрожь бросая землю, медленно подкатил к перрону. Прямо перед входом в вокзал остановился первый салон-вагон, когда-то принадлежавший бывшему главковерху, великому князю Николаю Николаевичу. Лязгнула бронированная дверь тамбура, и к встречающим вышел жёлтый, скрюченный от язвы Троцкий.

Сутулясь, не отвечая на приветствия, Предреввоенсовета стремительно прошагал на пыльную привокзальную площадь, в красноармейскую гущу. Поднявшись на сколоченный из досок помост, как на пьедестал, он замер, словно бронзовея, — бородёнка вперёд уставилась, длинные полы кожаной шинели отпахиваются ветром…

Гай, ликуя, представил его:

— Товарищ Троцкий, вождь Красной армии!

Толпа взревела.

— Товарищи! — горячо заговорил вождь. — Мы находимся накануне полной и окончательной победы над врагом! Осталось сделать последнее усилие — и белые генералы будут разгромлены! — Внезапно склонившись, Троцкий протянул руку к кому-то из бойцов. — Брат! Я такой же, как ты! Нам с тобой нужна свобода — тебе и мне. Её дали нам большевики, — он махнул рукою на запад, в сторону Москвы. — А оттуда, — рука протянулась к востоку, — сегодня могут прийти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!

— Не позволим! Вперёд! — заголосили в толпе. — Умрём за революцию!

Троцкий вздёрнул руку, пальцем тыча в сторону Волги:

— На Симбирск!

Канонада расшатывала небо и землю. Войска Тухачевского отчаянно ломили. Дрогнешь — расстрел!

Армия Каппеля отчаянно сопротивлялась — русские, чехи, сербы, венгры наседали на красных. Сшибались броневики, налетали аэропланы, Волга вставала дыбом от рвущихся снарядов, небеса распухали от облачков шрапнели, земля ходила ходуном.

Белые отбросили 1-ю Революционную армию за мост через Свиягу, вернули подсимбирские деревни Баратевку, Елшанку, Прислониху… Линия фронта неудержимо катилась на запад.[77]

Глава 11

«ВСЕ НА ВОСТОК!»

Сообщение ОСВАГ:

26 июля, выйдя из Симбирска на пароходах, части полковника Каппеля разгромили в устье Камы большевистскую флотилию и 27 числа[78] штурмовали Казань. Чехи повели наступление от пристани, а Каппель вошёл в город с тыла. Советский 5-й Латышский полк упорно сопротивлялся, но Сербский батальон майора Благотича, размещавшийся в Казанском кремле, перешёл на сторону белых — и нанёс противнику внезапный фланговый удар. Латышские стрелки сдались, а захваченные каппелевцами трофеи не поддаются подсчёту — 657 миллионов рублей золотом![79]

Предреввоенсовета неистовствовал — Павлуновский, обер-палач Троцкого, расстрелял комитетчиков Латышского полка, чтоб неповадно было Казань сдавать, учинил децимацию — пустил в расход каждого десятого мобилизованного из разбегавшихся военчастей, а полк татар, покинувших передовую, истребил полностью, перестреляв из пулемётов.

Бронированный «Предреввоенсовета» громыхал по Казанской железной дороге, сея смерть в полосе отчуждения, нагнетая страх, а в Кремле надсаживался вождь мирового пролетариата, бросая лозунг в массы: «Все на восток!»

1-я Революционная армия не зря повела счёт красным войскам, она была зачатком регулярных вооружённых сил Советской России, скреплённых дисциплиной. И вот её дивизии, разбитые и раздавленные морально, брели полями и дубравами к Алатырю. Красноармейцы, погоняемые комиссарами, вымещали зло на «врагах народа». Белые преследовали 1-ю армию и если в сшибках попадали в плен, то красные отыгрывались на них по полной — казакам на ногах лампасы вырезали, а офицерам — погоны на плечах, рубили шашками, вешали или связывали по трое — и топили. Называлось сие — «гидра контрреволюции». Правда, белоказаки тоже в долгу не оставались — могли «революционному бойцу» звезду «выгравировать» на спине или в землю закопать вниз головой — с устилом дна внутренностями, выпущенными из погребаемых, «чтобы мягче было лежать»… Жестокость порождала ответное зверство и множила его, превращала в норму жизни. У Авинова всегда мурашки по спине пробегали, когда он вспоминал «сцену из военной жизни», подсмотренную на Кубани ещё в ту пору, когда он числился корниловцем. Станицы подымались, оживали после советчины. Казаки поспешали на сбор к станичному правлению, шли нарядные, статные казачки, а на околице Кирилл встретил человек пять казачат с винтовками. «Куда идёте, хлопцы?» — спросил он, наивно ища отклик некрасовских стихов о мужичке с ноготок. А один из хлопцев, казачонок лет двенадцати, в бешмете и огромной мохнатой папахе, ответил ему: «Большевиков идём бить, тут много их по камышу попряталось, як их армия бежала. Я вчерась семерых убил!..»[80]

вернуться

74

В реале это случилось 12 сентября.

вернуться

75

Подлинный текст.

вернуться

76

Подлинный текст.

вернуться

77

В нашей реальности Тухачевский взял-таки Симбирск, хотя и ценой огромных потерь. Можно сказать, что Симбирск в войну Гражданскую стал тем же, чем был Сталинград в Великую Отечественную, — поворотным пунктом, точкой невозврата, после которой Красная армия уже не сдавала позиции, а наступала.

К сожалению, в реале Деникин совершил непоправимую стратегическую ошибку — вместо того чтобы идти на соединение с Колчаком, он пошёл на Москву. Не укрепив тыл и дисциплину, Антон Иванович рвался к златоглавой то ли из-за тщеславия, то ли ради скорейшего окончания братоубийственной бойни. Был ли шанс у белых? Был. Генерал Миллер отправлял экспедицию на Урал для смычки Северного и Восточного фронтов, сам Колчак в 1918-м выражал просьбу примкнуть к деникинцам, Врангель настаивал на штурме Царицына, чтобы объединить все белые войска от Чёрного моря до Баренцова. Увы!

вернуться

78

В реале Каппель взял Казань 7 августа.

вернуться

79

Более 500 тонн золотых монет, кружков, полос, слитков, самородков из коллекции Горного института, а также платины, плюс валюта и 750 ящиков серебра — половина золотого запаса Империи, переправленная из Петербурга в Казань. Вторая половина запаса, не менее 444 миллионов рублей золотом, временно хранилась в Нижнем Новгороде.

вернуться

80

Реальный случай.

24
{"b":"178078","o":1}