Линкору не везло. Строили его в Англии для бразильцев и нарекли «Рио-де-Жанейро». На стапеле корабль перекупили турки, назвав «Султаном Османом I-м», однако он им так и не достался — началась война, и британцы реквизировали дредноут, переименовав в «Эджинкорт».

Это был самый длинный корабль Гранд-Флита, и он нёс на себе аж семь орудийных башен главного калибра — больше всех прочих броненосцев. Формально за башнями были закреплены буквенные обозначения — от «A» до «G», но моряки — ребята с юмором, они их нарекли по дням недели. Досталось и названию корабля — балагуры переделали «Эджинкорт» в A Gin Court — «Дворец джина»…

Но главнокомандующего Черноморским флотом не тянуло шутить: щедрый подарок англичан содержал порчинку — линкор способен был на мощнейший залп, но отдача оказывалась настолько значительной, что корпус «вело».

На критику Колчака генерал Корнилов ответил спокойно — Верховный напомнил о зубах дарёного коня и посоветовал адмиралу избегать залповой стрельбы. «Берегите снаряды, Александр Васильевич, — сказал он, усмехаясь и ударяя по столу пальцем с массивным перстнем — его характерный жест, — они нам ещё пригодятся!»

…Паровой катер, надсадно попыхивая, приблизился к линкору, застопорившему машины. Матросы ловко спустили трап, зашкертовали.

— Шибко большой, — поцокал языком Саид Батыр, оглядывая «Эджинкорт».

— Подымаемся, — скомандовал Кирилл.

— Чичас, сердар!

Текинцы[9] без своих малиновых халатов казались худенькими подростками, посмуглевшими на солнце. Даже «шибко большой» Саид, переодетый в чёрную форму, словно усох, хотя в родном кишлаке числился «пахлаваном» — богатырём. Но свои невообразимые тельпеки — огромные мохнатые папахи — джигиты сохранили. Куда ж без них?..

Авинов зашагал по шатучему трапу. Саид, Абдулла, Джавдет, Юнус, Умар — все потопали следом. Ревниво оттеснив Ахмеда-онбаши, наверх поднялся Елизар Кузьмич Исаев — пожилой уже, но крепкий сибиряк. Истинный чалдон,[10] остроглазый и гордый бородач, он в атаку ходил со святым образком поверх шинели — иконкой почерневшей, дедовской…

Ежели Кузьмич снимал винтовку с плеча, то лишь для того, чтобы стрелять. А уж коли выстреливал, то убивал — ни один патрон даром не пропадал у чалдона.

На палубе было людно — офицеры и нижние чины прогуливались или кучковались, обозревая окрестности. Молниеносная война за Западную Фракию обошлась без лишений и особых потерь. Белогвардейцы похохатывали: «Курорт, господа!»

А Кирилл задерживаться не стал — что он, моря Эгейского не видел? Штабс-капитан сразу спустился в офицерские душевые, пока толпа не набежала, и попал в полузабытое царство белого кафеля и фаянса, блескучей хромировки и зеркал. Опустив ванну, похожую на бадью, цепями подвешенную к подволоку душевого отсека, Авинов наполнил её горячей водой и залез, глаза пуча от жара и восторга. Господи, как мало надо военному человеку!..

…Полчаса спустя Авинов покинул душевые, розовый и чистый, запелёнутый в купальный халат. С удовольствием причесал мокрые волосы у запотевшего зеркала. Щёки заросли трёхдневной щетиной, усам и вовсе неделя…

Заглянувший Исаев осведомился:

— А то бритовку навострить, ваше-блародие?

— Потом, — разморенно ответствовал Кирилл.

— Ну, опосля, так опосля…

Штабс-капитан пролез в свою тесную каютку, где наличествовала узкая койка, крошечный столик да принайтованный к полу табурет. Маленький иллюминатор, к счастью, был раздраен — и накрахмаленная занавеска весело порхала под порывами ветерка, настоянного на гниющих водорослях, соли да хвое.

С довольным стенанием Авинов рухнул на койку, привалился к переборке. Хорошо!

И тут в дверь вежливо постучали.

— Par bleu![11] — прошептал Кирилл. — Открыто!

В каюту боязливо заглянул незнакомый унтер с рыжими бакенбардами. Разглядев Авинова, он сразу как-то приободрился. По-журавлиному коряча ноги, переступил высокий комингс и затворил дверь за собою. Кирилл оторопело смотрел на незваного гостя. «Что за…»

По-своему поняв выражение на лице штабс-капитана, рыжий мигом сорвал с головы матерчатую фуражку.

— Товарищ Юрковский, — сказал он негромко, роясь в кармане, — тут вам просили передать…

Доковырявшись, наконец, до бумажонки, сложенной вчетверо, унтер передал её Авинову. Обалдевший Кирилл механически принял листок, по-прежнему ничегошеньки не понимая. «Что за цирк? — вертелись мысли. — Какой ещё Юрковский? А я здесь при чём? И почему вдруг — товарищ?..»

Рыжий неловко затоптался, его короткие, толстые пальцы нещадно мяли фуражку.

— Виктор Палыч… — залебезил он просительно по стародавней холопской привычке.

По привычке барской, Кирилл выискал в кармане кителя новенькую ассигнацию и одарил ею унтера.

— Премного благодарны! — поклонился тот.

Дверь тихонько закрылась за вышмыгнувшим «почтальоном», а штабс-капитан всё смотрел и смотрел на узкую створку, словно наглядеться не мог.

— И как это понять? — громко спросил он.

Развернув листок, Авинов пробежал глазами послание, написанное печатными буквами. Не поверил, прочёл ещё раз:

Кирилл задом вернулся к койке и осторожно присел. Растерянность была полнейшая. Потом всё же маленькие серые клеточки взяли своё — повертели кубики так и сяк, да и сложили вместе. «Юрковский» плюс «Виктор Палыч» получается Виктор Павлович Юрковский. Он же Эфенди — это такая кличка шпионская, называется «оперативный псевдоним». Эфенди явно не из нижних чинов, он офицер, иначе унтер искал бы адресата в кубриках. Всё правильно: этот рыжий у Эфенди в связных, а сам Юрковский — агент разведки! Причём красный агент. Не зря же — «товарищ»! Тогда Визирь — какой-нибудь… этот… резидент. И тоже — большевичок…

Авинов задумчиво потёр виски. Факты складываются только таким образом, иначе — чепуха на постном масле! Верно, всё верно… Но он-то здесь при чём?!

И тут рассудочный сумрак осветила вспышка озарения — да его ж разыгрывают! Выдохнув с облегчением, Кирилл повеселел даже.

— Вот, мерзавцы! — хмыкнул он добродушно.

Интересно, кто же это его провёл? Авинов снова глянул в записку. Бесполезно. Разве по печатным буквам угадаешь почерк? Гришко, наверное… Или Шевелёв. Томин, тот тоже горазд на… хм… на шалости. Почтовый ящик у них! Шпионы задрипанные… И главное, какое место выбрали — Бебек! Знают же, сволочи, что там Дашка живёт…

Улыбаясь, Кирилл подкрался к двери — и резко открыл её. Нет, хихикавших друзей за нею не оказалось.

— Всё равно сволочи… — проворчал он и запер дверь.