Великий Город-Царь, столица цезарей и султанов, медленно вставал из моря. Константинополь походил на сновидение, воплотившееся в яви. Глаза жадно шарили по куполам Святой Софии и Голубой мечети, по башням Топ-Капы и зубчатым стенам Юстиниана. Справа открывался шумный азиатский Стамбул — прибрежные дворцы, утопавшие в зелени садов, карандашики минаретов, полоски белых домов под сенью горы, где, по преданию, Сатана искушал Христа. А далече таяли в тумане Принцевы острова.

В порту было не протолкнуться — зачуханные пароходы-угольщики тёрлись о белые борта судна-госпиталя «Мавритания», между серых громад линкоров шныряли рыбачьи лодочки-канки.

— Гульнём, стало быть, — бодро сказал ординарец, оглаживая полный бант солдатских Георгиев,[13] — ваше-блародие?

— Это тебе можно гулять, Кузьмич, — рассмеялся Авинов, — а я человек семейный!

Сойдя на берег, Кирилл словно окунулся в море разливанное красных фесок, шумнокипящее от тысяч гортанных голосов, от щёлканья бичей арабаджи, гордо восседавших на козлах фаэтонов, от гудков автомобилей, тыкавшихся в толпе, от воя побирушек, зазывных воплей уличных продавцов, протяжного крика муэдзинов, лая бродячих собак — священных животных, обижать коих не рекомендовалось…

Константинополь навалился на штабс-капитана, кружа голову и оглушая.

— Иншалла! Иншалла!

— Па-астаранись!

— Дэнга, дэнга! Валлахи!

Турчанки, закутанные с ног до головы, с густыми вуалями на пол-лица, постреливали подведёнными глазками. Русские дамы щеголяли в платьях с заниженной талией, без корсетов, укороченных по моде — ниже колен.

О, женщины! Пока белогвардейцы били османов, отбирая Проливы, их боевые подруги рушили замшелые султанские порядки. Дамы, спасаясь от тифа, стриглись очень коротко или вовсе наголо, и эту «моду» моментально подхватили молодые османки. А ветер перемен всё сильнее раскачивал устои…

Тут и там, по всему Константинополю, распахивались двери увеселительных заведений — ресторанов «Режанс» и «Тюркуаз», «Сплендид» и «Айяспаша», «Московит», «Медведь», «Шерезаде», «Де Кавказ Дюльбер кафе»… Под этими вывесками пили коньяк, отплясывали шимми и плевать хотели на скучные запреты мулл.

Но истинным «потрясением основ» стали купания — мужчины и женщины вместе окунались в море, в одних трико, — о, Аллах!

Район Фулюрие, славный платановыми рощами и чистейшими родниками, где османы целомудренно наслаждались пением зеленушек, стал излюбленным пляжем для русских, тут же перекрещенным ими во «Флорию»…

…Сговорившись с густо обволошенным арабаджи, Кирилл поехал в Бебек.

Бебек — это тихий и спокойный пригород Константинополя. Он раскинулся на холмах, заросших акациями, вечнозелёным дубом и плакучими ивами. Зелёные холмы плавно нисходили к берегу Босфора, по которому так приятно совершать променад, любуясь шикарными видами азиатского Стамбула.

Жизнь в Бебеке протекает плавно и размеренно. Здесь нет базаров и шумных улиц, только роскошные виллы, увитые огромными чайными розами. Их бывшие владельцы — разнообразные паши и беи — куда-то подевались, но жилплощадь пустовала недолго, пришли новые хозяева. А в беломраморном палаццо «Хасеки» адмирал Колчак поселил сестричек милосердия — Диану Дюбуа, Варю Непенину и Дашу Авинову.

Приблизившись к кованым воротам виллы, Кирилл счастливо вздохнул. Он жив-здоров, на бирюзовых босфорских водах покачивается эсминец «Новик», украшенный флагами расцвечивания, из кондитерской «Нисуаз» истекает сладчайший сдобный запах, мешаясь с ароматом роз, а вон за той колоннадой его ожидает любимая женщина…

Ступив на тёплые камни подъездной аллеи, штабс-капитан тут же ощутил присутствие четвёртого обитателя «Хасеки» — здоровенного котяры, хитрющего Кошкинзона.

Кошкинзон принялся усиленно тереться об ноги Авинова, то и дело перебивая мощное мурлыканье жалобным мявом.

— Нет, ну ты посмотри, какой бессовестный! — возмутилась чёрненькая Диана, неузнаваемая в модном бирюзовом платье. — Два фунта рыбы слопал, обжора, а ему всё мало! Привет, Кирилл!

— Привет, Дианочка. Всё пленяешь?

Девушка весело рассмеялась, радуясь жизни, красоте — своей и мира, а штабс-капитан вспомнил почему-то прошлую зиму, когда они брали Екатеринодар, и как мучилась тогда Диана, раненная в грудь, как кричала: «Во-оздуху-у! Не могу-у!..»

— А моя где?.. — спросил Кирилл, старательно улыбаясь.

Диана открыла дивный ротик, но дать ответ не успела.

— И-и-и-и-и!

С этим «ведьминским» криком из тени портика выскочила Даша, промчалась босиком по дорожке и с разбегу кинулась в Кирилловы объятия. Авинов подхватил жену и закружил её.

Слабенькая после перенесённого тифа, Дарья отъелась фруктов на тёплых «югах», впитала в себя солнце, надышалась лучезарным воздухом древней византийской земли — и расцвела. Девушка старалась не затягивать поясков, дабы не выставлять напоказ изящную, немыслимо тонкую талию. Прямой силуэт модного платья искажал её восхитительную фигуру, отводил бесстыжие взгляды, но ладони обмануть не мог — Авинов чуть ли не всею кожей ощущал податливое Дашино тело, гладкое и гибкое — и амфорную линию крутых бёдер, и тугую выпуклость груди…

Девушка обняла Кирилла за шею и прошептала, губами щекоча его ухо:

— Прямо здесь? Или в спальне?

— Или! — решительно сказал Авинов, не обращая внимания на хихиканье Дианы, и понёс свой наиприятнейший груз, свою Хасеки…[14]

…Вечерком девушки раскупорили кувшинчик настоящего домашнего вина, а Кирилла погнали в кондитерскую — за сладостями и вкусностями. Накупив всего, Авинов направил было стопы домой — и замер. Вилла Кемаль-паши. Вон она, совсем рядом. Кирилл нахмурился, в нём ворохнулось беспокойство. Он что, собирается почтовый ящик искать? Это же розыгрыш! А… если нет?

Сердясь на себя, штабс-капитан быстро дошагал до виллы, означенной таинственным «Визирем». Отсчитал третий столб от угла. Сунул руку между прутьев решётки, нащупал кирпич… Тот поддался. Холодея, Кирилл запустил руку в образовавшуюся щель. Пальцы его нащупали листок бумаги…

Авинов сжал бумажку в кулаке. Медленно задвинул кирпич на место.

«Вот зачем ты сюда полез? — клял он себя. — Кто тебя просил?» Всю радость и удовольствие смыла холодная волна тревоги. Что всё-таки происходит? Ладно, допустим, что это действительно тайный почтовый ящик красных. Допустим. Но он-то тут при чём? Спутали его? С кем? С этим… как его… Юрковским? А как это возможно? Да что творится, в самом-то деле?!

Кирилл быстро развернул записку.

Медленно, аккуратно сложив записку пополам, потом ещё раз, Авинов спрятал её в нагрудный карман. Всё, ваше благородие, подумал он, шутки кончились. Пора докладывать его превосходительству. Или, может, сразу в контрразведку? Н-нет, пожалуй… Для начала сыщем «Степаныча». Зададим задачу полковнику Тимановскому! Есть такая обязанность у строевого офицера — перекладывать свои проблемы на вышестоящих…

Сунув свёртки огорчённой Диане и наскоро распрощавшись с барышнями («Служба!»), Кирилл поспешил в город.

Марковцы разместились в казармах дворца Долма-бахчи, в коем ещё недавно вершил дела последний турецкий султан. Ныне тут слышалась русская речь, изредка перебиваемая английской и французской.